Легенды авиаторов. Исторические рассказы
Шрифт:
— К сожалению, ничего утешительного, — вздохнул Ларош. — Этот биплан был передан
на вечное хранение в петербургский Аэромузей, организованный Императорским
Всероссийским Аэро-Клубом. Его продемонстрировали российской публике на
Московской выставке 1912 года. А после Октябрьской революции самолет был
уничтожен. Но вообще-то еще в двенадцатом году ничего хорошего с ним не
происходило. Журнал «Аэро и автомобильная жизнь» тогда же возмущался «вандальским
отношением к священной реликвии авиации». Аэроплан не собрали, а просто свалили все
отдельные части на стенд, прислонили к столбам сбоку порванные крылья... и
успокоились.
Вася содрогнулся.
— Я даже слушать об этом не могу.
— Ладно, не будем сосредотачиваться на ужасном, — кивнул Ларош. — Мне тоже как-то
больно...
— А граф Ламберт что? — спросил Хопкинс. — В Россию возвращался?
— Остался во Франции, — сказал Ларош. — Всю жизнь работал с самолетами и умер в
Париже 26 февраля 1944 года. Во время нацистской оккупации немцы его, кстати,
разорили, закрыли его фирму и оставили без средств к существованию.
— Да, — после долгого молчания произнес Вася. — Вот это была жизнь!.. А фотографию
знаменитого полета кто сделал?
— Неизвестный фотограф, — ответил Ларош. — Но спасибо ему за эту память.
— Летчик номер восемь, — не мог успокоиться Вася. — Это ж надо! А вот я, к примеру,
летчик номер какой, интересно бы знать?
Он даже зажмурился, представляя себе все эти тысячи и миллионы.
— Да ладно тебе, Вася, — спокойно произнес Хопкинс. — Какая разница! Лишь бы летал
хорошо.
* * *
На фотографиях:
Граф Ламберт. Фото из журнала «Аэро и автомобильная жизнь» №3/1911.
Самолет Ламберта на Московской выставке 1912 года. Видно, что кресла пилота
заменили
стульями
с
отломанными
ножками
(это
особенно
возмущало
корреспондентов).
Лист из журнала «Наше время» за 22 октября 1909 года с фотографией знаменитого
полета
08. В небе над Курском
7 мая 1943 года, аэродром базирования Муковнино, у города Полотняный Завод
Капитан Альбер Литольф, заместитель командира группы, майора Жана Тюляна,
проводил последний инструктаж.
— Немцы, как мы знаем, готовят наступление под Курском. Наша задача — упредить их.
Предстоят бомбардировки транспортных коммуникаций противника. Будем уничтожать
основные аэродромы авиации противника, на которых разведкой установлено скопление
самолетов. Цельтесь точнее и не опаздывайте с открытием огня. Не допускайте
бесполезных заходов. Бейте как можно больше бошей, но избегайте вынужденных
посадок. Вопросы?
— Насчет еды, — подал голос аспирант Ив Майэ. — Нельзя ли там передать, что этот
птичий корм просто невыносим?
Вокруг засмеялись, но кое-кто оставался серьезным.
Майэ, как и многие другие «нормандцы», был аспирантом. Русские обращались к нему —
«товарищ младший лейтенант».
В советской армии все пилоты имели офицерский статус, поэтому с самого начала было
предложено — для соответствия статуса — присваивать «аспиранта» тем французам, кто
офицерских званий изначально не получил.
В Красной Армии звания аспиранта не было. А во французской армии не было звания
старшего лейтенанта. Поэтому аспиранта французской армии приравнивали к младшему
лейтенанту Красной Армии, младшего лейтенанта французской армии — к лейтенанту
Красной, и лейтенанта — к старшему лейтенанту. От капитана и выше сохранялось
соответствие воинских званий Франции и СССР.
И все французы — от аспирантов до капитанов — дружно страдали от непривычной
пищи.
Когда Майэ высказал старую претензию вслух, кругом зашумели. Советская Россия с
самого начала оказалась для французов страной весьма экзотической (даже не ожидали):
одни только морозы и сугробы чего стоили! А землянки? А жуткая весна — разливанное
море непобедимой грязи! Да мало ли что еще... Однако ко многому присмотрелись и
притерпелись.
Но вот гречневая каша поставила французских летчиков в тупик — сразу и навсегда. Они
не могли взять в толк, как этим странным продуктом можно питаться — да еще месяцами!
— Вообще-то идет война, — напомнил майор Тюлян. Он встал и заговорил сам, вместо
своего заместителя. — С продуктами тут не очень. И потом. Вы знаете, что у русских
другой подход. Фронтовики получают лучшее довольствие, нежели тыловики. Без
исключений. Рядовой, если он сражается, ест лучше, чем офицер в тылу. Это то, что мы
видели.
— Так насчет каши, — не унимался Майэ. — Давайте напишем их начальству.
Невозможно же.
На самом деле «начальство» знало про кашу и французов. Жалобы дошли до самого
«всесоюзного старосты» — Михаила Ивановича Калинина, которого иностранцы
называли «президентом СССР». Но и дедушка Калинин не проявил никакого сострадания.