Легенды и сказы лесной стороны

Афоньшин Сергей Васильевич

Спуститься бы в эту дыру-погребицу, узнать, от-

куда ветром дует, да игуменья около крутится. На

помогу к ней еще две карги из трапезной выползли,

глядят на молодца из-под клобуков, как змеи шипу-

чие. И на келейное окно поглядывают. Это там моло-

дая послушница, душой добрая, сердцем смелая, ли-

ком и станом красивая и потому им ненавистная.

Допоздна старался кузнец над дверью в погреби-

цу и.позвал игуменью попытать,

как дверь открыва-

ется да закрывается. Ключ-отмычку подал в руки

Агапеюшке:

— Ну-ка, матушка, попробуй, узнай, каково те-

перь открывается-закрывается.

Раз да другой замкнула да открыла игуменья по-

гребную дверь дубовую и диву далась:

— Ох, господи, да как легко-то да просто стало

супротив прежнего. И щеколды мягко, без стука па-

дают!

— Вот и ладно, мать игуменья, теперь и ручки не

натрудишь и пальчикам не больно. Ручки-то у тебя

белые да мягкие, бывало, чай, и князья и бояре на

них заглядывались, как медовухой гостей обносила.

Такие ручки жалеть да беречь!

Ох и любо же, радостно от слов кузнеца Агапеюш-

ке. И рукой, пропахшей ладаном, по щеке добрень-

ко его потрепала и за работу похвалила. Не догады-

валась только ханжа старая, что дверь в погребицу

теперь изнутри без отмычки запросто открывалась...

Наложили на Олену епитимью-наказание строгое,

монастырское за жизнь вольную, и сидеть ей в келье

под замком затворницей, глядеть на мир сквозь окно

зарешеченное. Во дворе сумерки, ушел за ворота чу-

мазый кузнец, только песенка его диковинная не хо-

чет из головы уходить, в ушах поет, выговаривает:

Левый — влево, правый — вправо,

И злодейка вниз пойдет!

А закрыть — наоборот...

Уж не об этих ли двух неприметных железных

головках, что торчат. из углов решетки, напевал этот

кузнец, что словно отроду свою рожу не мыл? Левую

головку влево повела. И правая вправо послушно ото-

шла. На решетку чуть-чуть понажала и еле в руках

ее удержала. Открылось окно келейное, хоть сейчас

из кельи беги, хоть погоди. Вот и река родная видна,

тускло блестит в сумерках, а в ней и месяц, и первые

звезды дрожат-отражаются. Текла бы Волга-матушка

под самой стеной, нырнула бы она, Олена, из окна

келейного да в самую глубину реки, до камней осет-

риных, до стерляжьего игрища!

Притаив дыхание, послушница злодейку-решетку

на место подтянула, неприметные головки в свои гнез-

да подвинула. И никаких примет: как тут была ре-

шетка железная! А послушница Олена на тяжелый

стул опустилась в смятении:

— Господи, сыну божий, добрый, праведный! Не

ты ли сокола моего послал мне во спасение?

Радостно думать Олене, что в любую ночь может

покинуть эту душную келью, только бы знать, куда

бежать, где найти своего сокола. Али ждать, когда

сам придет, позовет? И снова к окну подошла, сквозь

решетку в сумерки глядеть туда, где Волга струится,

а в ней месяц и звезды дрожа отражаются.

Не скоро разыскал атаман Позолота потайную

щель подземного лаза под частокол монастырской

стены. Ощупью до погребицы добрался, наружную

дверь отомкнул, что недавно железом околачивал, к

Олениной келье прокрался и тихо-тихо в решетку по-

стучал. А перед рассветом тем же путем назад, к

Волге, выбрался. И отрадно было думать атаману,

что оставил свою Олену с надежей великой на жизнь

радостную и тревожную. Да оставил ей отмычку же-

лезную, точно такую, что игуменья на пояске под

черной одежкой носит. Темны ночи бабьего лета, сен-

тября — месяца осеннего. Но светлы и радостны ду-

мы Олены, подруги надежной Сарынь Позолоты...

Долго пропадал на стороне побратим инока Мака-

рия. Загрустили шестеро молодцов да и монашья бра-

тия: «Не попался ли атаман в руки злого ворога?»

И вот нежданно-негаданно появился он в новой келье

инока с тяжелой сумой на плече. Из сумы ковчежец-

ларец достал, дорогой цены, красы несказанной, ра-

боты мастера византийского, и на пол к ногам побра-

тима поставил:

— Вот получай, брат, на новоселье дарю. Достраи-

вай гнездо свое, не скупись, стеной обноси, укрепляй.

Только ордынца не задабривай. От ханов не откупать-

ся, а отбиваться надо. И мечом, и копьем, и людом

простым, православным!

Склонился инок Макарий над серебряной посуди-

ной, приоткрыл, качнул. И зазвенел ковчежец звоном

золотым да серебряным. И дивится монах богатству

подаренному. И дивится, и страшится:

— Кого, какую обитель ограбили?

— О том побратима не спрашивают. Принимай,

не выпытывай. Рук не прожжет, грехов не прибавит.

Все по святому писанию: «Кесарево — кесарю, бого-

во — богу!» А то, что на речке Керженке захороне-