Летописцы отцовской любви
Шрифт:
– Фиг тебе чушь! Это еще со Средневековья идет. В Кутна-Горе, к примеру:
– Там вроде серебро добывали, - вздыхает фатер.
– Так и на серебро ссали после смены:
– Сегодня не Рождество, - автоматически напоминает мне фатер.
– Вот почему у ихней патронессы - у святой Барбары - на всех картинах того времени закрыты глаза. Ты про это никогда не слыхал?
Фатер делает самый что ни есть скептический вид.
– Идет такой смрад, что на этот уголь они скорей всего даже...
– не договаривает он. Сегодня не Рождество.
– :насрали, хочешь сказать?
– Сегодня не Рождество.
– И ты еще удивляешься? За те гроши, что они там теперь получают?
2.
Когда у Ренаты был выпускной бал, она приехала пригласить меня лично. После тех злосчастных двух лет, пока она встречалась с Виктором, это был ее первый визит
– Из меня Фред Астер не получится". Естественно, я не мог идти туда в форме: для этого праздника пришлось купить новый костюм за четыре тыщи без малого. Чувствовал я себя в нем, честно говоря, хорошо, но потом, уже на балу, перед самым родительским танцем начал порядком нервничать. Хотя все было нормально и моя бывшая жена относилась ко мне с пониманием, все равно я испытывал большое желание залезть под какой-нибудь стол и немного очухаться. Но я знал, что должен держать себя в руках, чтобы не опозорить Ренатку. А уж это случилось бы точно - ведь там везде были слишком короткие скатерти. К счастью, после нашего танца заиграли вальс, который я на уроках танцев хорошо выучил, так что я обрел необходимую уверенность и, за исключением двух моментов, когда мы сбились с ритма, у нас, думаю, все получилось недурно. "Ты очень хорошо танцевал, папка", - сказала Рената, когда музыка кончилась. Она взяла меня под руку, и мы снова пошли к столу, где сидела моя бывшая жена. "Ты заметила, что я купил новый костюм?" сказал я Ренате по дороге. Она остановилась, как следует оглядела костюм, а потом, ни слова не говоря, у всех на глазах поцеловала меня. Во мне, естественно, все сжалось, и я чуть было не разрыдался, потому что этот вальс, который мы сейчас танцевали, и этот ее поцелуй были для меня прямым доказательством, что, пусть мы с моей бывшей женой уже шесть лет в разводе, для дочери я по-прежнему ее папка - а ведь в таком доказательстве, видит Бог, я, так сказать, чертовски долго нуждался. Но я знал, что мне нельзя попрекать ее и устраивать какие-то сцены, а потому просто спросил Ренату, не купить ли ей к вину хрустящих палочек, и тут же пошел за ними.
3.
Угадайте, что мы с папахеном каждую пятницу по вечерам делаем? Нет, в компьютерные игры на моем ноутбуке мы не играем - абзац, как вам только могло прийти такое в голову? Я терпеть не могу компьютерные игры. Итак, еще раз: что мы с фатером можем делать поздно вечером в пятницу?
Точняк, смотрим "Тринадцатую комнату"!
– Пан инженер, вы сказали, что обнаружили в себе это несколько необычное стремление еще в детстве. Как и когда это произошло?
– именно в эту минуту спрашивает моя сестрица без малейшей иронии.
В будке перед ней сидит некий архитектор, которого, несмотря на высшее образование, возбуждают раковины.
Да, вы читаете правильно: раковины.
– Когда я сидел в ванне, а мама пришла вытащить затычку, - вслух предваряю его ответ, но фатер
Он сидит перед экраном типа какой-то пришибленный, на нем армейский спортивный костюм лилового цвета с надписью Dukla-Praha, и он в полном отпаде буквально пожирает глазами сестрицу. Кстати, сегодня мы едва узнали ее: с кило штукатурки, волосы зачесаны вверх и еще костюмчик лососевого цвета. Ни фига себе, сестрица!
– Впервые я осознал это на каникулах в Высочине, куда я еще ребенком наведывался к родным, - говорит силуэт инженера (и голос у него вполне цивилизованный).
– Там была одна женщина, замужняя, которая уже тогда возбуждала меня сексуально.
– А сколько вам было тогда лет?
– Двенадцать.
– Она знала об этом?
– Думаю, нет. Естественно, я старался не выказывать свои:чувства, чтобы не выдать себя.
– В каких ситуациях эта женщина возбуждала вас более всего?
– Однозначно: когда она купалась. Я всегда внимательно следил, когда она пойдет в ванную, и старался зайти туда следом за ней. И здесь я должен упомянуть об одной существенной детали: как уже сказано, я навещал родных летом, когда ни один из членов семьи не спускал из ванны воду, чтобы дядя или тетя смогли использовать ее для поливки. В деревне это было и, думаю, осталось довольно распространенной практикой. Тогда я впервые осознал, что сильно возбуждаюсь, погружаясь во все еще теплую воду, в которой упомянутая женщина за минуту до этого купалась голой.
– Боже правый!
– оторопело говорит папахен, не спуская, в натуре, глаз с экрана.
– Что же, собственно, явилось непосредственным импульсом вашего возбуждения: реально существующая вода или воображаемая обнаженная женщина в этой воде?
Dukla-Praha гордо подмигивает мне, дескать, заметил ли я, как его дщерь умеет точно и литературно закручивать.
– Поначалу, думаю, и то и другое вперемешку. Однако учтите: хотя в этой ванне я с самого начала, естественно, и мастурбировал, надо сказать, что ни вода сама по себе, ни воображаемая женщина сама по себе в полной мере возбудить меня никогда не могли.
– Следовательно, что вы должны были делать, чтобы достичь оргазма?
– Боже правый!
– восклицает папахен.
Когда сестрица в телевизоре произносит слова типа оргазм или поллюция, у фатера каждый раз делается такой вид, будто, несмотря на ее умение точно и литературно высказываться, он никак не может однозначно решить, гордиться ли ему ею или краснеть за нее.
– Лапидарно говоря, я должен был вытащить затычку. Оргазм наступал мгновенно.
– И, следовательно, тогда вы впервые осознали, что решающим импульсом для вашего сексуального возбуждения является сточное отверстие?
– Именно так. Для людей с традиционным, как бы с консервативным пониманием сексуальности это, естественно, прозвучит несколько экстравагантно, а для многих, к сожалению, и довольно вульгарно, но правда такова, что меня возбуждают темные сточные дыры:
Фатер хватается за голову и уже не произносит ни слова.
– Но при условии, что в данной ванне купалась женщина?
– О нет, с течением времени это условие перестало быть для меня непременным. Я могу возбудиться и при виде совершенно новой, никем еще не использованной ванны или душа.
– Или даже умывальника?
– Однозначно, и умывальника тоже.
– Как вы это оцениваете, пан доктор?
– не поведя бровью, обращается сестрица к заседающему в комиссии сексологу.
– Встречались ли вы когда-нибудь с подобной девиацией? Но прежде чем пан доктор ответит нам, я предлагаю пану инженеру решить, хочет ли он в конце нашей программы показаться зрителям или же предпочтет остаться невидимым.
– Лучше б он нам на глаза не показывался!
– вздыхает папахен.
Инженер, услыхав, верно, пожелание фатера, из будки не вышел, но зато спустя час под нашими окнами вышла из такси сама знаменитая модераторша. Фатер засветился как круглая луна и побежал скинуть свой еханый армейский костюм. Прежде чем сестрица вскарабкалась наверх, он был уже при параде - ни дать ни взять жених.
– Сегодня ты превосходно выглядела, - подсыпается он к ней прямо сходу и облизызает ее штукатурку.
– Здорово, сестрица.
– говорю я.
– У тебя опять был крутой замес!
Сестрица устало и вместе с тем блаженно потягивается. Она размалевана как цирковая афиша, но, с другой стороны, должен признать, что ее белобрысый абажур всегда освещает наш дом. Но она, в натуре, тут же кривит нос.
– Чем у вас тут воняет?
– с интересом спрашивает она.
– Приближающейся старостью, - говорю я, кивая на фатера.