Лотосовый Терем
Шрифт:
— У простой женщины… Лихуа нет ничего, чтобы преподнести господину, оставленных а-Хуаном денег хватило только на курицу… Пожалуйста, господин Неподкупный, накажите виновных в смерти моего мужа!
Она ничком упала на пол и принялась отбивать поклоны, курица выскочила из корзины и, горделиво выпятив грудь, засновала перед ногами Фан Добина и Ли Ляньхуа, успевая и крутить головой, и гадить.
Друзья беспомощно уставились друг на друга.
— Госпожа Хуан, пожалуйста, встаньте, — ласково и чрезвычайно терпеливо попросил Ли Ляньхуа. — Вы говорите, а-Хуан погиб незаслуженно, так что же всё-таки произошло? — Он всегда проявлял к женщинам особую мягкость и участие, Фан Добин же не сводил пристального взгляда с курицы, прикидывая, как бы прогнать её из дома.
Эта молодая женщина в лохмотьях была женой лоточника а-Хуана, звали её Чэнь Лихуа. Едва услышав от полового Дабая, что с тайной проверкой прибыл большой чиновник, она схватила курицу и кинулась жаловаться.
— Несправедливо-о-о! Господин Шэ сказал, что а-Хуан утонул, но у него же всё лицо было в зелёных и лиловых пятнах, из всех отверстий текла кровь, а когда воткнули серебряную иглу, она почернела. Его точно отравили! Все знают, что мой а-Хуан был прекрасным пловцом, он не мог утонуть! Господин Неподкупный, прошу, разберитесь! Поймайте злодея, чтобы мой а-Хуан мог покоиться с миром!
— А-Хуана отравили? — удивился Фан Добин.
Чэнь Лихуа закивала.
— Выходит, а-Хуана отравили, однако тело всплыло в реке Уюан, ах, вот как, не исключено, что преступник выбросил тело после убийства. Госпожа Хуан, не печальтесь, мой молодой господин восстановит справедливость в отношении а-Хуана и отыщет преступника, поднимайтесь и заберите свою курицу.
Услышав эти слова, Чэнь Лихуа почувствовала огромное облегчение, эти двое великих Неподкупных оказались вовсе не такими грозными и пугающими, как она себе представляла — похоже, остались ещё в мире честные чиновники. Она невольно была тронута.
— Нет-нет, это мой дар господам, как я могу забрать её с собой?
— Э-м-м… Этот чиновник не умеет резать кур, — сказал Фан Добин.
— Госпожа Хуан, — со смехом вклинился Ли Ляньхуа, — восстанавливать справедливость для простых людей — долг моего господина, это закон неба и принцип земли. Как говорится, кто живёт на императорское жалованье, разделяет тревоги императора, кто ест за государственный счёт, разумеется, должен думать о благополучии Поднебесной, так что в вашей курице нет необходимости.
Фан Добин фыркнул и бесстрастно произнёс:
— Советник верно говорит.
Чэнь Лихуа отбила восемь поклонов перед Фан Добином.
— Я только прошу справедливости ради моего мужа, и пусть в следующей жизни я буду хоть коровой, хоть лошадью, но не забуду признательности двум господам.
— Я вовсе не господин… — начал было Ли Ляньхуа.
Чэнь Лихуа вдруг развернулась и отбила восемь поклонов и ему.
— Я пойду.
Она и правда была женщина простая: сказала, что уходит — и ушла, однако курицу с собой не забрала. Переглянувшись, друзья обменялись горькими усмешками. Через некоторое время курица залезла под шкаф, стоящий на восточной стороне, Фан Добин только и мог, что притвориться, будто ничего не заметил.
— Так а-Хуана отравили? Вот так дела… Чем дальше, тем всё более странно. Эй? Ли Ляньхуа! Ли! Ляньхуа! — Глядя, как друг нагнувшись ловит курицу, он заскрежетал зубами. — Ты не мог бы не ловить курицу передо мной?
— Нет, — ответил Ли Ляньхуа.
— Завтра я пришлю тебе тысячу таких куриц, а сейчас ты не мог бы выползти и продолжить обсуждение дела с “этим чиновником”?
— А… — Ли Ляньхуа уже вытащил курицу из-под шкафа, зажал ей крылья и поднял, развернувшись к Фан Добину с чрезвычайно радостной улыбкой. — Эта неописуемо прекрасная курица совершенно отличается от тех, что тебе приходилось есть…
У Фан Добина дёрнулось ухо, он вдруг насторожился.
— Чем отличается?
Ли Ляньхуа приподнял птицу.
— Отличается тем, что эта курица страдает поносом.
— Что ты имеешь в виду? — завопил Фан Добин. — Хочешь сказать, эта курица больна птичьей чумой?
— Да что ж такое, — улыбнулся Ли Ляньхуа. — Я лишь хочу сказать, не вздумай завтра присылать мне тысячу таких куриц.
Он потыкал курицу со всех сторон, вырвал перо и увидел, что кожа у неё несколько синеватая, неожиданно послышался шмяк — птица снова нагадила. Фан Добин вскрикнул — в курином помёте виднелась кровь.
— Она… что это с ней?
Ли Ляньхуа огорчённо посмотрел на вроде бы ещё молодую курицу.
— Если купишь в Сяоюане тысячу куриц, боюсь, девятьсот девяносто девять будут такими же, так что не вздумай, а лучше подожди, пока я не перееду в другое место… Здесь фэншуй не слишком хорош…
— Неужто жена а-Хуана осмелилась отравить курицу, чтобы погубить господина чиновника? — Фан Добин вдруг пришёл в ярость, стиснул зубы, совершенно позабыв, что на самом деле никакой не чиновник, и ударил по столу. — Что за коварная женщина, возмутительно!
— Не злитесь, господин, — усмехнулся Ли Ляньхуа. — Хоть эта курица и не будет хороша на вкус, но она не чумная. Когда я покупал продукты, тщательно рассмотрел: большинство птицы и скотины, которую выращивают селяне Сяоюаня, страдает поносом, выглядит неказисто, имеет изъяны вроде пятен — так что жена а-Хуана не травила птицу.
Фан Добин уставился на пятно кровавого помёта.
— Раз утверждаешь, что с этой курицей нет проблем, что же, ты и съесть её готов?
— Она годится в пищу, если только ты убьёшь её и сваришь, я без проблем съем её, — беззаботно ответил Ли Ляньхуа. — Вот и займись этим, а я выйду ненадолго.
— Куда это ты собрался? — удивился Фан Добин.
Ли Ляньхуа посмотрел на небо.
— На рынок. Время позднее, пора купить что-нибудь на ужин.
Фан Добин потерял дар речи, но не мог ничего возразить, потому только выразительно фыркнул.
— Ступай.
Ли Ляньхуа с улыбкой на лице шёл по рыночной улице посёлка Сяоюань. День был жаркий, но к вечеру поднялся приятный ветерок. Он не стал покупать продукты, а прошёл через рынок до лавки на самом его конце, остановился перед дверями и легонько постучал дверным кольцом.