Литературные воспоминания
Шрифт:
значительной доли поучительных наблюдений и выводов. К тому же сознание
разнообразных средств успеха, данных ему образованием и природой, затемняло
еще тогда для Тургенева и жизненные цели. В эти годы молодости и ее увлечений
ему казалось еще, что он может испробовать все возможные существования и
соединить в себе солидные качества писателя и художника с качествами, нужными для приобретения репутации победителя на всех рынках, ристалищах и
238
аренах света,
праздным силам и тщеславию. Все эти стремления скоро улеглись под влиянием
столько же годов, сколько и труда над самим собой, особенно под отрезвляющим
влиянием сознанного им наконец литературного своего призвания; но их еще
помнят его прежние сотоварищи, а некоторые из них помнят еще и с целью
сделать из этих давно угасших стремлений основную черту его биографии. Вот
почему я и решился дать здесь место моим воспоминаниям о сущности самого
явления — в надежде, что они, воспоминания эти, может быть, помогут судить о
нем с мерой и осторожностию, которые не всегда сохраняются современниками
нашего поэта-романиста.
При небольшом внимании уже и тогда постоянно сказывалось, что
истинные сочувствия Тургенева совершенно ясны и определенны, несмотря на
его равномерно-ласковое отношение к самым разнокачественным элементам
общества; что истинные привязанности и предпочтения его не только имеют
обдуманные основания, но и способны к продолжительной выдержке.
Впоследствии все это обнаружилось ясно, но круги наши, привыкшие вообще
строго держаться в своих границах, пугливо и подозрительно смотреть на все, что
лежит за ними и обок с ними, долго не могли помириться с упомянутой
расточительностию Тургенева на связи и знакомства. Независимость всех
движений Тургенева, свободные переходы его от одного стана к другому, противоположному, от одного круга идей к другому, ему враждебному, а также и
радикальные перемены в образе жизни, в выборе занятий и интересов, поочередно
приковывавших к себе его внимание, были загадкой для строгих друзей его и
составили ему в среде их незаслуженную репутацию легкомыслия и
слабохарактерности, но никто еще у нас так часто не обманывал пророчеств и
определений своих критиков; никто так успешно не переделывал общественных
приговоров в свою пользу, как именно Тургенев.
Пока масса эксцентрических анекдотов о нем ходила по ли- тературному
миру, в виде свидетельства о расположении его полагаться, для приобретения
себе почетного места в свете, более на эффектные слова и поступки, чем на
содержание и достоинство их, Тургенев ни о чем другом не думал, как о разборе
явлений, полученных
умственное добро — и при этом разборе обнаружил качества мыслителя, поэта и
психолога, поразившие его преждевременных биографов. Так, между прочим, из
близких и дружелюбных сношений с разнородными слоями общества, не
исключая и тех, которые стояли у наших кругов на index, считались слоями
отверженными и недостойными внимания, возникла у Тургенева та, смею
выразиться, нужда справедливости по отношению к людям и — как необходимая
ее окраска— то благорасположение к ним, которые составили ему другую и уже
более верную репутацию — чрезвычайно симпатического, доброжелательного и
много понимающего человека в нашем русском мире.
Очень скоро Тургенев сделался на целый литературный период
излюбленным человеком этого многосложного русского мира, который признал в
нем свое доверенное лицо и поручил ему ходатайство по всем своим делам. А
дела эти все были невещественного свойства и состояли преимущественно в
239
отыскивании прав на сочувствие к нравственным и умственным представлениям
русского мира. Тургенев оказался не ниже задачи. Почти с самого начала
литературного поприща он успел открыть в простом народе целый строй
замечательных представлений и своеобычной морали, что особенно было ценно, так как дело тут шло о робком и застенчивом классе общества, который не умеет, да и вообще не любит говорить о себе и про себя. Перенося ту же пытливость
анализа на другие классы общества, Тургенев сделался в России летописцем и
историком умственных и душевных томлений всего своего времени по
разрешению настоятельных запросов пробужденной мысли, очнувшегося ума и
сердца, которые не знали покамест, как найти для себя выход и что с собой
делать. В сущности, вся литературная деятельность Тургенева может быть
определена как длинный, подробный и поэтически объясненный реестр идеалов, какие ходили по русской земле между разнородными слоями ее образованного и
полуобразованного населения в течение 30 лет и посреди обычной обстановки
жизни и суровых условий существования, в которых она вращалась. Тургенев
открыл особенное творчество на Руси, творчество в области идеалов, и как бы
мечтательны, молоды, печальны ни были на вид эти идеалы, какой бы характер
частного домашнего дела, единичных, разрозненных стремлений мысли и чувства
ни носили они на себе,—поучительная сторона их заключалась в разновидности с
тем, чем русская жизнь тогда особенно кичилась и что обыкновенно производила.