Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
— Ты не можешь… не можешь вот так вот… Боже, Робсон…
— Вы сами сказали, мистер Сандерс. Это важно. Это же вообще самое главное. Крушение — всего лишь груда покореженного металла, но он — нечто совершенно реальное. Тело, скафандр пришельца… Вы, ученые, чего только не узнаете с его помощью. Но для этого его нужно будет найти.
Сандерс тяжело вздохнул:
— Робсон, я не могу ждать. У меня нет времени стоять здесь и спорить с тобой. Я отправляюсь в Джанша и намерен туда дойти. Плевать, если для этого мне придется дышать вакуумом. Я добьюсь своего, слышишь? Можешь сидеть себе здесь и дожидаться, пока умрешь, а я не собираюсь!
Шли секунды, но техник ничего не говорил. Сандерс что–то пробормотал, но Робсон не смог разобрать. Тогда ученый развернулся и направился к базе, паря надо льдом при каждом
Робсон коснулся блока управления на рукаве скафандра и выключил радио. Прислушался к раздававшемуся в шлеме собственному дыханию, учащенному и трепещущему.
— Теперь я задыхаюсь от волнения, словно чертова школьница, мистер Сандерс, — сказал он про себя. Сел и положил руку на лед совсем рядом с лицом инопланетянина. — Так что же ты здесь делаешь, малыш? — спросил он его. Лег на спину и посмотрел вверх. Стоял полный Сатурн, и Мимас только что начал прохождение, нарисовав маленький серый диск у края лика Сатурна. Долго Робсон молча смотрел ввысь. — Как же им удается не замечать этого? — тихонько произнес он, внимательно глядя вверх и силясь представить себе в открывшемся взору зрелище нечто угрожающее и зловещее; ощущение, что тебя, легкого, словно перышко, отрывает от поверхности Энцелада и засасывает во тьму. Но, вместо этого, он видел большой пастельно–желтый шар с тенью от колец. Когда дома он смотрел на фотографии этой планеты, то ничего особенного не чувствовал: красиво, только и всего. Совсем другое дело здесь, когда этот невероятный, невозможно огромный шар висит над головой. Здесь Робсон не мог не замечать изливавшейся с неба радости — вопиющего с небес громогласного клича красоты.
Чтобы снова посмотреть на замерзшего пришельца, Робсон лег на бок. Один глаз инопланетянина был закрыт, другой белел узенькой щелкой.
— Готов поспорить, что ты ничего не имеешь против этого зрелища, верно? — спросил он его. — Ты знал, что тебе не выбраться, и, так же как я, лег и смотрел на небо. Полагаю, ты тоже был обделен воображением.
Робсон опять перевернулся на спину. Попытался заложить руки за голову, только в скафандре это оказалось неудобно. Тогда он покрепче скрестил руки на груди, его била дрожь.
— Так что же ты здесь делал, черт подери? — снова спросил он. Несколько минут он молчал. Потом произнес: — Ага, я догадался. Ты делал свою работу. Просто делал свою проклятую работу, точно так же, как все мы.
ДЖОН КЭССЕЛ
СОБЫТИЯ, ПРЕДШЕСТВОВАВШИЕ ВОЗРОЖДЕНИЮ ГЕЛЬВЕТИКИ
Джон Кэссел родился в городе Буффало, штат Нью–Йорк, сейчас живет со своей семьей в Роли, штат Северная Каролина, где преподает американскую литературу и руководит программой обучения писательскому мастерству в университете штата. Печататься Кэссел начал в 1975 году. Его первый роман, «Хорошие новости из дальнего космоса» («Good News From Outer Space»), вышел в 1988 году и получил высокую оценку критиков, но еще до того Кэссел прославился как автор прекрасно написанных рассказов, большинство из которых вошло в сборники «Встретимся в бесконечности» («Meeting in Infinity») и «Чистый продукт» («The Pure Product»), В 1983 году Кэссел стал обладателем премии «Небьюла» за повесть «Другая сирота» («Another Orphan»), которая в том же году номинировалась на «Хьюго», а впоследствии вышла отдельной книгой. Рассказ «Буффало» («Buffalo») в 1991 году получил премию Теодора Старджона, а повесть «Истории для людей» («Stories for Men») завоевала престижную премию Джеймса Типтри–младшего в 2003 году. Среди других произведений писателя можно назвать такие романы, как «Подкуп доктора Пайса» («Corrupting Dr. Nice»), «Берег свободы» («Freedom Beach») (написанный совместно с Джеймсом Патриком Келли), «Девяносто процентов всего» («Ninety Percent of Everything») (в соавторстве с Джеймсом Патриком Келли и Джонатаном Летемом). Вместе с Марком Л. Ван Неймом и Ричардом Батнером он составил антологию «Перекрестки» («Intersections»), куда вошли рассказы, созданные в ходе деятельности известной писательской мастерской Сикамор–Хилл, в которой Кэссел периодически ведет занятия. Также Кэссел составил три антологии совместно с Джеймсом Патриком Келли: «Очень странное чувство: антология слипстрима» («Feeling Very Strange: The Slipstream Anthology»), «Замена проводки: антология посткиберпанка» («Rewired: The Post–Cyberpunk Anthology») и «Тайная история научной фантастики» («The Secret History of Science Fiction»).
В следующем рассказе традиционная приключенческая история приобретает затейливые и неповторимые формы, столь характерные для творчества писателя.
Когда мой разум прояснился, я обнаружил, что нахожусь на улице. И бог-защитник Бишамон заговорил со мной: «Бульвар до космопорта идет в гору. И ты должен бежать по нему».
В воздухе полно коварных духов, а бег в имперском городе считался преступлением. Но может ли человек ослушаться гласа божьего? Я подчинился. Тротуар вибрировал от громыхания невероятного размера машин Каслонской империи. Кураторы имперских архивов, наверное, уже обнаружили иллюзию, которую я оставил вместо их защитных систем, и ищут, что же пропало.
Небо над плато испещряли полосы облаков, сквозь них пробивались фиолетовые гравитационные лучи, вознося корабли на планетарную орбиту и спуская их сюда. Рядом с воротами космопорта семья оборванцев — муж, жена, двое детей — сетью из узловатых веревок ловила рыбу в сточной канаве. Не обращая на них внимания, зажиточные граждане в украшенных вышивкой нарядах чинно расхаживали по магазинам портового базара, покупая беспошлинные товары, перезаряжая наложниц и подыскивая себе угощение перед отлетом. Так, надо помедленнее.
Я сбавил шаг. Стал неотличим от них, плавно двигаясь среди путешественников.
Для каслонского взгляда я был спокоен и сдержан; внутри же меня радость и ярость боролись друг с другом. В моих руках сейчас находилось средство спасения моего народа. Я старался не думать, лишь действовать, возрожденный разум мчался вскачь. Конечно, будет лучше покинуть планету прежде, чем кураторы поймут, что у них украли. Но я так проголодался, аромат еды казался непреодолимым. Хотя остановиться здесь значило бы совершить невероятную глупость.
«Зайди в ресторан», — сказали мне. И я отправился в самое изысканное заведение.
Меня встретил официант:
— Желает ли господин пройти к столику или же предпочитает отобедать у барной стойки?
— У стойки, — ответил я.
— Прошу за мной. — В его манерах не было даже намека на непристойность, хотя что–то в нем говорило о невоздержанности. Он гордился тем, что может предложить мне нечто доступное очень немногим.
Я сел у круглой стойки из отполированного розового дерева. Передо мной и еще несколькими посетителями шеф–повар жарил куски мяса на металлическом противне. Всплеснув руками в воздухе, как танцор, он подбросил вырезку между двумя силовыми ножами, позволил ей упасть на разогретую поверхность и тут же снова подкинул ножами, ловко перевернув. Он не столько готовил, сколько давал представление. Мощные лезвия проходили сквозь мясо без всякого сопротивления, а широкими сторонами повар похлопывал по нему, как лопаточками. В воздухе висел аромат сожженного углеводорода.
Привлекательный молодой человек продемонстрировал мне список виртов с вырезками, включая вкусы, действующие на подсознательном уровне. «Вырезками» назывались порции мускулатуры животных, откуда изымали куски мяса. У меня слюнки потекли.
Официант принял заказ, а я пригубил коктейль из лагера и «Белановы».
Ожидая, осмотрел ресторан. Одна из главных задач нашего ордена — защищать божественное правосудие, позволяя злу существовать. За столиком поблизости молодая женщина склонилась над ребенком, скорее всего, своей дочерью, подбадривая ее. Прекрасное лицо девочки казалось самим воплощением невинности, когда она нерешительно попробовала полоску розовой плоти. Мать тоже была очень красивой. Я задумался, первая ли это у нее юность.
Шеф–повар закончил представление, со стороны других посетителей раздались жидкие аплодисменты. Молодой человек поставил передо мной тарелку со стейком. Шеф убрал лезвия и отложил ножи в сторону, затем, нырнув сквозь люк в полу, спустился в темницу, где держали рабов. Как только он исчез из виду, бог сказал мне: «Укради нож».
Пока остальные отвлеклись на еду, я перегнулся через стойку, взял силовой нож и засунул его в ботинок. Потом приступил к трапезе. Вкус был невероятным. Каждая клеточка моего тела вибрировала от радости и стыда. Голова закружилась, и есть быстро я не мог.