Любимый с твоими глазами
Шрифт:
– Малыш, поиграй, пожалуйста, с Молнией.
– Хочешь, чтобы ушел?
– Пожалуйста.
Давиду это не нравится, но он подчиняется, хотя я понимаю, почему: скучно это -слушать непонятные разговоры, особенно если на тебя внимания не обращают. Наблюдаю пару мгновений, как малыш уходит к коробке с черепашкой, потом поворачиваюсь к столу и киваю.
– Продолжаем. О чем мы говорили?
– О том, чтобы ты не была…
– Она услышала, - цедит Олег, потом смотрит на меня мягко.
– Это твои деньги, Алис.
– Они не мои.
–
Не нравится мне, как он обобщает нас, но я и это проглатываю, киваю, потому что компромисс. Сейчас не время об этом беспокоиться, не самое важное, так сказать.
– Что я должна сделать?
– Подписать бумаги.
Окей. Беру ручку и подмахиваю, потом двигаю документы Олегу и смотрю на него — он мне улыбается.
Почему мне снова неспокойно, черт подери?! Да потому что я не верю ему! Ищу в глазах подвох, но, к сожалению, не могу его найти: я и тогда не могла. Я никогда не смогу. Это все равно, что искать что-то «не то» в Давиде — сложно, нереально.
– Что дальше?
– разочаровано спрашиваю, он передает бумаги Алану, а тот жмет плечами.
– Дело за малым. Убрать Кистаева.
– Убрать?
О нет…что это означает? Внутри меня съедает еще большая тревога, а тот смотрит на Елагина, потом на меня и жмет плечами.
– А это уже не твоя забота. Все, что от тебя было нужно, ты сделала.
Перевожу внимание на того же Елагина, он опять улыбается. А в глазах холод…
– Алис, с остальным я разберусь сам.
– Мне так не нравится.
– Так будет лучше. Не забивай голову…
– Не разговаривай со мной так, будто я дура!
– взрываюсь, он на миг замирает, потом головой мотает.
– Я и не говорю, я…
– Что ты?! Ответь: что-будет-дальше?!
– А как ты сама думаешь?!
– Берсанов не выдерживает, - Ну серьезно. Каким ты видишь исход?! Мне просто интересно.
– Я…я не знаю, но…
– Я-я-я...Не лезь в это! Не женское дело.
– Алан, полегче.
– А куда уж легче?! Тебя ограждают от дерьма — будь благодарна.
– Меня уже от него ограждали когда-то, кончилось плохо!
– Он убьет тебя, Алиса, - рычит этот татуированный козел, но Олег тут же ударяет по столу и рычит в ответ.
– Я сказал — полегче!
– Тогда объясни ей сам простое правило: либо ты, либо тебя!
Берсанов резко встает из-за стола и уходит в сторону калитки, по пути доставая сигарету. Не знаю почему, но он не курит на участке. То ли Олег его попросил, то ли сам додумался? Нет, вряд ли, скорее всего Олег... Смотрю за ним в след, как будто с каждым шагом моя мирная жизнь тает… Так и есть, конечно. И я знаю это правило: папино. Точно из его длинного списка…
– Алис…
– Не надо.
– Надо, - настырно перебивает и берет за подбородок, смотрит в глаза пристально.
– Ты должна
– Что его из-за меня убьют?
– Дело уже не в тебе, малыш. Ты подписала бумаги, передала все права, а их разборки нас больше не касаются.
– Тебе всегда так просто идти на сделку с совестью…
Горько поджимаю губы и вырываюсь, хочу уйти — больше всего на свете! Приторное разочарование разливается во рту, как глоток вяжущего рот вина. Фу. Я вино никогда не любила, а теперь оно мне вообще противно — так плотно с ним ассоциируется…
– Стой, - достаточно грубо хватает меня за руку и тянет обратно.
Вот и все. Пала маска «праведника». Олег двигается ко мне ближе — я хочу быть дальше. Но кого это волнует? Он удерживает меня за бедра, смотрит холодно и твердо, а дальше пусть тихо, но режуще говорит:
– Ты можешь думать обо мне все, что тебе хочется думать, но это единственный способ тебя защитить — слить все, что есть. Когда Кистаев узнает, а он узнает, будь уверена, он убьет тебя. Я не говорил, но половина партнеров твоего отца — мертвы. Те имена, которые назвала твоя мама, я их проверил. Один погиб от утечки газа, второй в автокатастрофе, только один Миронов остался, и тот сидит! Включи голову, твою мать: Кистаев хочет прибрать к рукам все и «править» единолично. Ему не нужны наследницы.
– Я…
– По-другому было нельзя. Берсанов крутится в таких кругах. У меня есть связи, но я с темными делами не путаюсь и, боюсь, мало чем смогу помочь! Мои знакомства в основном среди меценатов и крупных бизнесменов! Алан в этом мире свой! Он знает, что нужно делать и как. Я шесть лет назад из него вырвался и поклялся больше дела не иметь!
Это обидно. Я моргаю часто, чтобы не разрыдаться, мне ведь видится в его тоне и словах намек. Жирный такой и точно на меня. Олег это понимает поздно: сказанного не воротишь…
– Алис, я не то имел ввиду.
– Я не хочу знать, пусти меня!
Куда там? Олег резко двигает меня за ножки стула, обнимает и шепчет в висок:
– Я имел ввиду дела твоего отца. Методы его не поддерживаю и желания не разделяю. Ты здесь ни при чем…
– Мне…
– Я люблю тебя.
И что? Так и горит на губах.
Мне хочется сбежать еще больше. Знаете, такое странное ощущение: когда он говорит о любви, мне легкие стягивает и жарит: все, чего я хочу — это сбежать от него, объекта и причины такого состояния, как можно дальше.
Так этот разговор и кончается: я ему ничего не отвечаю, Олег слегка улыбается и также слегка касается моих губ, а потом уходит к Алану. Мол, что?! Все?! Замаслил дурочку?! Ну как же… Ничего подобного.
Разговор снова начинается, когда Алан уезжает, резко выпуская столб пыли из-под колес. Точно. Вот это слово, которое крутится у меня на языке при виде него: резкий. Грубый. Хамоватый. Ой, это три слова? Поверьте, эпитетов еще больше, а к Олегу помноженное на три "еще больше".
– Алис...
– тихо начинает, когда заходит в дом.