Летописцы отцовской любви
Шрифт:
Уголки губ у него весело подрагивают, но он подавляет улыбку.
– Допустим далее, что прилив нам неустанно будет подбрасывать сухой плавник, скорее всего обломки потерпевших крушение деревянных кораблей, так что у нас будет чем поддерживать огонь.
– Ты противный, папка!
– мрачнеет Кроха.
– Остается последний вопрос: что мы будем есть?
– Нормально возьмем с собой ужин из столовой, - торжествует Кроха. Незаметно сделаем свертки!
В наступившей тишине мы все, несомненно,
– А в конце концов почему бы и нет?
– озорно говорю я.
– Я скажу тебе, почему нет, - говорит мне М., с виду обиженный моим поведением (но на самом деле я продолжаю расти в его глазах).
– Oh, shut up, - смеется Синди.
– Let ' s have a picniс !
Часа через три мы сидим под теми дальними скалистыми утесами у костра, разложенного из остатков случайно найденной камышовой циновки, нескольких бумажных стаканчиков и трех кусков плавника. Мы едим из свертков, вынесенных из гостиничной столовой на глазах у возмущенных официантов.
У нас пикник.
За нашими спинами гудит прилив, и искры, взметающиеся от костра, похожи на заблудшие светящиеся звезды, которые тщетно пытаются снова попасть на небо.
Самым большим счастьем светится, конечно, Кроха.
Когда она не видит, М. посылает мне влюбленные взгляды.
Отец и Синди идут плавать.
Мы с братцем все это записываем.
8.
– Ну, дело сделано, - говорит фатер и принимается укладывать обратно в сумку инструмент.
Лампочка вкручена и горит.
– Спасибо, папочка, - говорит сестрица.
Между тем она приготовила кофе. Я мигом выхлебываю его и лезу под стол записывать. Наверху пьют кофеек и беседуют. Сестрица по обыкновению старается говорить о настоящем, тогда как папахен больше всего любит повспоминать сейчас как раз о каком-то докторе Хароусе, к которому сестрица ходила в детстве.
– Пап, - внезапно прерывает его сестрица, - в следующее воскресенье ты придешь к маме обедать? Я хотела бы представить тебе одного человека.
– Он фотографирует?
– говорит фатер с такой обалденной находчивостью, что мы с сестрицей награждаем его коротким смешком.
– Никоим образом. Не беспокойся:
– А чем он занимается?
– бросает папахен вроде непринужденно, но если бы вы сидели под столом, то видели бы, как он нервозно мнет ладони между коленями.
– Он: инженер, - осторожно говорит сестрица.
Фатер поначалу не замечает ее смущения.
– Архитектор, - уточняет сестра.
Звучит это почти что виновато.
Руки фатера взлетают вверх и хватаются за край стола.
Идиллия кончилась.
Тот самый архитектор?
– заводится он.
– Я правильно понял?
– Да, правильно.
– Тогда с обедом на меня не рассчитывайте, - говорит фатер ледяным тоном.
Он даже встал.
– Папа, - говорит сестрица мирно, - это интеллигентный, порядочный и вежливый человек. Разве ты не считаешь, что, прежде чем осуждать людей, надо сначала узнать их лично?
– Я его слышал и сыт этим по горло.
Он рассерженно обувает свои офицерские полуботинки.
Похоже, мы уходим.
– Папа, он не прокаженный: - убеждает его сестрица.
Вид у нее не сказать чтобы happy.
– Он никому не приносит вреда. Да, он определенным образом увечный, но ведь и мы все немного с прибабахом?
– подводит черту сестрица с явным намеком на наш семейный заворот - сидение под столом.
И все же фатер хлопает за собой дверью. Обыкновенный семейный хипеж. Надо бы, решаю я, разрядить духоту, приколоться малость.
– Ну что, сестрица?
– говорю.
– Этот инж уже продул тебе сифон?
Думаете, она мою хохму оценила?
Тем не менее в следующее воскресенье мы с фатером у мамочки как часы - я, в натуре, ждал этого с самого начала. Пожаловали мы даже с утра пораньше, чтобы, дескать, он мог с матерью спокойно обо всем потолковать. Говорили они non stop несколько часов кряду. Когда потом в полдень сестрица с этим интеллигентным и вежливым извращенцем позвонили в дверь, фатер напоминал герметический котел, в котором все утро под высоким давлением варились твердые намерения и настоятельные просьбы.
– Добро пожаловать, - старательно произносит фатер.
– Не снимайте обувь, пожалуйста, мы тоже никогда не разуваемся.
– Мы всегда обязательно разуваемся, - информирую я коллегу-девианта из-под стола.
– Отец заливает.
– Перестань, - осаживает меня фатер.
– В самом деле, не разувайтесь.
Но покуда он облизывает сестрицу, инженер за его спиной смущенно снимает шузы. На нем коричневые пропотевшие носки - вид у него сразу становится ужасно комичным.
– Вы действительно сняли обувь?
– говорит мать, однако в руках у нее уже домашние тапки.
– Зачем же вы, право?!
– Не оставил ли тебе фатер засос?
– кричу я из-под стола сестрице.
– Как и в прошлый раз?
– Вылазь!
– советует мне фатер.
Я слушаюсь.
Папахен недовольно оглядывает меня и пожимает плечами :
– Вот, познакомьтесь с Ренатиным братом, - говорит он кисло.
– Он у нас немного того, юморист.
– Приветик, - говорю я архитектору, и мы пожимаем друг другу руки.
– Кроме того, он, должно быть, раз в пятый переживает переходной возраст.
– Точняк, - говорю я и правой рукой изображаю знак V.
– Forever young, правда?