Ленин. Социально-теоретическая реконструкция

Краус Тамаш

Ленин стремился «привить» диалектику как методологию действия организационным и политическим акциям «повседневной массовой борьбы», что позволило бы избежать судьбы тех бунтарских группировок, которые не подготовились к этой борьбе и из-за отсутствия опыта массовой борьбы дошли «до отчаяния и до анархизма». Таким образом, Ленин «вернул» в марксизм «единство и взаимосвязь» теории и политической практики. В теоретическом плане он понимал диалектику как философско-теоретическое и практическое средство, метод преодоления в историческом и социальном смысле капиталистической системы.

В том же 1913 году была написана получившая позже известность статья «Три источника и три составных части марксизма», [513] напечатанная в третьем номере большевистского журнала «Просвещение». В этой статье Ленин писал не о практическом, политическом, а в первую очередь о научном значении диалектики. Упомянув о послужившей источником системе Гегеля, Ленин определил историко-философскую заслугу Маркса в том, что последний разработал материалистическую диалектику, «т. е. учение о развитии в его наиболее полном, глубоком и свободном от односторонности виде, учение об относительности человеческого знания, дающего нам отражение вечно развивающейся материи». Другим достижением Маркса в этой области он считал исторический материализм: «Хаос и произвол,

царившие до сих пор во взглядах на историю и на политику, сменились поразительно цельной и стройной научной теорией, показывающей, как из одного уклада общественной жизни развивается, вследствие роста производительных сил, другой, более высокий…». [514]

513

Ленин В. И. ПСС. Т. 23. С. 40–48.

514

Там же. С. 43–44.

И обобщив в ясной и популярной форме социально-философскую и экономическую суть марксизма, практические политические следствия теории прибавочной стоимости, а также «учение о классовой борьбе», Ленин писал: «Только философский материализм Маркса указал пролетариату выход из духовного рабства, в котором прозябали доныне все угнетенные классы. Только экономическая теория Маркса разъяснила действительное положение пролетариата в общем строе капитализма». [515]

515

Там же. С. 47.

Таким образом, Ленин считал марксизм продуктом истории, который, по его оценке, стал настоящей революцией в истории мысли XIX в., обобщив все ее важнейшие достижения: немецкую философию, английскую политическую экономию и французский социализм. В этом смысле он считал марксизм «высшим достижением цивилизации». Ленин одним из первых понял, что марксизм станет одним из главнейших направлений развития научной мысли XX в.

В это же время, в 1913 г., Ленин изучал переписку Маркса и Энгельса. Четырехтомная публикация их писем на немецком языке с научной точки зрения оставляла желать много лучшего, поскольку ее редакторы, прежде всего Эдуард Бернштейн, преследовали актуальные политические цели и не считали научную точность своей главной задачей. 1386 писем, включенные в издание, во многих случаях были сокращены и не снабжены научным аппаратом. Ленин законспектировал около 300 писем. Свои впечатления он обобщил в пространной статье, написанной поздней осенью 1913 г., но опубликованной в «Правде» только в ноябре 1920 г. В качестве главного вывода, извлеченного на основе изучения переписки, Ленин снова обратил внимание на диалектику: «Если попытаться одним словом определить, так сказать, фокус всей переписки, — тот центральный пункт, к которому сходится вся сеть высказываемых и обсуждаемых идей, то это слово будет диалектика. Применение материалистической диалектики к переработке всей политической экономии, с основания ее, — к истории, к естествознанию, к философии, к политике и тактике рабочего класса, — вот что более всего интересует Маркса и Энгельса, вот в чем они вносят наиболее существенное и наиболее новое, вот в чем их гениальный шаг вперед в истории революционной мысли». [516]

516

Там же. Т. 24. С. 264.

Очевидно, что в соответствии с задачами данной статьи в ней, в отличие от «Эмпириокритицизма», Ленин выдвинул на передний план преимущество диалектического материализма по сравнению с механистическим, «эволюционистским» мышлением. Эта работа de facto стала одной из интеллектуальных предпосылок того интереса, с которым Ленин приступил к изучению диалектики Гегеля. В то же время это свидетельствует о том, что при изучении развития ленинской мысли нельзя проводить механических границ.

Вся эта проблематика получит надлежащее историческое освещение лишь в том случае, если в интересе Ленина к диалектике мы будем считать определяющей тенденцией преемственность. Нет резких переломов, но существуют заметные смещения акцентов, наблюдается выдвижение определенных проблем на передний план, и значения этого нельзя недооценивать. Все это очень важно, если мы хотим точно понять теоретическую и политическую деятельность Ленина в годы войны. Уже много лет назад в исторических и теоретических трудах советских авторов было однозначно документировано, что Ленин еще с начала 1890-х гг. сознательно стремился усвоить «диалектический метод». Интересно лишь то, что спустя сто лет, начиная с 1990-х гг., спор снова возобновился. Как мы видели, конкретная историческая дискуссия снова, как и несколько десятилетий раньше, посвящена отношению Ленина к Гегелю. Однако Ленин усвоил и интерпретировал диалектику не только через посредство Маркса. В суровых «русских условиях» он в определенной степени «воспитывался» на работах Чернышевского и в еще большей степени — Плеханова, которые по-своему толковали вопросы диалектики, но никогда не придавали ей такого теоретического и практического значения, как Ленин, который видел в диалектике не просто средство «научного созерцания», но все более сознательно считал ее органической частью деятельности по «изменению мира». Комментируя в «Философских тетрадях» философские идеи Плеханова, в частности своеобразную плехановскую критику кантианства, Ленин отнес ее к «вульгарно-материалистическому» направлению, которое придерживалось скорее фейербаховской, чем марксистской, диалектически-материалистической линии: «1. Плеханов критикует кантианство (и агностицизм вообще) более с вульгарно-материалистической, чем с диалектически-материалистической точки зрения, поскольку он лишь a limine (с порога — Т. К.) отвергает их рассуждения, а не исправляет (как Гегель исправлял Канта) эти рассуждения, углубляя, обобщая, расширяя их, показывая связь и переходы всех и всяких понятий. 2. Марксисты критиковали (в начале XX века) кантианцев и юмистов более по-фейербаховски, чем по-гегелевски». [517]

517

Там же. Т. 29. С. 161.

А между тем отечественная, «русская революционная традиция», правда отягощенная интеллигентской склонностью к сектантству и, мягко говоря,

не отличавшаяся утонченной теоретической сознательностью, руководствовалась именно практическими мотивами, нуждами движения. Например, в России рубежа XIX–XX вв. практически нельзя найти крупного марксистского мыслителя, философа, за исключением Плеханова, что, несколько упрощая ситуацию, вытекало из своеобразия данного исторического региона. (Зато здесь можно найти много выдающихся революционных организаторов, историков-идеологов, социологов и даже экономистов, которые «поставляли» революционную идеологию. Достаточно вспомнить Мартова и Маслова, Сталина и Ярославского, Мартынова и Богданова, Покровского и Ольминского, Троцкого и Радека, Преображенского и Бухарина и т. д.). Ранний интерес Ленина к диалектике тоже объясняется в основном теоретическими причинами и одновременно нуждами рабочего движения, поскольку он не нашел в то время «готового» научно приемлемого решения, которое можно было бы противопоставить обремененной ностальгией, морализирующей и социологизирующей «критике режима», характерной для различных направлений народничества. Ленин уже и тогда решительно отвергал господство философских и моральных законов над практикой. Его отношение к философии лучше всего выражало одно из утверждений Маркса, содержащееся в «Тезисах о Фейербахе»: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Диалектика стала «репликой» к вопросу об «изменении мира». Во всех случаях, когда подобные теоретико-методологические проблемы выходили в творчестве Ленина на передний план, происходил какой-либо значительный исторический поворот. Именно в таких ситуациях Ленину приходилось с особой силой сталкиваться, с одной стороны, с абстрактными конечными целями, конечными ценностями, верой в «спасение», а с другой стороны — с «эмпиризмом» и тактической поверхностностью, отрекающейся от конечных целей, активно искать практические шаги, переходные, промежуточные меры и практические альтернативы, ведущие к конечной цели, к «социалистической революции».

Как мы уже видели ранее, Ленин, например, считал политикой, выведенной из абстрактных принципов, теорию перманентной революции Парвуса и Троцкого, а также неограниченную привязанность анархистов к конечным целям. Защищая диалектику, он с переменной интенсивностью, в борьбе с разными противниками неизменно критиковал те теории, которые ограничивали или парализовывали деятельность революционного движения, стимулировали авантюристические выступления, усиливавшие изоляцию рабочего движения. Именно поэтому он отвергал политику терроризма, а также независимую от конкретных ситуаций абстрактную революционность, сторонники которой действовали под отвлеченным девизом «будь всегда и во всех случаях революционнее других».

Таким образом, в сентябре 1914 г. Ленин, вернувшись из Поронино в Берн, не случайно обратился к книге Гегеля «Наука логики», [518] которую он прочитал в городской университетской библиотеке. Чтение книги закончилось 17 декабря, почти за четыре месяца работы над книгой Ленин сделал столько выписок и замечаний, сколько никогда не делал при чтении других книг. Эти выписки и замечания были записаны Лениным в трех тетрадях с общей нумерацией страниц (1-115). [519]

518

См.: Wirth 'A. Lenin, a fi loz'ofus. Р. 23.

Из письма Н. К. Крупской к М. А. Ульяновой от 20 июня 1899 г. выясняется, что Ленин уже в ссылке серьезно изучал философию: «Мы все живем по-старому. Володя усиленно читает всякую философию (это теперь его официальное занятие), Гольбаха, Гельвеция и т. п. Я смеюсь, что с ним скоро страшно будет говорить, так он этой философией пропитается». В воспоминаниях П. Н. Лепешинского также подчеркивается, что Ленин уже в ссылке читал «Логику» Гегеля. См.: Ленин В. И. ПСС. Т. 55. С. 411;

Tal'alkoz'asok Leninnel. Kossuth. Budapest, 1970. P. 30.

519

См.: Ленинский сборник. Т. IX. Гиз. М.-Л., 1931. С. 3.

Ленину было что осмыслить теоретически, ведь, как мы уже подчеркнули, мировая война стала катастрофическим поворотом во всей истории XX века. [520] Таким образом, «гегельянский экскурс» Ленина может рассматриваться своего рода подготовкой к этому повороту и вытекавшим из него практическим политическим задачам. Как свидетельствуют сделанные Лениным конспекты, «Логика» Гегеля, несомненно, дала ему стимул для анализа, понятийного осмысления новой исторической ситуации, «нового качества», для приспособления политики к новым условиям. Если в мышлении Ленина произошел перелом, то он выразился прежде всего в том, что наряду с гносеологическим подходом, а отчасти и в противовес ему на передний план выдвинулся важный с точки зрения политики и рабочего движения исторический, онтологический, «функциональный» подход к проблемам, который позже окажется особенно плодотворным при анализе национального вопроса. [521] В годы войны одна за другой были написаны получившие с тех пор известность и многократно цитированные работы Ленина об отношении левых социалистов к войне, о национальном вопросе, о национальных движениях и рабочем движении, об отношении социал-демократии к праву наций на самоопределение и, конечно, частично уже рассмотренные выше книги об империализме, а также о государстве и революции.

520

Об этом см.:

Hobsbawm Е. A sz'els"os'egek kora. Р. 9–18.

521

Ленинский сборник. Т. IX. С. 177, 181. В ленинских замечаниях к книге Гегеля хорошо отражается изучение «переходов» «от общего к частному» и «от частного к общему», осмысление взаимозависимости, «содержания и формы», «метода и науки», «познания и действительности», «теории и практики». Ленин во многих аспектах обдумал важность диалектики и значение практики, как это видно, например, из следующих записей: «Нельзя вполне понять “Капитала” Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса 1/2 века спустя!!!» «Гегель действительно доказал, что логические формы и законы не пустая оболочка, а отражение объективного мира. Вернее, не доказал, а гениально угадал». См. далее ленинские замечания об абстрактных и конкретных понятиях в связи с проблемой образования понятий. Там же. С. 183, 185.