Леди Феникс
Шрифт:
Дед, видя мою задумчивость, должно быть, решил, что его слова возымели нужное действие, воодушевился и продолжал уже отеческим тоном:
— Ты сама сказала, он собирается жениться, и ты вроде бы ничего против не имеешь. Тогда какой смысл в твоем поступке?
— Никакого, — вздохнула я. — Я тебе больше скажу: я вообще смысла не вижу. По крайней мере, в своей дурацкой жизни.
Я тут же пожалела об этих словах, потому что он вдруг весь как-то съежился, и в его глазах мелькнул страх. Очень
— Ты с ума сошла, — пробормотал он, а я покачала головой.
— Извини. Я совершенно не это имела в виду, мысли о суициде меня не посещают.
Но мои слова его не успокоили, более того, напугали еще больше. Он подошел, положил руку мне на плечо, сжал его и заговорил:
— Детка, у тебя тяжелый период, его надо просто пережить. Поверь мне… И лучше, если мы… Хорошо. Помни об одном: я всегда рядом и всегда готов помочь.
— Спасибо, — сказала я, похлопав его по руке.
— Вот и отлично. Не возражаешь, если сегодня я все-таки останусь у тебя?
Ну вот, он опять добился своего, и мне нечего было возразить. Человек обо мне беспокоится… Не хватает только, чтобы Дед решил, будто меня в самом деле посещают мысли о самоубийстве, и вознамерился обретаться рядом, дабы предотвратить роковой шаг.
— Давай спать, — сказала я, поднимаясь, и пошла стелить ему постель.
Утром, завтракая, он был молчалив и задумчив, приглядывался ко мне. Я сияла, как новенькая монетка, давая понять, что вчерашние глупые мысли уже в прошлом и спасать меня не надо.
На работу мы поехали вместе, расстались в холле, и я вздохнула с облегчением. Не успела я войти в свой кабинет, как там появился Ларионов.
— Каримова в поезде не было, хотя билет он в самом деле купил, — с порога заявил он. — Я навел справки, где он может обретаться.
— И что?
— Везде и нигде. То есть его земляки утверждают, что податься ему некуда. Но это ведь ничего не значит. Я вот что подумал… — сказал Ларионов, устраиваясь на стуле. — Такому поведению должна быть причина.
— Не поверишь, я думаю о том же, — с серьезной миной ответила я, Ларионов поморщился.
— Я знаю, что ты меня терпеть не можешь, но если мы работаем вместе… расскажи мне, в чем там дело… Поиски могли бы быть более эффективными.
— Ты знаешь то же, что и я. Девчонка не появляется дома, а ее парень вместо того, чтобы ехать на родину, болтается где-то здесь. Как ты верно заметил, этому должна быть причина. Первая: большая любовь. Он просто не желает оставлять любимую.
— А вторая причина?
— Он не желает ее оставлять, но большая любовь здесь ни при чем. И тут уместно вспомнить о недавнем убийстве.
— Думаешь, Каримов к нему причастен?
— Или
— Какого хрена менты не чешутся?
— Не видят повода вмешиваться.
— Так растолкуй им…
— Дельный совет. Что еще?
— Ребенок Зотовой действительно умер на седьмой день. Никаких сомнений.
— Один ребенок умер, а другой через неделю после этого родился, — пробормотала я.
— Если ты имеешь в виду Юлю Бокову, то родилась она за сотню километров от их города. Сколько еще детей родилось в тот день в округе?
— Должно быть, немало.
— Вот именно.
— Что тебя смущает?
— Не знаю, — честно ответила я.
— Ребенок умер, подтверждением чего являются сохранившиеся документы. Двадцать лет назад было совершенно немыслимо похитить ребенка, если ты об этом.
— Немыслимо для рядового гражданина. А для Бокова?
Ларионов задумался.
— Чисто теоретически это возможно, но… Ребенок умер, по крайней мере, я склонен в это верить.
— Отлично, — кивнула я, не желая продолжать разговор.
Ларионов поднялся и ушел. Скорее всего он прав, и мои подозрения не более чем разыгравшаяся фантазия. Почему я склонна верить им, а не документам. Только потому, что они объясняют странное поведение Нины? Впрочем, и тут наверняка не скажешь. Я знаю слишком мало, чтобы делать такие выводы. Я подумала позвонить Ирине Константиновне, но тут раздался звонок, и я с некоторым удивлением поняла, сняв трубку, что звонит хозяин шашлычной.
— Ольга Сергеевна, хотел бы с вами поговорить.
— Говорите, — подбодрила я.
— Вам надо встретиться с одной женщиной. Она через полчаса будет у меня.
— Ей что-то известно о Юле?
— Нет. Но… лучше вам с ней поговорить.
— Хорошо, я приеду.
Хозяин пасся возле входа в шашлычную, увидев меня, шагнул навстречу с очень серьезной физиономией.
— Она в моем кабинете, — сказал тихо, и мы прошли в кабинет.
Около окна сидела женщина средних лет в цветастом платье, я безошибочно определила в ней продавщицу с рынка, так и оказалось.
— Это Наталья, — кивнул Ашот. — Я вас оставлю, у меня дела, — сказал вежливо и удалился.
— Здравствуйте, — улыбнулась я, устраиваясь напротив. Женщина чувствовала себя неуверенно, на меня взглянула с сомнением и вдруг хихикнула.
— А они вас боятся. Чудно…
— Кто боится?
— Эти, чуркестанцы наши. Я голову ломала, кто придет, с кем надо поговорить, испугалась даже, и вдруг баба. А вы кто? — вновь хихикнула она.
— Не представляете, Наташа, как вы меня порадовали, — в ответ хихикнула я. — Пожалуй, вы одна из немногих в этом городе, кто меня не знает.