Loving Longest 2
Шрифт:
— Если это спрашивает истерлинг, что сказать нам, халадинам? — спросил тот же черноволосый юноша.
— Ты что, правда чародей? Владеешь тайнами жизни и смерти, провидишь будущее, можешь искать клады? — отозвался невысокий, мрачный вождь друэдайн.
— Я, — сказал Белемир, выйдя вперёд, — могу дать нашим воинам бессмертие; я могу взять их души и вселить их в могучих волков или медведей. Я могу вызывать души и узнавать их тайны. Провидеть будущее я не берусь — будущее зависит от нас самих, а что касается кладов — это проще простого. Для того, кто видит умерших, заглянуть под землю легко.
Белемир прошёл несколько шагов и коснулся ствола огромной сосны, указав на красный валун, торчащий
— Тем десяти, кто поднимет этот камень, я отдам треть всех спрятанных тут сокровищ, — сказал он.
Старейшины смотрели недоверчиво, но десять желающих нашлось быстро: трое парней в одежде истерлингов, пять местных и двое друэдайн. Они отодвинули камень, и под ним оказался сундук, запечатанный большой красной печатью.
Эльф-Андвир подошёл и наклонился, чтобы посмотреть. Вместе с Белемиром они сломали печать, на которой было начертано имя Верховного короля нолдор Фингона. Стало быть, сундук попал сюда за пятнадцать лет, которые прошли между Битвой Внезапного пламени и Битвой Бессчётных слёз.
Внутри были аккуратно сложены золотые слитки, кольца, браслеты и серебряная и золотая посуда — судя по отметкам на ней, посуда из королевского дворца Финголфина. Все знали, что после Битвы Бессчётных слёз грабить в нолдорском королевском дворце было практически нечего: все свои сокровища Верховный король раздарил соратникам. Видимо, Фингон всё-таки решил на случай, если останется в живых после битвы, спрятать последнее, что у него осталось — немного золота и личные украшения.
Белемир, заслоняя собой сундук, молча указал на вещь, лежавшую в боковом отделении: папку для бумаг, обтянутую выцветшим розовым шёлком с серебряными узорами. Все документы, принадлежавшие знатным нолдор, надо было доставлять Гортауру: они оба это знали. Незаметным движением Андвир убрал этот предмет за пазуху. Те, кто помогал выкапывать сундук, уже встали на стражу вокруг него — сначала друэдайн, потом истерлинги и местные жители.
— Немного осталось сокровищ в Хитлуме, — сказал Белемир, — но они ваши! Ими вы купите свою свободу!
Зайрет быстро разделила содержимое сундука на три части, а треть своими руками раздала тем, кто выкопал его. Даже те, кто не верил Белемиру, начали склоняться на его сторону. Конечно, он мог подстроить обнаружение клада, но ведь корни сосны оплели камень и сосне явно было уже больше сорока лет… Да и если это было подстроено, это говорило только о том, что Белемир и Андвир щедры к своим людям.
— Ты говорил о свободе, Андвир, — недоверчиво спросил старый истерлинг. — Как нам найти свободу? Разве мы знали свободу с тех пор, как пришли сюда? Даже наши короли стали слугами или умерли.
— Мы должны уйти отсюда. Переселиться в самое укромное место Бретиля или перейти Эсгалдуин и уйти в Дортонион, — ответил за дядю Белемир. — На новом месте мы, надеюсь, прекратим ссоры из-за земли и имущества и перестанем ненавидеть друг друга, потому что не будем видеть того, из-за чего возникла ненависть — этих земель и угодий. Я знаю такое место. Но действовать нужно быстро.
— Мы с тобой! — послышались крики со всех сторон. Кричали сначала юноши, получившие сокровища и их друзья, но потом крик стал почти всеобщим. — Белемир, мы с тобой.
И тут из-за леса послышался тяжелый, однообразный вой бронзовых рогов отряда Келегорма.
— Белемир, у тебя есть возможность доказать свою доблесть! — закричали в толпе. — Вон чёрный эльф, убийца твоего отца.
— Я сделаю это за него, — сказал Андвир. — Сначала мне подобает сразиться с ним.
Белемир и Зайрет побежали вперёд, на поляну, где росли священные дубы и пылал костёр. Трава и светлая, песчаная почва на поляне были залиты кровью жертв — коней и собак. Зайрет распахнула плащ. На ней было праздничное платье
— Вешай их!
Келегорм увидел, что на двух самых огромных дубах висят тела. Людей или эльфов, как прошлый раз, к счастью, не было: это были несколько волков и огромных собак и отдельные части тел коней — в основном головы, ноги и две грудные клетки. Жертвоприношение было совершено недавно: пахло лишь кровью, а не гнилью. Одна из собак ещё дёргалась в петле.
Вспыхнувшее в душе Келегорма пламя ярости заставляло его забыть о боли, неудачах, о безвыходном положении, в котором он оказался. Он легко взмахнул мечом, и голова молодого черноволосого адана слетела с плеч; Келегорм успел заметить на его щеке родинку. Келегорм заорал, почувствовав тёплый пар из его тела, запах мяса и нутряной крови, ударил наотмашь другого, — это был совсем старик — оглушил его ударом по голове, перерубил позвоночник, потом резко повернулся, услышав дыхание третьего — рыжего истерлинга, который молча пытался атаковать его сбоку, безжалостно отсёк его выставленную вперёд с кинжалом левую ладонь. Тот всё-таки потянулся к нему с мечом, несмотря на боль и шок; Келегорм одним ударом выбил у него меч, отрубив палец, другим — убил.
Это заняло несколько мгновений; люди испуганно откатились, лишь двое-трое продолжали идти на него; он рванулся вперёд. Сейчас единственным счастьем, единственным оправданием его существования казалось ему убивать их.
И тут Белемир завопил:
— Режь!
Келегорм посмотрел вперёд: он увидел женщину в коротком, до колен оранжевом платье с чёрными волосами, кое-где выкрашенными алым и с высоким, странной формы, как он понял — костяным венцом на голове. Это была Зайрет. Она рванулась к дереву-виселице и обрезала верёвки, на которых свисали с ветвей несчастные животные, перерезав петли.
Белемир поднял руки вперёд, он наклонился над костром, крича что-то в огонь. Внутри у Келегорма всё похолодело: он узнал валарин, понимал отдельные слова — хотя, в отличие от отца, не мог вести целые беседы с Валар на их родном языке. И он увидел, как странно, судорожно дёрнулось тело юноши с отрубленной головой; и тут же огромный волк, мёртвый зверь с остатками петли на шее, рванулся к нему, Келегорму. Белемир снова повторил то же самое. Второй волк вскочил и сначала подбежал к рыжему мужчине, стоявшему поодаль, кивнул ему, коснулся лапой его руки, будто прощаясь. Затем вскочил и третий волк, и тоже бросился к Келегорму.
— Белемир принял их души! — закричал кто-то в толпе.
— Он вернул им жизнь! Белемир сделал их волками! Они теперь волки!
— Они волки! Мой отец — волк! Мы — волки! — со слезами на глазах и потрясая копьём, кричал воин, к которому волк подбегал проститься.
— Король-Чародей! — завопила ликующе Зайрет.
— Наш Король-Чародей! — отзывались люди — и истерлинги, и халадины.
Одушевлённые Белемиром волки, воя и скуля, бросились на Келегорма.
Келегорм понимал язык зверей, и то, что скулили и выли они ему — было страшным, безумным, бессмысленным набором «слов», лишённым всякой последовательности и логики (которой у настоящих животных, как он знал, в избытке). Это было всё равно, как если бы в человека вселилась душа волка или пса, и это существо пыталось бы что-то сказать, используя человеческий язык и глотку, складывая случайные, абсурдные обрывки фраз и сочетания звуков. Это было так жутко, что Келегорм на мгновение застыл.