Loving Longest 2
Шрифт:
В его руках словно ниоткуда появился лук, небольшой, изящный, как машинально отметило сознание Маэдроса — тоже украшенный перламутром и золотом. Он услышал свист, щёлканье тетивы; его словно кто-то шутя дёрнул за волосы.
Маглор и Амрод бросились к брату.
Стрела запуталась в его рыжих волосах на макушке — видимо, Гватрен с коня метил слишком высоко; Маэдрос протянул руку — кажется, даже не было крови.
Аргон мгновенно схватил лежавший около палатки лук и выстрелил в ответ, но Гватрен с нечеловеческой ловкостью успел закрыться щитом, в который со стуком вонзилась
— Да вы и в лошадь не попадёте! — воскликнул помощник Саурона и снова тронул коня.
Финдуилас как-то на мгновение задумалась, потом схватила свой лук, висевший на крючке у входа в палатку, чуть было не обрушив её и выстрелила.
В лесу, успев отъехать шагов на двадцать, лошадь Гватрена споткнулась — стрела Финдуилас попала в неё; животное забилось, дёрнулось. Маглор бросился следом, за ним — Маэдрос. Испуганная лошадь, в боку которой стрела Финдуилас, застряв в коже, проделала длинную рваную, но неглубокую рану, побежала в лес.
Гватрен в своём расшитом кафтане и тёмно-алом кушаке неподвижно лежал на тропинке.
====== Глава 32. Двойник (2): Гвайрен ======
— Финдуилас, ты его убила? — воскликнул подбежавший Аргон.
— Кажется, он жив, — сказал Маэдрос, прикоснувшись к его лицу, — только без сознания.
— Что вообще происходит? — недоверчиво спросил Амрод. — Я просто не верю, что он повёл себя так глупо.
Майтимо вспомнил свою встречу с Гватреном, который что-то писал в складской комнате в Химринге: тогда он заметил на его руках шрамы. Он снял с бесчувственного Гватрена кафтан, закатал рукав ярко-жёлтой шёлковой рубашки: вокруг предплечья была толстая тёмно-розовая, местами выпуклая полоса — там, где неженатые мужчины-ваньяр носят серебряные браслеты.
— Это точно Гватрен, я видел у него эти шрамы, — кивнул Маэдрос. — Кано, свяжи ему руки, — обратился он к Маглору. — Мне кажется, он не ранен — стрела попала в коня. Скорее всего, просто ударился головой, когда упал с седла. Сейчас придёт в себя.
— А в Химринге разве… — начал Амрод, но его прервал Аргон:
— Ну вот же ты, наконец, Карнистир!
Карантир, услышавший шум, крики и, наверное, звон стрелы на подходе к лагерю, испуганно оглядел их, но увидев, что все братья, видимо, живы и здоровы, облегчённо вздохнул.
Аргон подбежал к другу и обнял его; едва он отошёл, как чёрная птица опустилась на плечо Карантира. Тот погладил птицу по гладкой блестящей головке; она закрыла глаза.
— Это же крабан! — воскликнул Маглор. — Морьо, прогони его немедленно. Ещё чего не хватало!
Карантир никак не отозвался на его слова и подошёл поближе, чтобы посмотреть, вокруг чего они все столпились. Он наклонился, взглянул на златоволосого эльфа в расшитом кафтане и сказал:
— Что с ним? Он жив? Майтимо, откуда он тут взялся такой разодетый?
— А ты разве его знаешь? — спросил Маэдрос. Он вспомнил, что когда Гватрен привозил к ним тогда, зимой, Финдуилас, Карантира с ними не было.
Карантир задумался.
— Знаешь, я такого квенди видел в Нарготронде, — сказал Карантир. — Не помню, как его зовут, но он точно был в свите Финрода. Ты, наверно, помнишь, Финдуилас?
Финдуилас как-то неуверенно
— Он к нам приехал с посланием от Саурона, — сказал Маэдрос. — Что ты об этом думаешь? Может быть, он выжил, когда Саурон взял в плен и убил Финрода и его друзей?
— Нет-нет, — сказал Карантир. — Он точно не ушёл с Финродом, я теперь вспомнил. Он вообще был очень незаметный, всё время как-то жался к Финроду и без него почти никуда не ходил. Вёл приходно-расходные книги и всё такое прочее. Как его звали, не помню, но меня ещё удивило, что хотя имя у него вроде синдаринское, при этом у него нолдорский выговор, и я совершенно не понял, из какой он семьи и вообще откуда взялся. Хотя ты же знаешь, я не очень близок дому Финарфина; может быть, это какой-то дальний родственник Эарвен, я же с ними никогда не общался.
— Если он попал в плен с Финродом, это всё объясняет, — сказал Амрод.
Младший не сказал, что именно это «всё», но Майтимо понял. Если он действительно был другом Финрода, то понятно и почему Гватрен хорошо отнёсся к его племяннице Финдуилас, и то, почему она с неохотой о нём говорит: ей жаль друга и, может быть, — родича, который не вынес пыток и оказался в роли предателя. Объясняло (и отчасти оправдывало) это и то, почему он так жестоко обошёлся с Келегормом: дружинник Финрода имел все основания ненавидеть Келегорма и Куруфина за оскорбления, которые те нанесли Финроду и его брату Ородрету. Понятно было и то, что Гватрен, как рассказала ему как-то Финдуилас, по-доброму относился к Тургону — ведь Тургон был одним из лучших друзей Финрода.
— Не попадал он в плен с Финродом, — сказал Карантир. — Знаешь, почему я ещё его запомнил? После того, как Финрод ушёл, у них ночью поднялась какая-то суматоха, как раз над моей комнатой; я хотя… в общем, я всё равно испугался за их семью; мне показалось, что происходит что-то неладное. Я поднялся в покои Ородрета, и брат Финдуилас мне сказал, что секретарь Финрода хотел наложить на себя руки потому, что Финрод его не взял с собой, и что он и Ородрет его буквально достали из петли.
— Если ему так отчаянно хотелось быть с Финродом, — возразил Амрод, — он мог уйти за ним потом тайно и догнать его. Кто мог об этом узнать?
— А Берен Эрхамион? — возразил Маэдрос. — Он же спасся.
— Но ведь и Финрод, и все остальные эльфы там погибли, как он думал, — сказал Маглор. — А если все погибли, то какая разница, было их двенадцать или тринадцать? Мне кажется, Питьо вполне может быть прав.
— Не знаю, — Карантир развёл руками. — Я уехал из Нарготронда на следующий день утром. Поскольку здесь нет ни Туркафинвэ, ни Куруфинвэ, то я смело могу сказать, что после всей этой истории они оба стали мне глубоко противны, уж прости меня, Майтимо. Турко меня ещё звал туда по делу… ну, одолжить денег, но я постарался там не задержаться. Справедливости ради надо сказать, что они хотя бы не разворовывали казну.