Ленин. Социально-теоретическая реконструкция

Краус Тамаш

На этой политической основе Ленин в первые недели войны, после голосования за военные кредиты, и в организационном отношении порвал с «социал-шовинистским» и «центристским» направлениями в социал-демократии. В этом вопросе он занял вполне последовательную позицию, теоретически и политически обосновав организационный разрыв с официальной социал-демократией. Он был твердо убежден в том, что не может быть никаких компромиссов с теми, кто поддержал войну. Как мы уже видели, с самого начала войны вся революционная стратегия Ленина строилась на неприятии компромиссов со сторонниками войны и «половинчатыми пацифистскими решениями», поскольку он был уверен в том, что социал-демократическое рабочее движение во всей Европе должно быть полностью реорганизовано на революционной основе. Поскольку «официальная» социал-демократия оказалась совершенно глуха к этому замыслу, Ленин неоднократно адресовал свои мысли непосредственно солдатским массам, которые использовались на войне в качестве пушечного мяса и интересы которых он старался выразить. К этим своим работам, близким по жанру к воззваниям, Ленин относился как к составной части субъективной подготовки революционной ситуации. Организационный разрыв с «центристами» и призыв к созданию нового Интернационала были новыми и важными элементами этой (организационной) политики. В марксистской философской литературе (Андерсон, Херман и др.) эта политическая позиция описывается в том смысле, что на начальном этапе войны Ленин, опираясь на работы Гегеля, развил радикальную концепцию субъективности. Под этим следует понимать то, что после начала войны Ленин сумел разглядеть историческую ситуацию, в которой могло произойти пробуждение самосознания личности и масс, позволяющее «построить» на нем революционную политику. Иначе говоря, Ленин дал теоретическое и практическое выражение своему убеждению, что объективное положение вещей может быть изменено, что против войны может выступить даже лишь десять человек, поскольку в сложившейся ситуации кроется возможность присоединения к ним миллионов людей.

Частью этого поворота было появление в сентябре 1915 г. Циммервальдской левой, а также замысел будущего III Интернационала. Несмотря на то что революционная левая группировка была в меньшинстве по сравнению с «центристами», на циммервальдской конференции она добилась определения кровопролития, требовавшего миллионов человеческих

жизней, как империалистической войны, прояснив тем самым ее важнейшие причины и цели. Создание Интернациональной социалистической комиссии свидетельствовало о подготовке общеевропейской альтернативы социал-шовинистам, господствовавшим в Интернационале, а также, собственно говоря, и самому Интернационалу. [537] В то же время нельзя забывать и о том, что в то время за «разрыв» пришлось заплатить высокую цену, ведь он ослабил пацифистские силы действующего Интернационала. В результате этого организационный разрыв казался (а часто и сейчас кажется историкам) результатом «сектантской» позиции. Многие не понимают, почему Ленин встал на эту «непримиримую» позицию. [538] Помимо уже указанных выше соображений, он во многих работах писал о том, что после начала войны уже нет смысла следовать «военной» или пацифистской логике традиционных социал-демократических политических партий или их крупных или мелких фракций, поскольку эта логика не указывает пути к прекращению войны. Этому отсутствию перспективы противостоит только революционная политическая стратегия, основным вопросом которой станет «привлечение», «покорение» вооруженных рабочих, крестьянских и солдатских масс. Старая социал-демократия была неспособна решить эту задачу, и Ленин считал, что настало время для международной подготовки революции. Как мы уже видели, основную предпосылку такой подготовки он видел в создании необходимых для нее новых политических и организационных рамок вплоть до выработки конкретных лозунгов. Другая предпосылка виделась ему в создании центра практической организационной работы, вокруг которого сложится общеевропейское революционное интернационалистическое направление. В своей статье, посвященной оценке циммервальдской конференции, [539] Ленин ясно дал понять, что необходимо организационно оформить то направление в социал-демократии, которое твердо убеждено в том, что «война создает в Европе революционную ситуацию, что вся экономическая и социально-политическая обстановка империалистической эпохи ведет к революции пролетариата». Таким образом, Ленин считал «просвещение» и «прозрение» пролетариата составной частью складывания революционной ситуации. Ссылаясь на революцию 1905 г. и «предвидение» этой революции, он отметил, что «предвидение» революции является частью ее предыстории: «Революционеры до наступления революции предвидят ее, сознают ее неизбежность, учат массы ее необходимости, разъясняют массам пути и способы ее». [540] (На значение проблемы предвидения указал Антонио Грамши в своих написанных в тюрьме Муссолини работах, посвященных наследию Ленина). [541]

537

Об истории конференции см.:

Jemnitz J. A nemzetk"ozi munk'asmozgalom. P. 334–358.

О роли Ленина на конференции подробнее см.:

Vad'asz S. Lenin 'es a zimmerwaldi baloldal. Akad'emiai kiad'o. Budapest, 1971.

538

«Непримиримость» Ленина, конечно, не простиралась так далеко, чтобы большевики игнорировали циммервальдскую конференцию, больше того, взгляды Ленина, напротив, оказались в центре дискуссий, хотя в сентябре 1915 г. на его стороне была лишь дюжина из более 30 делегатов европейских социал-демократических партий. Роза Люксембург и Карл Либкнехт находились в то время в тюрьме.

539

Ленин В. И. Революционные марксисты на международной социалистической конференции 5–8 сентября 1915 г. (Опубликовано в № 45–46 газеты «Социал-демократ» 11 октября 1915 г.)// Ленин В. И. ПСС. Т. 27. С. 43–17.

540

Там же. С. 46–47.

541

А. Грамши дал точную формулировку «предвидения», согласно которой это «не акт научного познания, а научное выражение усилия, практический способ формирования коллективной воли». См.:

Gramsci A. Filoz'ofiai ir'asok. Р. 195.

Следовательно, «предвидение» — «чисто идеологический» акт и как таковой играет в истории важную роль. Похожее и заслуживающее внимания мнение об этой роли высказал Эрик Хобсбаум:

Hobsbawm Е. A jelen mint t"ort'enelem// Hobsbawm E. A t"ort'enelemr"ol, a t"ort'enetir'asr'ol. Napvilag Kiad'o. Budapest, 2006. P. 261 и далее.

Собственно говоря, на все эти моменты Ленин ссылался осенью 1915 г. в полемике с Каутским, Мартовым и Аксельродом. На словах, — писал Ленин, — Мартов или Аксельрод могли бы быть представителями интернационализма, однако «настоящий», «базельский» интернационализм предусматривал на случай войны ориентацию на пролетарскую революцию, в то время как «центристы» не продумали до конца именно организационно-политических аспектов этого вопроса. Иначе говоря, не произошло разрыва со II Интернационалом. [542] Ленин еще в 1914 г. оценивал само начало войны как крах всех форм оппортунизма. [543] Он сформулировал свой тезис о превращении империалистической войны в гражданскую войну таким образом, чтобы он соответствовал и постановлению Базельского конгресса. В позицию Ленина и позже не вмещались аргументы реальной политики. Меньшевики часто упрекали его в том, что он не учитывает реальных настроений западноевропейских рабочих, «их веру в победу в войне». [544]

542

См.: Ленин В. И. Истинные интернационалисты: Каутский, Аксельрод, Мартов // Ленин В. И. ПСС. Т. 27. С. 52–58.

543

См.: Ленин В. И. Война и российская социал-демократия // Ленин В. И. ПСС. Т. 26. С. 13–23.

544

Там же. С. 20–21. См еще: Ленин В. И. Крах II Интернационала// Ленин В. И. ПСС. Т. 26. С. 209–265.

По мнению Ленина, рыхлое сплочение антивоенно-пацифистских сил не могло иметь никакого прогрессивного содержания, поскольку его «не поняли бы» представители действительно антивоенных, революционных сил. Альтернативой для Ленина могло быть только одно: старый Интернационал мертв (как сказала после голосования за военные кредиты Роза Люксембург, «немецкая социал-демократия — смердящий труп»), следовательно, началось сплочение революционных сил. Поэтому уход от этих кардинальных вопросов был в глазах Ленина тяжелейшим грехом, быть может, даже более тяжелым, чем открытый переход на сторону социал-шовинизма. В одной из своих статей, написанной летом 1915 г., но тогда не опубликованной, Ленин «классически» сформулировал это в полемике с Вл. Косовским, писавшим в бундовской газете о восстановлении старого Интернационала. Ленин не хотел и слышать о подобном «неорганичном» сплочении международных сил, указав на то, «каково развитие оппортунизма в Европе за последние десятилетия». [545] Эта твердая, идеологически обоснованная точка зрения Ленина, вытекавшая из всей истории марксизма, а особенно русского марксизма, в данной исторической ситуации превратилась в очень важную позицию, способствовавшую поступательному развитию событий.

545

См.: Ленин В. И. Спасибо за откровенность // Ленин В. И. ПСС. Т. 27. С. 24–25.

Сам Ленин, как мы видели, уже задолго до мировой войны предполагал возможность катаклизма, тем не менее август 1914 г. застал его, как и весь мир, включая все рабочее движение, врасплох. Но еще большим сюрпризом и разочарованием стало для Ленина то, что после начала войны ведущие группировки социал-демократии — от Вандервельде до Плеханова — покорились интересам военной политики. «Военные настроения» охватили даже и анархистов, ведь на службу войны против немцев встали такие известные теоретики, как Кропоткин, Корнелиссен или Малато. [546] Конечно, «национал-шовинистическое падение» многих социалистических группировок лишь на первый взгляд было неподготовленным и «необоснованным». Достаточно вспомнить, например, Пилсудского или Муссолини, которые очень наглядно иллюстрируют процесс смены рабочей политики и интернационалистической солидарности на националистическую идеологию защиты отечества, происходивший под влиянием национально-государственных устремлений. Таким образом, политической целью Ленина было именно обострение противоречий, которое дало бы возможность новому революционному направлению показать себя в самом чистом виде.

546

См.: Jemnitz J. A nemzetk"ozi munk'asmozgalom. Р. 15, 17, 34, 38.

Это — лучшая и наиболее подробная из известных мне работ по данной теме. См. еще: Тютюкин С. В. Война, мир, революция. Москва, 1972.

Ленин считал наиболее важным изучение скрывавшегося за идеологиями «функционирования» противоречивых экономических интересов, прежде всего столкновения «глобального» и «национального», поскольку без этого была бы невозможной оценка характера и перспектив войны. В контекст анализа этой проблематики укладывались все важнейшие идеологические и политические тезисы Ленина. Хотя в другой связи об этом уже говорилось в предыдущих главах книги, с рассматриваемой точки зрения также интересно, что в предисловии к брошюре Бухарина «Мировое хозяйство и империализм» Ленин подробно остановился на теории ультраимпериализма Каутского, изложившего в теоретических категориях перспективу империализма, что ослабляло революционную альтернативу. Известно, что Каутский нарисовал перспективу объединения крупных капиталистических концернов, крупных монополий финансового капитала в единый всемирный трест. Ленин обнаружил в этом вывод, аналогичный апологетическому выводу «струвистов» и «экономистов» 90-х годов XIX в., которые «преклонялись перед капитализмом, примирились с ним». Ультраимпериализм Каутского, то есть интернациональное объединение «государственно-обособленных империализмов», которое «могло бы» устранить войны и острые политические конфликты, Ленин относил к числу наивных утопий, в осуществимости которых, конечно, не мог быть убежден и сам Каутский, ведь в то время как раз шла мировая война. В толковании Ленина, смысл этой теории состоял в том, чтобы «утешить» всех тех, кто мечтал о возможности «мирного капитализма». Каутский действительно считал, что империализм

может быть «исправлен» и ему может быть придана «мирная форма». [547] Однако, по мнению Ленина, эта «оторванная от действительности» теория не относится к числу осуществимых предсказаний, поскольку в определенные периоды времени капитализм разламывается под тяжестью собственных внутренних противоречий, что классически доказывалось мировой войной. Ленин резко критиковал понятие империализма у Каутского, который понимал под ним лишь своего рода экспансионистскую политику. Ленин же, как мы видели, считал империализмом системную разновидность современного капиталистического хозяйства, общества и политики. По словам Ленина, теория Каутского представляет собой «мелкобуржуазное уговаривание финансистов не делать зла». [548] Следовательно, в глазах Ленина война была важным этапом на пути к крушению капитализма. [549] По похожим методологическим причинам Ленин крайне настороженно принял сформулированный Троцким и другими лозунг Соединенных Штатов Европы, имея в виду тот случай, при котором новая интегрированная государственная структура будет построена не на коллективистско-социалистическом фундаменте, а на подчинении «слабых» «сильным» и станет новой политической формой капитала. Согласно ленинскому анализу, на новом, империалистическом, деструктивном этапе своего развития капиталистическая система не способна освободиться от своих известных противоречий (национального и социально-экономического угнетения, бедности, эксплуатации, монополистической конкурентной борьбы за рынки сбыта и т. д.), а между тем, по оценке Ленина, эти противоречия сломают любое государственное единство, основанное на уничтожении национальных государств, поскольку «неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма». [550] Нужно отметить, что в среде большевиков вообще шла дискуссия о характере империализма, свет на которую проливает письмо Бухарина Ленину, написанное летом 1915 г. В этом письме Бухарин решительно выступил против публикации одной из статей М. Н. Покровского в «Коммунисте». Он был недоволен тем, что историк не понял новых черт развития империализма в контексте истории капитализма и потерялся в исторических параллелях. Интересно, что именно с этой точки зрения Бухарин критиковал и позицию Зиновьева, который не почувствовал новых исторических тенденций, проявившихся в колониальной политике. [551]

547

Об этом см.:

Ripp G. Imperializmus 'es reformizmus. Kossuth Kiad'o. Budapest, 1982. P. 185–204.

548

Ленин В. И. ПСС. Т. 26. С. 234.

549

Ленин В. И. Предисловие к брошюре Н. Бухарина «Мировое хозяйство и империализм» (декабрь 1915 г.)// Ленин В. И. ПСС. Т. 27. С. 94, 96,97. «…Раньше, чем дело дойдет до одного всемирного треста, до “ультраимпериалистического” всемирного объединения национальных финансовых капиталов, империализм неизбежно должен будет лопнуть, капитализм превратится в свою противоположность». Там же. С. 98.

550

«Но если лозунг республиканских Соединенных Штатов Европы, поставленный в связь с революционным низвержением трех реакционнейших монархий Европы, с русской во главе, совершенно неуязвим, как политический лозунг, то остается еще важнейший вопрос об экономическом содержании и значении этого лозунга. С точки зрения экономических условий империализма, т. е. вывоза капитала и раздела мира между “передовыми” и “цивилизованными” колониальными державами, Соединенные Штаты Европы, при капитализме, либо невозможны, либо реакционны». См.: Ленин В. И. О лозунге Соединенных Штатов Европы // Ленин В. И. ПСС. Т. 26. С. 351–355.

551

РГАСПИ. Ф. 2, оп. 5, д. 596, л. 1–2.

В споре с Г. Л. Пятаковым, позиция которого была близка бухаринской, Ленин, отвергая изучение империализма на основе (внешней) политики и мнений, преувеличивавших значение внутриполитической экспансии, выводил реальное политическое содержание нового этапа развития из «монополистического капитализма», сменившего свободную конкуренцию. При этом он пользовался характерными для него заостренными формулировками: «Свободной конкуренции, — писал он, — соответствует демократия. Монополии соответствует политическая реакция. “Финансовый капитал стремится к господству, а не к свободе”, - справедливо говорит Р. Гильфердинг в своем “Финансовом капитале”». [552] Поэтому политика и не может быть отделена от экономики, хотя в этих двух сферах и действуют не одни и те же законы, но в то же время между политикой и экономикой нужно сделать различие, потому что иначе невозможна политическая борьба. А между тем, по оценке Гильфердинга и Ленина, под влиянием развития империализма осуществляется «поворот от демократии к политической реакции», больше того, Ленин писал прямо о «замене демократии вообще олигархией» [553] (что подсказывает актуально-интересное толкование и при современных формах глобального господства капитала). Радикального устранения конкуренции в интересах повышения нормы прибыли трудно или вообще невозможно добиться в рамках «либерального самоуправления». В то же время отождествление экономики и политики, которым часто «грешили» «абстрактные интернационалисты», воспринималось как неприемлемый методологический недостаток. Ленин уже тогда подчеркивал, что «экономическая аннексия» вполне осуществима без политической, и этому есть много примеров в мировой экономике — например, Аргентина была на деле «торговой колонией» Англии без нарушения ее политической независимости. В то время независимые национальные государства уже часто становились экономическими вассалами более сильных держав. Таким образом, Ленин считал очевидным, что сильный финансовый капитал одной страны может скупить предприятия конкурентов в другой, политически независимой стране. [554]

552

Ленин В. И. ПСС. Т. 30. С. 93.

553

Там же. С. 93, 95.

554

Там же. С. 94–96, 98.

С методологической точки зрения большое значение в рассуждениях Ленина имеет осмысление «национального» момента в войне: «… Это есть война между двумя группами разбойнических великих держав из-за дележа колоний, из-за порабощения других наций, из-за выгод и привилегий на мировом рынке… Победит ли Германия, победит ли Россия, будет ли “ничья” — во всяком случае война принесет человечеству новое угнетение сотен и сотен миллионов населения в колониях, Персии, Турции, Китае, новое порабощение наций, новые цепи для рабочего класса всех стран… Война наполняет карманы капиталистов, которым течет море золота из казны великих держав. Война вызывает слепое озлобление против неприятеля, и буржуазия всеми силами направляет в эту сторону недовольство народа, отвлекая его внимание от главного врага: правительства и командующих классов своей страны». [555]

555

Ленин В. И. Воззвание о войне // Ленин В. И. ПСС. Т. 27. С. 1, 2, 3.

В этом документе, как и почти во всех политических работах Ленина, даже несмотря на патетический, агитационно-«популистский» тон, видна чисто теоретическая подоснова, в данном случае воплотившаяся в подходе к войне с экономической и классовой точек зрения. Современные интерпретаторы Первой мировой войны стремятся устранить, «деконструировать» эту двойную точку зрения с помощью «философии», объясняющей войну действием главным образом политических (династических или «демократических») интересов. [556] Интерпретация войны представляет собой одну из тех проблем, которые сильно повлияли на фантазию историков, что именно в наши дни особенно отчетливо проявляется в толковании (т. н. «контекстуализации») феномена Ленина.

556

См.: Furet F. Egy ill'uzi'o m'ultja. Essz'e a 20. szazad kommunista ideol'ogiajar'ol. Eur'opa K"onyvkiad'o. Budapest, 2000.

В современной исторической науке встречается определение мировой войны как войны «демократической». В «классической» и, быть может, наиболее полной форме эта концепций была изложена «прозревшим» экс-марксистом историком Франсуа Фюре в пространной работе, затмившей «смену парадигмы», осуществленную Каутским более 90 лет назад. В своей книге Фюре «разделался» с «ленинистским», «марксистским» нарративом, но, что еще более важно, при этом он разломал ту скрепу, которая в течение десятилетий связывала либерализм с «коммунизмом», несмотря на все существенные противоречия между ними. Он объединил консерватизм и либерализм под консервативными знаменами, противопоставив этот «единый фронт» угрозе «тоталитарных диктатур» (фашизма и коммунизма). Иначе говоря, историк заново сформулировал концепцию «двух лагерей», в результате чего современная история представлена им в качестве борьбы демократий и диктатур. Одним из использованных им для этого идеологических средств стало придание Первой мировой войне демократического характера. Политический и теоретический смысл такой концепции заключается в утверждении, что в ходе истории буржуазия стала жертвой «революционных страстей». «Нарратив» Фюре нацелен на отказ от «упрощенного» объяснения войны, исходящего от Гильфердинга, Розы Люксембург и Ленина. Вождь большевиков (а на самом деле для Фюре важен только он) выводил войну из капиталистической системы, то есть объяснял ее такими простыми, «примитивными» причинами, как погоня за прибылями и экстраприбылями, а также накопление капитала и борьба за передел рынков сбыта, которую вели монополии и великие державы. Конечно, если отложить в сторону «грубые упрощения» экономического подхода, то можно обойти и два основных вопроса: в чем настоящие причины разгоревшихся «страстей» и кто несет ответственность за войну? Фюре главным образом и в конечном итоге возлагает вину за войну на общественное мнение (в традиционной исторической науке народы считались жертвами войны). Фюре пишет, что, хотя в техническом смысле возникновение рокового конфликта «может быть отнесено на счет деятельности дипломатов, по существу оно может быть объяснено согласием народов, на которое рассчитывала публичная власть». Иначе говоря, тот «общественный консенсус», на который смогли опереться правительства воюющих держав, сложился как бы «сам по себе». [557]

557

Наиболее подробная критика книги Фюре содержится в статье:

Horv'ath G. A fasizmus 'es a kommunizmus "osszef"ugg'es'er"ol. Francois Furet titkai. In: Eszm'elet, № 47. P. 33–44.

Фюре раскрывает «тайну ленинистского дискурса», не изучая при этом работ Ленина. Это относится и к ленинскому анализу войны. Эти «несущественные моменты» не вписываются в нарратив террора.