Леди Феникс
Шрифт:
— Черт… — Бармен покосился в мою сторону, и я поняла, что произнесла это вслух.
Хорошенькое дело: отец моего ребенка причастен к убийству, которое я еще час назад намеревалась раскрыть. А теперь? Я ничего не желаю знать об этом. Разумеется. Друзей, и уж тем более любовников стоит выбирать осмотрительнее. Репутация Тимура мне хорошо известна, но одно дело слухи, пересуды и прочее, а другое дело увидеть доказательства его вины собственными глазами. Это, знаете ли, впечатляет. Я так впечатлилась, что, похоже, до сих пор не могу прийти в себя. Стоп. С чего я взяла, что он причастен к убийству? С того, что на его столе
"У меня есть выбор", — твердила я себе, зная: на самом деле уже поздно. Не хотелось бы оказаться с ним по разные стороны баррикады, но уже поздно. Впрочем, по одну сторону мы все равно не были. Просто делали вид, что мы вместе. Оттого наша предполагаемая любовь и оказалась столь скоротечной. Надо уходить. Пусть женится на своей блондинке, она не будет восстанавливать справедливость в отдельно взятом городе, а я попытаюсь и опять получу по шее. Хотя временами мне везет. Только я не хочу, чтобы повезло сейчас. И не хочу верить, что он убийца. И видеть его чужим мужем тоже не хочу… Ага, и сама замуж не пойду. Кажется, это называется "собака на сене". Не съем, так хоть понадкусываю.
Жизнь показалась до того скверной, хоть волком вой. В разгар моего самокопания в баре появился Тимур. Вошел, огляделся и направился ко мне. Сел напротив, кивнув бармену. Тот подошел, Тимур попросил принести кофе и только после этого поднял на меня взгляд.
— Не в моих правилах делать тебе замечания, — заговорил тихо. — Но, помнится, ты потратила довольно много времени, обучая меня хорошим манерам.
— Я ведь уже извинилась. Охранник не виноват, он не хотел меня пускать.
— Не имеет значения, — пожал плечами Тимур. — Он уже уволен.
— Он действительно пытался меня остановить.
— Бедняга. Куда ему, ты, как всегда, с кавалерией, — без усмешки заявил Тимур. — Отвлечемся от его незавидной доли. Ты хотела поговорить.
— Хотела, — вздохнула я. — Правда, теперь не уверена, есть ли смысл.
— А что изменилось? — удивился он. Спросил насмешливо, но взгляд, сопровождавший эти слова, стал внимательным.
— Просто я решила, что должна тебе сказать, нет, попросить… но, поразмышляв в тишине…
— Вот видишь, поразмышлять иногда полезно.
— Тут ты прав.
Он выпил кофе, принесенное барменом, его молчание давило, а я все никак не могла решиться. Не могла начать разговор и уйти тоже не могла. Тимур взглянул на часы.
— Я не против посидеть с тобой в тишине, но, к сожалению…
— Просто поговорить у нас с тобой никогда не получалось, — с прискорбием констатировала я.
— На всякий случай хочу заметить: особо разговорчивой тебя не назовешь.
— Если ты о ребенке…
— Я о нем, дорогая, — усмехнулся
— Я хотела тебе сказать…
— И что же помешало?
Руки чесались запустить в него чашкой, но я сдержалась, помолчала немного, собираясь с силами.
— Если ты помнишь наш последний разговор в моей квартире…
— Я не жалуюсь на память. И что там было о ребенке? Или тогда ты еще ничего не знала?
— Знала. И хотела тебе сказать. Даже подготовила пространную речь. Но ты как раз вознамерился отпустить меня на свободу. Не буду цитировать дословно, но звучало это примерно так.
Тимур тихо засмеялся, качая головой.
— Отлично. Ты хотела, но я не дал тебе такой возможности. И ты кинулась в объятия к своему давнему любовнику. Надеюсь, он тебя утешил. Вы друг друга стоите.
— Это не то, что ты думаешь, — вяло заметила я, отлично понимая, что все слова бесполезны.
— А что я думаю? — опять засмеялся он. — Вот что, дорогая. Я никогда не относил себя к категории людей, которые умеют легко прощать, и за меньшие грехи мог поквитаться так, чтобы другим неповадно было, и тебя раздавил бы как таракана, глазом не моргнув. Да вот беда, не могу я собственного ребенка оставить сиротой. Так что мой тебе совет: топай отсюда и впредь постарайся не попадаться мне на глаза.
— Ну, вот и поговорили, — пробормотала я, поднимаясь, но тут же вновь сползла на стул. — Послушай, я всегда считала… — Я усмехнулась и покачала головой. — Ты стал жертвой упаковки, дорогой. Думал, что берешь одну женщину, а получил совсем другую. И когда ты решил уйти, я подумала: ты это понял. И ничего не стала говорить о ребенке, потому что знала: ты не сможешь уйти в этом случае. И была уверена, что поступаю правильно. А теперь я совсем в этом не уверена.
— И что это меняет? — удивился он.
— Ты собираешься жениться? — Я и не догадывалась, как нелегко будет произнести эти слова.
Тагаев усмехнулся:
— Вот в чем дело. По-твоему, мне следует уйти в монастырь, благословив вас с Дедом на долгую счастливую жизнь?
— Мне это даже в голову не пришло. Если ты любишь эту женщину…
— Заткнись, а? — устало попросил он.
— Если ты в самом деле так решил, — упрямо повторила я. — Что ж, придется мне это пережить. Но если… Тимур, очень прошу, не усложняй все, когда и без того ситуация хуже некуда. Я не знаю, что делать. Боюсь, ты тоже не знаешь.
— Не знаю, — кивнул он, поднимаясь. — Чего проще, взять и сказать: "Тимур, я тебя люблю". Но ты ведь этого не скажешь. И ты и я знаем, почему: врать не любишь. А все остальное… Если держаться друг от друга подальше, то вроде ничего. Жить можно. — Он сделал шаг в сторону, я схватила его за руку, но он ее отдернул. — Перестань. — И ушел.
Мне здесь тоже делать было нечего, и я побрела к выходу.
Сашка встретил меня в холле. Дед еще не вернулся, и я сочла это большой удачей, сейчас мне не хотелось встречаться с ним. Взяв Сашку на руки, я устроилась в кресле и минут пятнадцать разглядывала пол, пес беспокойно ерзал, поглядывая на меня, а я бездумно почесывала его за ухом. Решение пришло внезапно. Я прошла в свою комнату, достала спортивную сумку и начала собирать вещи. Это вызвало у Сашки интерес. Он бегал от кровати к шкафу и обратно и все норовил заглянуть мне в глаза.