Любимый с твоими глазами

Тес Ария

Снова замираю. Как она это делает? Без понятия. Сижу спиной на краю кровати, одеваюсь, а она будто видит меня насквозь…

– Ты ее любишь…

Еще тише. И еще одна правда. Я больше не могу от нее бегать, я так устал. Внутри чувствую себя, как стертый в пыль пепел. Мне даже нечего по ветру пустить — ничего не осталось.

– Почему ты не можешь вернуться домой?
– шепотом, я отвечаю также.

– Потому что меня там ничего не ждет, кроме еще большего разочарования. Осталась только работа. Я за нее держусь, остальное мне неинтересно.

–

Женщины?

– Ничего.

– Мы затыкаем дыры в наших жизнях бездумным сексом и работой…забавно, как мы похожи. Поэтому тебя никогда не видят в компаниях моделей?

– Мне они не нужны.

– Ты же понимаешь, что ты видный мужчина?

??????????????????????????
– Это не так, поверь. Я — пуст. И я мразь. Предатель.

– Поверь мне, я видела много предателей, с одним вот жила пять лет…

– Я такой же, Олесь. Тоже изменял, тоже врал, тоже…

– Нет. Мой муж скачет по первым полосам со своей шлюхой, а ты сидишь в клетке и отрезаешь у себя по лоскуту души без наркоза.

– Ну это ты загнула…

– Я еще преуменьшила. Предателям никогда не бывает стыдно. Предатели не страдают от приступов самобичевания. Они не занимаются сексом на автомате и только по нужде. Они им наслаждаются, а ты…

– Олесь, остановись.

– Поговори с ней.

– После того, что я сделал? Никогда в жизни не появляюсь на ее пороге.

– Олег…

– Никогда. Я ее не заслуживаю и не стою, к этому прибавь все то, что я сделал и... Нет. Никогда. Прости, что секс у нас дерьмовый. Я пойму, если ты не ответишь на мой звонок в следующий раз и…

– Я этого не сказала. Ты просто не здесь. Даже во время секса, тебя здесь нет.

Молчу. Потому что это правда — меня здесь нет. Меня вообще нет в моей собственной жизни, а скоро не будет в этом номере. Хватит трепаться. Встаю, поправляя ворот пиджака, хочу уйти, но Олеся двигается ближе, берет меня за руку и говорит:

– Мне больно смотреть на то, как ты убиваешься. По-человечески. Никаких романтичных чувств я к тебе, конечно, не испытываю, но…Олег, ты неплохой.

– Это твой главный промах, - слегка улыбаюсь, потом целую в щеку нежно, насколько могу, шепотом добавляю, - Спасибо, что побыла со мной немного. Мне пора.

– Если ты захочешь поговорить, ты знаешь мой номер. Имей ввиду: я захотела тебе помочь.

– Вряд ли у тебя выйдет.

– А вот это уже оскорбительно, знаешь ли, - слегка усмехается, - Я лучший психолог в городе, и не с таким разбиралась. Просто имей в виду: пока ты себя наказываешь, ничего не изменится. Самобичевание — не вариант. Нужно действовать.

Сейчас

Мы с Давидом приезжаем домой навеселе. Он во всю поет и танцует, даже я нет-нет, а подыгрываю ему. Так легко…Черт, не помню, когда мне было так легко. Говорят, что дети способны излечить душу, и это, черт возьми, правда. Давид — самое лучшее мое лекарство.

Остается дело за большим. Если сын ко мне

тянется, его мать воспринимает в штыки. Я чувствую, что Алиса меня любит, но ей страшно. Она обороняется. Отталкивает. Теперь сама бежит. Знаю, что мне многое предстоит сделать, как и клялся «возможное и нет», и я готов. За долгое время я понимаю, что у меня есть что-то действительно важное, за что я готов бороться до последнего своего вдоха — и я буду! Еще как! В лепешку разобьюсь, но докажу, что я уже не тот мудак, который когда-то испугался дать «нам» шанс.

Выходим из машины с сыном. Он продолжает петь, а я беру пакет и вдруг чувствую, что что-то «не так». Хмурюсь немного. Почему Алиса не вышла? Это на нее не похоже. Спит? Тоже вряд ли. Она рано встает, а мы задержались в магазине, где рядом поставили детский батут и парочку каруселей.

– Давид, подожди меня.

Сын оборачивается, я было делаю шаг вперед, но замираю. На земле свежий след от не моей резины — тут же сердце пропускает удар. Резко смотрю на дом, рук не чувствую и тела своего в принципе, которое, благо, поддается на мозговые сигналы сразу. Я роняю пакет на землю и несусь в дом, перепрыгиваю как будто сразу все ступеньки.

– АЛИСА?!

Тишина. Нет-нет-нет…

Барабан в груди стучит глухо и быстро, я цепко вылавливаю еще одну лестницу, к которой буквально подскакиваю. А уже знаю: наверху никого нет.

Твою…мать!!!

Алиса

Я сижу в салоне дорогого автомобиля, жмусь к двери. Не хочу быть близко с этим ублюдком, а еще мне так страшно, но…этот вопрос, повисший над головой, как граната без чеки, не дает покоя.

– Как вы меня нашли?

Выходит хрипло. Во рту так пересохло, как будто не горло, а наждачка, и каждое слово с болью дается. Кистаев отвлекается от экрана своего телефона, бросает на меня взгляд. Хищный, веселый такой, насмешливый.

– Ну, Алиса Степановна, - тянет мерзко, - Думаю, что вы и так догадались.

– Это Олег вам звонил?

Я еле говорю теперь. В настоящий момент дело даже не в наждачке и боли, просто мой речевой аппарат не слушается. Бросает еще из холода в жар, руки потеют… черт… Мне дико страшно за свою жизнь, страшно, что я не увижу больше Давида… как он растет. Вдруг перед глазами встает образ моего малыша в шапочке выпускника, и я понимаю: это только образ. Может статься так, что я никогда не увижу его таким… Никогда…

Слезы скатываются с глаз, я закрываю их дрожащими руками, всхлипываю громко, и по голосу слышу, как это нравится моему похитителю.

– О, не плачьте…

– Он вам не звонил.

Так по-детски цепляюсь за последнюю надежду и замираю на миг, когда слышу сухой смех.

– Вы правы, не звонил. Но, Алиса Степановна, если бы он не хотел, чтобы я вас нашел, не думаете вы, что дал бы свою карту?

Какую карту? Сначала я правда не понимаю, смотрю на него нахмурившись, Кистаев улыбается только шире, мол, ну? Дошло? А до меня ведь дошло… что я дура просто. Это я виновата.