Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…
Шрифт:
— Значит, вы со Щербатовой крутите роман?
— Так же, как и вы, мсье поэт.
— У меня на нее серьезные виды. И никто мне не запретит на ней жениться.
Де Барант покраснел:
— Я прошу вас не шутить на мой счет…
— И не думал вовсе, — округлил глаза Михаил.
— …и не задевать мою честь. Я сумею за нее постоять.
— Ах, Эрнесто, славный мой, перестань сердиться, — попросил друга Марк. — Злость тебе не идет. Правда, Жюль?
— Не идет, — согласился тот и совсем по-женски поправил волосы. — Потому как от злости разливается желчь. Бывший
— Кретины, — выругался Эрнест.
В этот момент появилась княгиня в сопровождении девушки, которая несла поднос, где стояли хрустальный графинчик, четыре рюмки и чашка с малосольными корнишонами.
— Поставь, Липочка, и можешь идти.
Как гостеприимная хозяйка Мария разлила сама. Марк спросил по-французски:
— Мадам не составит нам компанию?
Она, улыбнувшись, покачала отрицательно головой.
— Нет, мсье, я не пью водки. За обедом только наливочку как аперитив.
— Что ж, тогда мы выпьем за ваше здоровье. Жюль, ты закусывай, мой хороший. А не то тебя опять развезет, как в прошлый раз.
— Знаю, знаю, не маленький.
Выпив водки, Лермонтов не угомонился, а наоборот, стал цеплять де Баранта и его дружков еще больше. За обедом ехидно сказал:
— Господам из Франции, видимо, наша еда не по нутру. Им, поди, устриц подавай и жаркое из лягушачьих лапок? А от щей и каш с черным хлебом может прошибить несварение, говоря по-русски, понос?
— Как не стыдно, Михаил Юрьевич! — упрекнула Мария.
— Qu’est-ce que c’est «le ponos»? [48] — спросил Жюльен.
Михаил невозмутимо ответил по-русски:
— Это то, что у тебя в голове, дурень, но в России может хлестать с обратной стороны.
Серафима Ивановна, хохоча, умоляла корнета прекратить неприличные шутки. У Эрнеста вытянулось лицо.
— Мсье поэт пользуется тем, что наши познания в русском языке недостаточно глубоки, и, по-видимому, смеется над нами? Это не слишком порядочно с его стороны.
48
Что такое «понос»? (фр.)
— Что вы, что вы, — нарочито оправдывался Лермонтов по-французски, — я и не думал затрагивать вашу честь. — Затем переходил на русский: — Невозможно затронуть то, чего нет. — И опять по-французски: — Ваши подозрения ни на чем не основаны.
Де Барант не поверил.
— Я подозреваю, что насмешка все же прозвучала. И жалею, что в России запрещены дуэли.
Лермонтов взглянул на него с презрением.
— Неужели мсье меня бы вызвал?
— Несомненно.
— Так попробуйте. Нет в России такого закона, который нельзя было бы нарушить.
— Ах, оставьте эти глупые ссоры, господа, — самым решительным образом заявила Серафима Ивановна. — А тем более у меня в доме. Михаил Юрьевич, очень вас прошу соблюдать приличия.
Молодой человек хмыкнул.
— Я,
— Вы пьяны и поэтому говорите вздор.
— Я, по-вашему, пьян?
— Да, пьяны.
— Это вы, Серафима Ивановна, говорите вздор.
Старушка возмутилась.
— Сударь, вы мой гость и имейте такт не грубить хозяйке.
— Я, по-вашему, не имею такта?
— Ни в малейшей степени.
— По какому праву вы меня оскорбляете, сударыня?
— По такому. Вас вообще сюда никто не звал.
Вытащив салфетку у себя из-за ворота, Лермонтов с досадой швырнул ее на стол.
— Меня приглашала госпожа княгиня. Это к слову. Но гневить вас более не намерен. И поэтому покидаю ваш не слишком гостеприимный дом. Наслаждайтесь обществом галльских педерастов.
— Михаил Юрьевич! — вырвалось у Марии. — Как вам не совестно?
— Совестно? Мне? — усмехнулся он. — Им не совестно, а мне совестно? Значит, у нас разные понятия о совести, уважаемая Мария Алексеевна. — Коротко кивнув, Лермонтов покинул веранду и пошел по ступенькам вниз к своей лошади.
— Подождите! — послышалось у него за спиной. — Да остановитесь же, наконец! Пожалуйста!
Мария догнала его и взяла за руку. Он угрюмо взглянул на нее.
— Некрасиво бросать гостей, мадам. А тем более таких именитых.
Но, увидев слезы у нее на глазах, осекся.
— Прекратите же свои зубоскальства, — с болью прошептала княгиня. — Я хочу сказать… я хочу сказать, что ценю вас намного больше этих французов… Не сердитесь на меня и на бабушку. Умоляю, не обижайтесь.
Михаил смягчился.
— Хорошо, не стану. Все забыто.
— Может быть, вернетесь?
— Нет, и не просите. А то действительно все кончится дуэлью. Лучше мы увидимся с вами у Карамзиных.
— Я собиралась к ним послезавтра к вечеру.
— Постараюсь не опоздать.
Он склонился и поцеловал ей руку. А она провела ладонью по его волосам и тихо проговорила:
— Берегите себя, пожалуйста. Вы мне очень, очень дороги.
На лице у поэта расцвела улыбка.
— Вы мне тоже очень, очень.
Он вскочил в седло и, махнув рукой, ускакал.
В октябре у великого князя Михаила Павловича поднялась температура, он постоянно чихал и кашлял. Его супруга — великая княгиня Елена Павловна (до замужества принцесса Вюртенбергская Фредерика Шарлотта Мария) — по совету лейб-медика его величества заставляла мужа пить горячий чай с лимоном и медом и дышать над кастрюлей свежесваренного картофеля. Михаил Павлович спорил, говорил, что все это ерунда, надо выпить водки с хреном и солью, курить табак покрепче, и хворобу как рукой снимет, но скрепя сердце выполнял предписания доктора. Впрочем, соблюдать постельный режим он наотрез отказался и ходил по Михайловскому дворцу в ночном колпаке и ночной рубашке, на которую была надета дубленая меховая безрукавка. В этом виде и застал его старший брат — император Николай Павлович, приехавший проведать захворавшего Мишу. Тот сконфузился, велел принести ему мундир с сапогами, но брат только посмеялся.