Любомир и Айи
Шрифт:
«Что мы не можем изменить, то надо принять», – говорила ей когда-то мать. И Айи последовала ее мудрому совету. Она продолжала любить Любомира, навещать сестру и жить в одиночестве.
После того, как накануне Айи нашла человека, который согласился передать весточку Любомиру, она решила увидеться с Ийи. Это была своеобразная сделка с собственной совестью, которая часто укоряла ее за то, что любимого она предпочитала сестре.
Ладожское озеро было холоднее Невы. Айи сразу почувствовала это и поднялась ближе к поверхности, где тонкий верхний слой немного прогревало солнце. Зато вода в озере была чище, почти прозрачной. В нем водилось много рыбы самых разных видов. Жизнь для русалок здесь была спокойной и сытной. Когда-то Ийи была такой же стройной и гибкой, как Айи, но теперь
Увидев сестру, Ийи искренне обрадовалась и обняла ее, радостно произнеся с укором:
– Наконец-то соизволила явиться! Дети уже и забыли, как ты выглядишь.
Но юные русалки и водяные, вопреки навету матери, не забыли Айи. Они в одно мгновение облепили ее со всех сторон и, радостно визжа, потащили подальше от берега, где можно было кувыркаться и дурачиться вволю, не опасаясь прибрежных камней и песка, поднятого со дна. Айи вырвалась и сделала большой круг, в центре которого были дети. Это была их любимая игра. Дети пытались догнать ее, а она, уворачиваясь, плескала в них водой. Волны расходились во все стороны. А потом приплыл один из старших сыновей Ийи. С гордым видом он буксировал перед собой дохлую кольчатую нерпу. Возможно, та умерла от старости или от болезни, уйдя от своей стаи, и теперь тушу носило по озеру, подгоняя ветром. Взвыв от восторга, остальные дети набросились на нее. Это напоминало игру в мяч, в роли которого выступала мертвая нерпа. Ее перебрасывали друг другу, пытались уплыть с ней подальше от остальных, тащили в разные стороны. Конец веселью положила мать. Рассерженная Ийи отобрала жуткую игрушку и вынесла ее на берег, где вместе с детьми наскоро соорудила над ней подобие гробницы из камней.
– Смерть надо уважать, чья бы она ни была, – назидательно произнесла Ийи, обращаясь к детям и одновременно с укоризной глядя на сестру, которая принимала непосредственное участие в забаве наравне с остальными. Айи смущенно опустила голову. Иногда она забывала, сколько ей лет, и что она должна служить образцовым примером для детей своей сестры. Каждый раз Ийи неуклонно напоминала ей об этом.
Но Айи не стала оправдываться и придумывать благовидный предлог для своей забывчивости, как неизменно поступала прежде, добиваясь, чтобы сестра сменила гнев на милость и снова начала ласково улыбаться ей. Сейчас все ее мысли были заняты тем, найдет ли новый почтарь Любомира и принесет ли от него послание. Поэтому на этот раз в гостях Айи пробыла недолго. Расцеловала сестру, безмолвно прося прощения, еще немного потетешкалась с ее детьми – и пустилась в обратный путь, пообещав снова навестить при первой возможности. Что-то наспех придумала, очень невразумительное, чтобы оправдаться. Ийи попробовала ее остановить.
– Задержись ненадолго, – попросила она, многозначительно улыбаясь. – Скоро вернется муж со своим другом. Это наш сосед. Он очень хороший.
– Зачем ты мне это говоришь, Ийи? – изобразила удивление Айи.
Сестра посмотрела на нее с немым упреком.
– Сама не знаю. Может быть, потому что хочу, чтобы ты была счастлива. А счастье без семьи, любящего мужа и детей, невозможно. Таков закон природы.
– Мужа только любящего? – через силу рассмеялась Айи. – А как насчет любимого?
– Стерпится – слюбится, – просто ответила Ийи. – Да и откуда тебе знать, что такое любовь? Ты еще не испытывала этого чувства.
У Айи едва не сорвалось признание с языка, но сестра опередила ее, сказав:
– Вот увидишь нашего соседа – и, быть может, полюбишь его с первого взгляда. Или со второго. Или с третьего. Главное, начни с ним встречаться. А там будет видно.
И Айи промолчала. Сестра все равно не поняла бы ее. Ведь любовь может возникнуть только с первого взгляда. А если со второго или третьего – то это уже не любовь. Или не настоящая любовь, а подделка. Но сказать такое сестре – только обидеть ее. Кто знает, с какого взгляда Ийи полюбила своего мужа. Если, конечно, полюбила, а не стерпелась с ним ради семьи и детей. Но она, Айи, ее за это не осуждает. Ведь не каждой так везет, как ей. Любомир такой один во всем подлунном мире…
– Я люблю тебя, Ийи, – сказала она. – Но не могу выполнить то, что ты хочешь. Прости меня.
– Быть может, в следующий раз? – с надеждой спросила Ийи.
Вдали послышался плеск воды. Он приближался. Вероятно, это возвращался муж Ийи. И он был не один, судя по звукам.
– Если до этого он не встретит свою истинную суженую, что я искренне ему желаю, – сказала Айи.
Она нежно поцеловала сестру, гибко изогнулась всем телом и уже через мгновение была так далеко, что не услышала бы Ийи, вздумай та что-нибудь сказать ей на прощание. Но та молчала, провожая ее грустным укоряющим взглядом…
Где-то на середине пути, у Ивановских порогов, где река делала крутой изгиб и мельчала, Айи услышала впереди себя чей-то жалобный плач. Это встревожило ее. Теперь она плыла медленно, не зная, что ее ждет за поворотом. Глубины было недостаточно, чтобы скрыться незамеченной в случае опасности. И река становилось все мельче.
То, что Айи увидела, потрясло ее. Сразу за поворотом рыбаки перегородили реку сетью, и в ней запутался детеныш акулы. На рассвете, когда Айи проплывала этот участок реки, невода еще не было. Сейчас, когда она плыла, задумавшись и не ожидая опасности, она запросто могла попасть в сеть, не успев остановиться, если бы не услышала плач и не насторожилась. Детеныш акулы спас ее от беды. Но как он сам оказался здесь, вдали от своих родных мест, она не понимала. Акулы никогда не заплывали в Неву. Даже в Финском заливе вода была неподходящей для них, слишком пресной. Акулы обитали в Балтийском море. А этот детеныш либо заблудился по малолетству и, пытаясь найти дорогу домой, только заплывал все дальше и дальше от моря, либо его кто-то преследовал, и он уплывал от смертельной опасности, не разбирая, куда плывет. Пока не попал в рыбацкие сети.
Айи огляделась, но людей нигде не увидела. Она подплыла к детенышу. Он уже совсем обессилел, и, перестав барахтаться в воде, теперь только плакал. Он задыхался в пресной воде и скоро должен был погибнуть. Айи стало жалко его. Она забыла о своей антипатии к акулам, жестоким и безжалостным хищникам, извечным врагам русалок и всех других обитателей моря. Это был детеныш, и он страдал. Она должна была помочь ему.
Айи подобрала на дне камень с острой гранью и начала резать сеть. Это было не просто, понадобилось много времени, прежде чем ей удалось задуманное. Наконец в сети образовалась дыра. И детеныш акулы мягко опустился на дно. Он уже почти не подавал признаков жизни. Айи подплыла ближе и дотронулась до его шершавого бока. Акуленыш разинул пасть и попытался схватить ее за руку.
– Эй, дурень! – воскликнула Айи. – Я спасла тебя! Что за черная неблагодарность?
Но детеныш не отвечал, глядя на нее перепуганными, почти бессмысленными глазами. В нем не было и метра длины от носа до кончика хвоста, он был еще мал, но инстинкт прирожденного убийцы был заложен в него природой, и акуленыш слепо подчинялся ему. Он снова попытался укусить Айи.
– Придется мне зажать тебе пасть, чтобы ты не поранил меня, – пригрозила Айи. – А еще лучше плыл бы ты своей дорогой и оставил меня в покое. Вот еще навязался на мою голову!
Но детеныш не собирался никуда уплывать. Возможно, он слишком обессилел или не знал дороги домой – Айи этого не могла понять. Он продолжал издавать жалобные звуки, подрагивая хвостом.
– Ну, хорошо, я тебе помогу, – сказала Айи. – Только не кусайся!
Она приподняла детеныша и слегка подтолкнула его в нужном направлении. Теперь они плыли вместе. Айи старалась не прикасаться своим телом к его грубой чешуе, но ей не всегда это удавалось. То и дело ей приходилось поддерживать акуленыша. Дотрагиваясь до него, она ощущала, как он дрожит.