Лягушка под зонтом
Шрифт:
В коммунальной квартире, которая растянулась на весь третий этаж, над которым была большая, опять-таки на весь этаж, ванная, где все мылись и стирали белье. То и дело высокий потолок протекал, но к этому привыкли и не смотрели вверх. У Скородумовых было три комнаты, покойный муж перегородил одну большую. Когда дочери исполнилось девятнадцать, в их доме появился такой же юный муж...
– Значит, ты хочешь честный ответ... – Валентина Яковлевна усмехнулась.
– Конечно, мне ведь не тринадцать лет.
– Для тебя это очень важно?
– Да.
– Они сами не знали, хотели они ребенка или нет. Они слышали, – усмехнулась Валентина Яковлевна, – что после того, как люди женятся, у них появляются дети.
– Зачем-то, – фыркнула Ольга.
Валентина Яковлевна не обратила внимания на этот звук, она сказала:
– Хотели ли они тебя в тот конкретный момент? Думаю, что нет.
– У меня тоже такое чувство, – призналась Ольга, – причем давно.
– Откуда оно? – Бабушка удивилась.
– Мне кажется, я что-то помню.
– Не может быть. – Валентина Яковлевна покачала головой, потом внимательно посмотрела на Ольгино лицо. – Я не верю, что человек помнит себя в младенчестве.
– Но откуда у меня всегда было ощущение, что я не такая, как все? Что я не нравлюсь родителям, что я им мешаю, поэтому они все время бросают меня. Значит, меня не за что любить, если они... – Ольга махнула рукой. – Мне все время хотелось куда-то убежать: с Севера – в Москву, из Москвы – на Север. Это же не просто так?
– Ну... может быть, потому что твоих родителей почти не было дома. Ты была больше со мной.
– Я была больше не с тобой, а в госучреждениях, – заявила Ольга.
– Ты о яслях и детском саде? Но то и другое полезно для... социализации личности, – сказала Валентина Яковлевна.
– Ох, педагог ты наш, – с досадой бросила Ольга.
– Ты не согласна?
– Нет.
– Что ж, на самом деле, – вздохнула она, – не всем детям подходят эти заведения. Но когда и как твои родители могли заниматься тобой? Они учились, потом поехали на Крайний Север, чтобы заработать на жизнь, и твою, между прочим...
– Вот и я о том – если бы не было меня, они бы нормально выучились в своем медицинском, не поехали бы на Север. И может быть, родили кого-то еще, если бы мое явление в этот мир не напугало их так сильно.
– Гм... Думаешь, напугало?
– Думаю.
– Что ж, ты подошла к истине слишком близко, моя дорогая внучка. – Валентина Яковлевна улыбнулась, Ольга заметила, как горько сложились губы. Она почувствовала укол в сердце. – Ладно, скажу тебе правду. Да, твое рождение напугало отца. Так сильно, что он... сбежал.
– Вот как? – выдохнула Ольга.
– Ненадолго, – сказала Валентина Яковлевна.
– Рассказывай, – потребовала Ольга.
– В самом начале у каждой пары бывают проблемы. У твоих родителей – тоже. Господи, им было-то – матери двадцать лет, отцу двадцать два. Девочка и мальчик. Когда отец увидел тебя, красную, орущую во весь беззубый рот, страх пересилил все остальные чувства. А как на большинство из нас действует страх? Одинаково – бежать. Наш юный муж сказал твоей матери, что уедет по делам. Сочинил на ходу. Но твоя чуткая матушка заявила: если уедешь, то навсегда.
– Он уехал? – пробормотала Ольга. – Надо же.
– Да, твой отец уехал. Но вернулся месяца через два. Она не хотела принимать его, но я объяснила своей неопытной дочери, что с мужчинами такое случается. Ему на самом деле было страшно. Сначала он боялся, что его тоненькая хорошенькая жена навсегда останется беременной. А потом появилась ты – такая противная. Знаешь, в молодости время течет медленней, чем с годами.
– Мне кажется, я все помню, – сказала Ольга. – Отец боялся брать меня на руки.
Бабушка отмахнулась, засмеялась.
– Не выдумывай. Я повторяю тебе: не верю, что дети помнят себя в младенчестве.
– Значит, – сказала Ольга, – я понимаю так: нельзя заводить детей, пока ты точно не знаешь, что хочешь этого. Не привязать себя к жизни с помощью ребенка, не рожать его, потому что так делают все. Иначе с ним будет то же, что со мной: треть жизни мучиться сомнениями – кто ты и зачем ты?
– Треть жизни? – удивилась Валентина Яковлевна.
– А сколько, ты думаешь? Мне почти тридцать лет, а я только сейчас начинаю понимать, поняла, что я нужна... самой себе.
Валентина Яковлевна пожала плечами.
– То, что ты говоришь, вполне разумно. Я тоже считаю, что взрослые женщины, те, кого прежде называли старородящими – какое дурацкое слово, – самые разумные матери. Они знают, что хотят именно ребенка, а не играют в русскую рулетку, укладываясь в постель с мужчиной: попадет – не попадет. – Она хмыкнула.
Ольга засмеялась.
– Сама придумала? Очень точно. Только сейчас можно играть почти без страха. Достаточно средств, чтобы играть на выигрыш, какой сама себе наметишь.
– Но имей в виду, все эти средства иногда стреляют в другое место...
– В голову, да?
– И в нее тоже.
– Спасибо, я все поняла.
– Ты довольна? Ты это хотела услышать? – спросила бабушка.
– Да. Я не знала, но чувствовала...
Она не сказала больше ничего Валентине Яковлевне, но снова подумала, как проницательна Надя. Нет, она не завидовала ей – можно ли завидовать тому, что ее родители ждали, любили ее и передали эту способность ей?
– Что ж, благодарю вас, Валентина Яковлевна. – Ольга церемонно поклонилась. – Спасибо за откровенность. А теперь мне надо ехать, – сказала она.