Лотосовый Терем
Шрифт:
— Так что вы говорили?
— На замке этого выдвижного ящика верно составлено пять слов, — сказал Ли Ляньхуа.
Хэ Чжан проследил за взглядом Ли Ляньхуа и увидел, что у комода рядом с кроватью внизу есть выдвижной ящик, запертый на замок с секретом — этот медный замок представлял собой цилиндр с шестью кольцами, на каждом из которых имелось четыре не связанных друг с другом слова. Чтобы открыть его, требовалось соединить слова на всех шести кольцах так, чтобы получилось стихотворение — такие замки сейчас были в моде. На замке, висевшем на самом нижнем ящике комода, пять из шести слов были соединены верно, в них с первого взгляда узнавалось популярное стихотворение:
За ширмою слюдяной почти угасла свеча.
Тускнеют звёзды, и меркнет Серебряная река.
Возможно, Чанъэ жалеет, эликсир бессмертья украв,
Лишь с синевой небесной наедине томясь*.
Стихотворение “Чанъэ” танского поэта Ли Шанъиня. В оригинале стихотворение состоит из 4х строк по 7 иероглифов, в переводе у меня получилось по 6 слов в строке, поэтому описание замка тоже слегка изменено.
Но четвёртое кольцо, со словами “почти”, “меркнет”, “эликсир” и “небесной” не было сопоставлено с другими пятью, и замок оставался заперт. Хэ Чжан подошёл и внимательно осмотрел его, Ван Чжун же был человек необразованный и совершенно не понимал, что это за штуковина.
— Хотите сказать, кто-то пытался отпереть ящик?
— Такого я не говорил, лишь заметил, что на этом замке пять из шести слов соединены верно, — поспешно уточнил Ли Ляньхуа.
— Трудно сказать, кто-то хотел открыть замок и не сумел, или же открыл, а потом не успел как следует перекрутить кольца… — медленно проговорил Хэ Чжан. — Однако пять слов из шести верны, маловероятно, что замок не отпирали. Полагаю, этот человек уже забрал то, что находилось внутри. — Он легонько потянул ящик — там были лишь стопки чистой бумаги для писем, совершенно ничего, что вызывало бы желание завладеть этим.
Бросив взгляд на выдвижной ящик, Ли Ляньхуа собирался что-то сказать, но Хэ Чжан сунул руку внутрь, вытащил пачку писчей бумаги и пролистнул — никаких записей, вся бумага была чистой. Ван Чжун скользнул взглядом по комнате — во время преступления она не была заперта, очевидно, убийца вышел через двери, непонятно, почему никто его не заметил.
— Целитель Ли полагает… — медленно проговорил Хэ Чжан. — Что отравление госпожи Ма не связано с убийством?
Взгляд Ли Ляньхуа тоже блуждал по покоям; услышав вопрос, он поспешно возразил:
— Связано. Учитывая, каким образом умерли хозяин Ма с женой и что за день до этого госпожа Ма была отравлена и находилась без сознания — боюсь, хозяин Ма не сопротивлялся по той же самой причине.
— Его отравили? — Ван Чжун переменился в лице.
Хэ Чжан кивнул.
— Отравили тем же способом, что и госпожу Ма, тем же ядом, а когда он потерял сознание, кто-то изрубил ему руку до плеча — и никаких следов сопротивления.
Рядом согласно покивал Ли Ляньхуа, а потом спросил:
— Но что же это за яд?
— Вы не знаете? — остолбенел Хэ Чжан.
Ли Ляньхуа замялся, помолчал, а потом непонятно к чему протянул: “А-а”. Ван Чжун удивлённо воззрился на него.
— Вы же искусный врачеватель, разве не способны различить, чем их отравили?
— Это чрезвычайно редкий яд… — наконец выдавил Ли Ляньхуа.
— Простой яд Ма Хуана бы не свалил, — кивнул Хэ Чжан. — Только странно, кто-то умышленно отравил чету Ма и сумел подсыпать яд аж дважды, да к тому же, кто бы мог подумать, оба раза успешно!
— Не дважды, не исключено, что и трижды… — медленно проговорил Ли Ляньхуа.
— И правда! — вздрогнул Ван Чжун.
— Это дело… и впрямь очень странное… — пробормотал Ли Ляньхуа, разглядывая стену, с которой ещё не смыли кровь — когда преступник размахивал ножом, то брызги справа налево пересекли белую стену за кроватью. Пока он стоял, уставившись в одну точку, за окном вдруг послышался детский голосок, поющий песенку:
— Стрекоз ест богомол, мух ест стрекоза, улиток муха ест, улитка ест цветок…
Почему-то от этого детского лепета у троих человек, находящихся в комнате, волосы встали дыбом. Ребёнок семьи Ма, слабоумный и необщительный семилетний мальчик, возможно, видел больше, чем взрослые, да только не понимал…
— Стрекоз ест богомол, мух ест стрекоза, улиток муха ест, улитка ест цветок… Богомола больше нет, и пропала стрекоза, мухи тоже больше нет, и улитки нет… — Ма Сюцинь играл сам с собой за дверями родительских покоев, ещё никто не сказал ему, что они уже мертвы. Девочка-служанка в красном платье следовала за ним, уговаривая поесть, но он только прятал голову в заросли и ловил там что-то.
— Этот ребёнок вообще-то не родной сын Ма Хуана, — неожиданно заговорил Ван Чжун. — Эргэ говорил, что госпожа Ма — последняя ученица его наставника, в юности она была очень красива. Когда ей было восемнадцать лет, она родила от наставника вне брака, но вскоре он скончался, и она вышла замуж за наследника крепости семьи Ма, родного сына наставника — Ма Хуана. Всем сказали, что Ма Сюцинь — сын Ма Хуана, но на самом деле он его младший брат.
— Хозяин Ма согласился назвать сыном единокровного брата? — изумился Ли Ляньхуа.
Ван Чжун неестественно хохотнул.
— Да… Возможно, он питал глубокие чувства к госпоже Ма. Хозяин Ма не придавал значения тому, как на него смотрят посторонние….
— Странно, странно, непонятно, — продолжал качать головой Ли Ляньхуа.
— Об этом многим известно, — спокойно сказал Хэ Чжан. — Говорят, Ма Хуан никогда этого не скрывал, к тому же, души не чаял в Ма Сюцине.
— Этот ребёнок теперь маленький хозяин крепости! — рассмеялся Ван Чжун. — Глядя на лица его шисюнов, трудно забыть… — Не успел он договорить “о нём”, как снаружи послышался свист и щелчок сработавшего пружинного механизма. Хэ Чжан смял в комок бумагу, которую держал в руках, и броском сбил прилетевший откуда-то крохотный предмет. Ван Чжун и Хэ Чжан не виделись десять лет, но действовали с прежней слаженностью — как только бумажный шарик Хэ Чжана столкнулся с предметом, влетевшим в окно, Ван Чжун поднял его и воскликнул: