Лягушка под зонтом
Шрифт:
– Отсюда ваши познания о моржах и тотемах? – задал вопрос Никита. На самом деле он хотел спросить о другом. Но не посмел.
– А вы как думали? Вы дома изучали прекрасное, – фыркнул он, – а я под небом самого Крайнего Севера. Научился чуять – что брать, а с чем не возиться.
– Скажите, Владилен Павлович, при таком многообразии ваших интересов...
– Лучше скажите, Никита, «вашей всеядности». – Мазаев фыркнул.
Но Никита продолжил:
– Почему вы сегодня не взяли пару дуэльных пистолетов в футляре? Стартовая цена не заоблачная.
– Потому и не взял. При таком эстимейте, с вашего позволения, я усомнился
– Вы не имели дело со старинным оружием? – спросил Никита.
– Я не слишком хорошо разбираюсь в нем, так, по мелочам брал кое-что, всякие, как их называли прежде, каверзы. – Он улыбнулся. – Не без пользы, признаюсь. Оружием надо заниматься тридцать лет и три года, чтобы увидеть – крутили винты на пистолете или они сами перекосились от времени. Но я точно знаю, какая прорезь у головки винта начала двадцатого века и какая – девятнадцатого. – Он подмигнул Никите.
– Хотите сказать, на пистолетах вы увидели такие винты?
– Их, – кивнул Мазаев.
– Для чего в таком доме держать подделки? – Никита пожал плечами.
– Бывает, знаете ли, подарки подносят. – Владилен Павлович захихикал. – Выкинуть не жалко, но хлопотно: даритель спросит: «Где мои бесценные пистолеты, которые я тебе подарила в день заключения нашего брака?» – пропищал Мазаев капризным женским голосом. – «Да вот они, дорогая, я пристрелил бы тебя сразу, но не был уверен в мгновенном успехе! – Теперь его голос звучал по-мужски грубо. – Подделка, знаешь ли, дорогая, непредсказуема в деле. Мы убедились в этом на нашем браке».
Никита расхохотался.
– Вам бы сочинительством заниматься.
– Разве я занимаюсь чем-то другим? – Кустики бровей Мазаева колыхнулись. – Я сочиняю себе свою жизнь. Чтобы дни мои пролетели с наивозможнейшим интересом. – Он вздернул подбородок. Помолчал. Потом продолжил: – На самом деле, когда я осмотрел пистолеты, я подумал, что бронза должна была быть другого цвета... по составу. А она сияла, как... как... Как вот эта жидкость в свете лампы. – Он покачал стакан. – Приложимся?
– Охотно, – поддержал Никита.
– А вот эта вещь настоящая. – Мазаев погладил лежащую на столе фигурку. – Баран ты мой драгоценный, толсторог ты мой.
23
Никите было легко с Мазаевым. Рядом с ним он что-то значил, с остальными ощущал себя отодвинутым в сторону. Если не того хуже – задвинутым в угол. На самом деле – что такое его ангар, как не угол жизни?
После ухода Натальи Петровны он никогда не чувствовал себя нужным кому-то.
Мазаев столь неожиданно, но вовремя явился к нему из ниоткуда, вернул его... к себе? Если не вернул, то развернул лицом к себе. В Мазаева он посмотрелся, как в зеркало, и увидел, что он совсем не плох. Владилен Павлович не благодетель, он искал того, кто способен помочь ему превращать вещи в деньги, деньги – в вещи, а те – в еще большие деньги. Никита годился на эту роль.
Ему нравилось бывать у Мазаева в его квартире на юго-западе. Это даже не квартира, а деревенский чердак, только на одиннадцатом этаже блочной башни. Чего здесь только нет! Даже пыль вечности, умилялся хозяин, проводя пальцем по шкатулке из карельской березы.
– Как думаете, Никита, сколько веков пребывает в этом мире баранчик? – отвлек Мазаев от размышлений. Владилен Павлович нежно покачал тотем на ладони. – Мамонт, мамонт... Заметьте, настоящий, не тот, который мешками продают в Интернете. – Он усмехнулся. – Только подставься, словишь верблюжью кость. Сам видал в Тунисе горы верблюжьих костей на придорожном рынке. Бери – не хочу! Незачем грабить музей палеонтологии. А иные умельцы могут сварить кость мамонта из костной муки. Про это я тоже слышал. Итак. – Он быстро переменил тон и повернулся к Никите: – Я оплачу вам консультацию, а после, когда продам то, что мы купили, вы получите свой процент.
– Спасибо, – сказал Никита.
– Ну что, баиньки, серые заиньки? – пропел Мазаев.
– Вы прямо как настоящий Мазай, – усмехнулся Никита, направляясь к шкафу. Он хотел достать пижаму из дорожной сумки.
– Так я и есть дед Мазай. Вы сидели на пенечке, а я вас оттуда снял, Никита вы мой, Тимофеевич.
Никита хмыкнул:
– Мне недавно сказали, что я как лягушка, которая моря не знает. Сидел в колодце, а думал, что в море.
– А вас оттуда вынули, да? Конкурент мой, стало быть. – Мазаев хихикнул.
Никита промолчал, он и так удивил себя – непозволительная, никчемная откровенность. Коньяк виноват.
Он бросил пакет с полосатой пижамой на свою кровать, она стояла у противоположной стены от кровати Мазаева.
– Я понимаю, – услышал он голос оттуда, – деньги, которые я вам плачу, ничто на фоне тех, что у вас в шкафах.
– У меня? У меня нет денег в шкафах, – изумился Никита. – Зачем бы мне сидеть в ангаре?
– Если перевести в деньги то, что в шкафах, – продолжал Мазаев, – каждая вещь обеспечит вам год безбедной жизни. Но есть вещицы, которые позволят путешествовать не так, как мы с вами. – Он обвел рукой скромный номер в гостинице четыре звезды. – Имейте в виду, Никита, – если захотите продать что-то, я первый. Кое на что у меня хватит. – Никита выпрямился и посмотрел на Мазаева. Тот, опершись на локоть, лежа на боку, смотрел на Никиту и продолжал: – Вам хватит до конца дней, и еще останется потомкам.
– Вы знаете, я не женат. К тому же не я один владею всем, что у меня есть... – Он запнулся. – Мать.
– Знаю. Но ваша матушка далеко. А жить надо вам, сегодня, сейчас. Жду не дождусь, когда выйдет ваш срок сидения в ангаре. Вы на самом деле не можете уйти раньше? Плюньте вы на него! Тьфу!
– Я должен выполнить договор.
– Что ж, я уже говорил, мне это нравится. Но если наши дела пойдут хорошо, вам не придется ничего продавать. – Мазаев хитро посмотрел на Никиту.
– В каком смысле? – спросил Никита.
– На барана есть заказчик. Весьма состоятельный. Кто бы мог подумать, что он притаился в самом центре Европы? На его фоне все остальное мусор. Пыль.
– Да бросьте, – попытался остудить его Никита. Если честно, на него не произвел впечатления этот баран. – Конечно, если он обладает особым смыслом для кого-то, то это другое. Вы хотите сказать, что монеты, пепельницы, часы, которые вы купили, не сравнить с ним по ценности?
– Баран – вот главное состояние. А не принять ли нам еще капель по сорок? Я не засну, я слишком возбудился. – Мазаев рывком сел, спустил ноги с кровати. Они были в тонких черных носках, на пальцах светились. Владилен Павлович задумчиво посмотрел на них, пошевелил. Дырок нет, но осталась одна основа – нитки.