Лионель Линкольн, или Осада Бостона
Шрифт:
Ліонель разсказалъ ей все очень коротко, но совершенно правдиво и безпристрастно. Хорошенькая кузина выслушала его съ нескрываемымъ интересомъ.
— Я очень рада, — сказала она. — Теперь, по крайней мр, кончатся эти нелпыя насмшки, прожужжавшія намъ вс уши, Но вы знаете, — прибавила она, слегка красня, — я вдь здсь вдвойн заинтересована: во-первыхъ, за родину, а во-вторыхъ — за своего поклонника.
— О, могу васъ успокоить; поклонникъ вашъ возвратился безъ малйшей царапины и тломъ совершенно здоровъ. Онъ страдаетъ только душою отъ вашей холодности. Походъ онъ сдлалъ молодцомъ и выказалъ себя въ опасности настоящимъ храбрымъ воякой.
— Скажите, пожалуйста! — воскликнула Агнеса, всплеснувъ руками съ дланнымъ изумленіемъ, хотя при этомъ Ліонель не замтилъ у нея ни малйшаго признака удовольствія. — Подвиги капитана превосходятъ всякое вроятіе. Нужно имть вру, какъ у патріарха Авраама, чтобы не усомниться во всхъ этихъ чудесахъ. Но посл того, какъ двухтысячный англійскій отрядъ отступилъ передъ скопищемъ американскихъ мужиковъ, я всему готова поврить.
— Обстановка для моего друга очень благопріятна, — про себя сказалъ Ліонель и улыбнулся.
Вошла Сесиль Дайнворъ и, увидавъ появившатося въ го же время Польварта, прошла въ сосднюю комнату.
Ліонель всталъ и прибавилъ:
— Однако, я васъ оставлю на время, кузина, въ обществ того, о комъ мы сейчасъ съ вами говорили.
— Канитанъ Польвартъ, — оказала, красня, Агнеса, — вы наврное остались бы очень довольны, если бы слышали, что здсь о васъ сейчасъ говорилось. Но только я вамъ этого теперь не передамъ. Подожду, когда у васъ для подвиговъ будетъ боле благородная цль, а на такія дла, право, не стоить и одушевляться.
— Надюсь, что Линкольнъ сказалъ обо мн правду, — отвчалъ капитанъ въ очень веселомъ настроеніи. — Вдь только благодаря мн его лошадь не попала въ руки бунтовщиковъ.
— Въ чьи руки, сэръ? — нахмурила брови Агнеса. — Какъ вы изволили назвать жителей массачусетской бухты?
— Бунто… ахъ, виноватъ: я бы долженъ былъ сказать: въ руки мстныхъ жителей, доведенныхъ до отчаянія… Миссъ Агнеса, если бы вы знали, сколько я выстрадалъ за ныншній девь — и все черезъ васъ.
— Черезъ меня? Потрудитесь объяснить.
— Не могу объяснить, миссъ Агнеса. Бываютъ чувства и дйствія, которыя вытекаютъ прямо изъ сердца и не поддаются никакому объясненію. Могу только сказать, что я сегодня страдалъ изъ-за васъ невыразимо, и вотъ именно это невыразимое и невозможно никакъ объяснить.
— Невыразимо… необъяснимо… Кажется, я начинаю васъ жалть, капитанъ Польвартъ.
— О, съ какимъ я удовольствіемъ это слышу! Какъ бы я былъ радъ, если бы вы меня дйствительно пожалли! Я такъ страдаю, такъ мучаюсь отъ вашей холодности! Одно слово состраданія — и я исцленъ!
— И тогда все мое состраданіе къ вамъ разомъ улетучится. Для него не будетъ больше почвы.
— Цлыя сутки я провелъ въ тягостномъ поход и все время думалъ о томъ, какъ я забуду у вашихъ ногъ вс труды, вс опасности…
— Благодарю васъ за эту честь, капитанъ Польвартъ, — сказала, вставая, Агнеса, — но въ моемъ сердц,- она придожила руку къ своему сердцу, — не можетъ занять мсто человкъ, только что проливавшій кровь моихъ согражданъ и несущій имъ цпи рабства… Извините, сэръ, вотъ майоръ Линкольнъ. Онъ здсь все равно что хозяинъ. Передаю васъ ему.
Ліонель какъ разъ входилъ въ комнату, когда были произнесены эти слова. Агнеса прошла мимо нето и удалилась.
— Лучше быть почтовой лошадью, лучше быть лакеемъ на посылкахъ, чмъ влюбленнымъ! — воскликнулъ Польвартъ. — Чертовская жизнь, Ліонель! И эта барышня обращается со мной, какъ съ извозчичьей клячей… Но какіе у нея глаза! Хоть сигару объ нихъ закуривай. Ей-Богу, мое сердце превратилось въ горсточку пепла. Скажите, Ліонель, что съ вами? Во весь этотъ проклятый день у васъ не было такого смущеннаго и разстроеннаго вида, какъ сейчасъ.
— Уйдемте сейчасъ, пойдемте ко мн,- отвчалъ майоръ, дйствительно очень разстроенный чмъ-то. — Надобно же намъ оправиться посл похода.
— A вы думаете, я объ этомъ забылъ? — сказалъ Польвартъ, вставая и стараясь поспть за быстро пошедшимъ Ліонелемъ. — Я уже зазжалъ на вашу квартиру и всмъ распорядился. Взядъ у одного пріятеля кабріолетъ и създилъ. Потомъ я написалъ своему другу Джемми Крэгу: предлагаю ему. помняться мстами. Ну ее, вашу легкую пхоту! Думаю переходить въ драгуны… Но вы счастливецъ, Ліонель, не то что я: васъ, вроятно, встртили улыбками…
— Какія тамъ улыбки! — нетерпливо воскликнулъ Ліонель. — Вс женщины на одинъ фасонъ: капризныя, не поймешь ихъ.
— Стало быть, Ліонель, съ вами тоже обращаются, какъ съ собакой?
— Какъ съ дуракомъ, — отвчалъ Ліонель и пошелъ еще быстре.
Польвартъ совсмъ запыхался, едва поспвая за нимъ. Такъ дошли они до квартиры Ліонеля и были оба чрезвычайно удивлены, заставъ тамъ совершенно неподходящую компанію.
Передъ маленькимъ столикомъ сидлъ Мэкъ-Фюзъ и уписывалъ остатки вчерашней холодной говядины, запивая лучшимъ виномъ изъ хозяйскаго погреба. Въ углу комнаты стоялъ связанный длинной веревкой Сетъ Седжъ, а напротивъ плнника сидлъ Джобъ и подалъ куски, которые ему отъ времени до времени бросалъ гренадерскій капитанъ. Меритонъ и другіе лакеи прислуживали.
— Что такое здсь у васъ длается? — спросилъ изумленчый Ліонель. — Въ чемъ провинился мистеръ Седжъ? За что его связали?
— За государственную измну и за убійство, — отвчалъ Мэкъ-Фюзъ.
До сихъ поръ Седжъ стоялъ съ опущенными глазами, но тутъ ихъ поднялъ и сказалъ:
— Я никого не убивалъ.
— Скажите, пожалуйста! Не убивалъ! A въ меня стрляли зачмъ?.. Не безпокойтесь, васъ будутъ судить и повсятъ.
— Не найдется во всемъ Массачусетс такихъ присяжныхъ, которые бы обвинили меня въ убійств человка, находящагося въ живыхъ и совершенно невредимаго.