Лиловые сумерки
Шрифт:
– Может, пойдем в дом?
Девушка отрицательно покачала головой:
– Я не против еще немного прогуляться, пока ветер не поднялся.
– Как пожелаете, мадмуазель, - Круспе поспешил предложить спутнице руку, и они пошли обратно.
Уже подходя к оранжерее, Элиана внезапно остановилась и повернулась лицом к Рихарду.
– Мистер Круспе, а вы были женаты раньше?
Мягкое и дружелюбное выражение лица графа тут же сменилось каменной маской вежливости:
– К чему такие вопросы, юная леди?
«Юная леди…», - словно эхом отразились в голове Элианы слова Рихарда,
Круспе мгновенно оценил ситуацию, которую создали его грубые слова – девушка выглядела растерянной, глаза ее округлились от потрясения, а лицо мгновенно порозовело от стыда – и чертыхнулся про себя.
– Да, был, - уже мягче ответил граф и поспешил поменять тему разговора: - Холодает. Вам надо вернуться в дом, Элиана. У нас будет много времени, чтобы поговорить после свадьбы, а сейчас…
– После свадьбы? – переспросила девушка. – Значит, до свадьбы мы не увидимся? Почему?
– Мне необходимо съездить в Берлин по делам, - расплывчато пояснил Рихард, беря Элиану под локоть и ведя к крыльцу.
– Жаль, что вы не побудете в Лондоне подольше, - сорвалось с ее уст, и Круспе удивленно повернулся к ней.
Девушка смущенно улыбнулась и потупила взгляд в землю. Рихард сделал шаг и оказался всего нескольких сантиметрах от нее. Двумя пальцами он поднял ее подбородок и посмотрел в печальные синие глаза:
– По-бу-дешь. Можешь называть меня на «ты», Элиана, не бойся.
– Побу… - начала она, затем, неловко вырвавшись, сделала шаг назад и прошептала: - Нет, не могу я так, на «ты». Вы ведь намного старше меня, граф.
Рихард опустил руки и принял беззаботное выражение лица:
– Ну и пусть. Вы еще не готовы, что ж, так тому и быть. Пойдемте в дом, а то дождь начинается.
***
Поздним вечером того же дня граф Геннегау сидел у себя в комнате, в широком кресле у камина и курил сигару. Поза его была по-домашнему расслабленной, воротник рубашки расстегнут, галстук ослаблен. На столике, по правую руку от кресла, стоял стакан с холодным виски. Сделав глубокую затяжку, Рихард потянулся к стакану, и, выдохнув синеватый дымок, сделал глоток обжигающего напитка.
Его терзали тяжелые мысли, появившиеся в его голове после того, как Элиана нечаянно задела его за живое, словно ребенок, всколыхнувший палочкой в луже всю муть и грязь, мирно покоившуюся на дне. Круспе вспомнил, как в первый раз встретил Марго Босье…
…Двенадцать лет назад, вскоре после покупки и обустройства особняка, его, Рихарда Круспе, графа Геннегау, пригласили на первый лондонский бал сезона. Бал давал деловой партнер графа, сэр Джозеф Сомерсет, и Рихард, оценив роскошь и размах торжественного приема, вскоре покинул бальный зал сомерсетовского особняка и отправился бесцельно бродить по полупустынным комнатам, то и дело нечаянно спугивая одинокие парочки, чье уединение он нарушал. Круспе любовался богатой обстановкой комнат: резной мебелью из розового дерева, мраморными статуями, зелеными фикусами в кадках, а также обширной коллекцией живописи, которой владел сэр Сомерсет, слывший самым опытным и щедрым меценатом.
Неожиданно Рихард услышал чьи-то дружные выкрики. Судя по голосам, это были девушки,
– Сорок восемь! Сорок девять! Пятьдесят!
– Да вы с ума сошли! – воскликнул Рихард и бросился к окну. Там он сгреб незадачливую балерину в охапку и стащил с подоконника.
– Поставьте меня на место! – мягкое контральто девушки раздалось где-то позади него, и Рихард обнаружил, что незнакомка буквально висит, перекинутая через его плечо. Под хихиканье подруг он поставил брюнетку на пол и придирчиво осмотрел ее с ног до головы, пока она поправляла платье и по-французски ругала его на чем свет стоит.
Незнакомка была одета богато и со вкусом – ей было к лицу темно-бордовое платье с завышенной талией. Темные волосы были распущены, словно у цыганки, и в них сверкали искусно вплетенные золотые нити. Лицо было худощавым, но очаровательным из-за праведного гнева, которым светились карие, цвета темного шоколада глаза. Тонкие губы казались еще тоньше из-за того, что она поджала их, негодуя.
Наконец, она заговорила по-английски, хоть и с явственным французским акцентом:
– Зачьем вы снъяли менья с подоконника, монсеньор?
– Простите меня за мою дерзость, но вы бы упали, мадмуазель, - проговорил Рихард.
– Я? Фи, монсеньор. Марго Босье – одна из лучьшихь балеринь Фгранции. Марго Босье не упальа бы.
Круспе сдержанно поклонился:
– Приношу свои извинения, мадмуазель Босье. Я, право, не знал. Разрешите откланяться.
И, не дождавшись согласия привередливой балерины, Рихард ушел.
Спустя час, Круспе позабыл о своем маленьком приключении, пока сэр Джозеф не подошел к нему, ведя под руку ту самую балерину.
– Позвольте представить вам Марго Босье – лучшую балерину Парижа. Она сейчас в бегах. Революция, знаете ли…
Рихард ухмыльнулся и представился. Затем, поцеловав даме ручку, произнес:
– Скорей, ваша прекрасная спутница – лучшая балерина Франции. Мне доводилось видеть ее мастерство.
Марго вспыхнула до корней волос и прикрылась веером, бросая на Рихарда лукавый взгляд, в котором не было и капли неловкости. Мужчина поймал этот взгляд и усмехнулся уголками губ…
========== Побег ==========
Элиана собралась уже ложиться в постель, когда услышала стук в окно, настолько легкий, что он был похож на стук ногтя. Раздвинув тяжелые портьеры, девушка с удивлением увидела по ту сторону окна белую голубку, к лапке которой была привязана свернутая в трубочку записка. Сердце юной леди быстро забилось: еще будучи подростками, они со Стэном использовали голубиную почту, чтобы обмениваться секретами. Это был довольно надежный способ пересылки писем и записок, так как отсутствовал риск, что послание прочтет кто-то третий. Замирая от волнения, Элиана распахнула окно и впустила птицу. Та довольно ворковала, пока девушка поспешно отвязывала записку, а затем птица, взмахнув крыльями, вылетела из окна и села на ближайшее дерево.