Любовь Литвина
Шрифт:
Стась закрыл глаза. Вспомнил дом родной и место, которое очень любил. Склон горы недалеко от кургана, на границе своих земель, земель своего рода. По склону росли стройные сосны. Моросил летний дождик. Он даже почувствовал запах грибов после дождя. Таинственный шелест листьев белоствольных берёз. Лёгкий ветер, налетевший вдруг с севера. До слёз захотелось увидеть это. Литовскую природу, загадочную и непостижимую, как сама душа литвина.
Зашла болгарка - наложница, которую он когда-то назвал фракийкой.
– Рада, как хорошо, что ты не одеваешься, как турецкие женщины. Мне кажется, что их сложно отличить от турецких мужчин. Особенно издалека. Одеты одинаково: шаравары, картуз какой-то и колпак. На ногах - башмаки. Отличает их только отсутствие бороды и бусы.
– Спасибо, Повелитель.
– Девушка улыбнулась и лёгкая краска появилась на её лице. Она бросила быстрый, чуть вопросительный взгляд на Стаса.
– Для Вас стараюсь, а Вы не замечаете, кажется, никого вокруг. Стась открыл рот от удивления. Он хотел сказать, что такую красоту невозможно не заметить, но лишь пробормотал невнятно:
– Я всё замечаю.
Потом немного пришёл в себя. Девушка не уходила, бросая на него редкие ласковые взгляды. Стась, кажется, только теперь заметил, насколько она красива. В полумраке комнаты, в лёгких прозрачных накидках. Чтобы скрыть своё волнение, и увести мысли в другое направление, он сказал:
– Расскажи, как попала ты в полон, в рабство.
Глубокая грусть отразилась на лице девушки. Глаза, которые только что излучали радость и нежность, стали холодными и наполнились слезами. Будто сама судьба тенью печали отразилась в них.
– Это было три года назад. Все в Болгарии говорили о вторжении турок. Все говорили, но никто не верил. И они пришли. Как Божья кара. Отец погиб. Меня не тронули. Чтобы подороже продать. Мне повезло. Меня купил Бей Карасы, отдал своему сыну. А тот отдал Вам. Вот и всё.
– Я тоже не трону тебя, - сказал тихо Стась и увидел, как на лице девушки появилась грустная непонятная улыбка, похожая на насмешку.
– У тебя остались братья, сёстры?
– Есть братик маленький. Он бежал к дяди. Ему сейчас 10 лет. Я постоянно думаю о нём. "Налог кровью" - так называют турки традицию брать мальчиков - христиан и воспитывать из них янычар - "чужеземных мальчиков" - убийц христиан.
– Ты вернёшься к родным. Я тебе обещаю. Если... если со мной ничего не случится.
Глаза Рады снова засияли радостью и счастьем. Она взяла руку Стаса своими тонкими нежными пальцами и поцеловала ладонь. Подняла глаза, нежные и ласковые. Затем обхватила его руку повыше, у локтя, и прижалась к ней. Стась почувствовал её горячее частое дыхание на своей руке. А его неподвижные пальцы прикоснулись к её упругой груди. Дыхание перехватило от необычайного возбуждения, нахлынувшего на него. Пальцы руки непроизвольно задвигались, лаская грудь девушки, которая прижималась всё сильнее и сильнее. Её губы, целующие руку, поднимались всё выше и выше, пока не слились с его губами в страстном жарком поцелуе. Голова закружилась, и все мысли из неё моментально исчезли, уступая место тому страстному порыву, который сметает на своём пути любые преграды и любую логику.
Через полчаса Стась неподвижно лежал на своей кровати, устремив взгляд в никуда. Какая-то отрешённость и опустошённость свалились на него. На плече затихла Рада, прикрыв глаза и лишь изредка бросающая виноватый взгляд на своего хозяина.
– Ты погружён в свои мысли?
– Тихим голосом спросила она. Не получив ответа, спросила:
– О чём ты думаешь?
– Сейчас не думаю не о чём.
– Я всегда думала, что у мужчин жизнь лёгкая и приятная.
Тишину ночи лишь изредка нарушало пение цикад.
– Ты хочешь побыть наедине со своими мыслями?
– Услышал Стась грустный, чуть дрожащий, голос девушки.
"Наедине со своей памятью".
– Хотел ответить Стась, но передумал. Он не хотел обижать Раду, совсем не хотел. Слова замерли на его губах и превратились в улыбку. Он поцеловал девушку в губы, чувствуя их трепет. Взор её снова стал счастливый и радостный.
– Это у меня от необыкновенных впечатлений!
– Сказал весело Стась, прижимаясь всем телом к Раде.
Рано утром она ушла, а Стась проспал ещё два часа глубоким сном. Встал, быстро оделся. "Это было, как во сне", - подумал он и отправился к своим.
Литвины уже занимались физическими упражнениями, но увидев Стаса, остановились и с любопытством поглядывали на него.
– Чего уставились?
– Сказал недовольно Стась, усаживаясь на скамейку в тени гранатового дерева.
– Продолжайте.
– Какой-то ты необычный сегодня, - сказал подозрительно Войтек.
– Ты заниматься не собираешься?
– Сегодня - нет.
– С похмелья?
– Войтек прищурил глаза, пристально всматриваясь в лицо Стаса.
– Пока - нет, но скоро буду.
– Стась сделал паузу, посмотрел на любопытных товарищей, собравшихся вокруг.
– Сегодня в гарем пойдём?
– Гы-гы-гы!
– Те дружно заржали.
– Тренероваться всем! Медит идёт.
Все дружно разошлись, а к Стасу подошёл Медит.
– Ты что такой потрёпанный?
– Сказал тот весело.
– Потрёпанный, но живой! Га-га-га! Неудачная шутка, да?
Стась выругался мысленно, а вслух лишь сказал недовольно:
– Откуда у вас, у турок, такие рожи? Чёрный, как головешка.
– Что случилась? Всю ночь дрова рубил?
– Медит продолжал веселиться.
– Или тебя... лишили...
– Он подбирал подходящее слово, сдерживая смех. Последние слова он сказал тихо, чтобы не слышали литвины.
– Мне надо выпить.
– Прервал его Стась.
– Составишь компанию?
– Конечно, это надо отметить.
В большом мраморном зале, посреди которого расположился небольшой бассейн с прозрачной водой, веющей прохладой, расположились с десяток красивых молодых девушек. Большинство из них, совершенно голые, купались в бассейне, не обращая внимание на заросшего мужчину в чёрных одеждах, внимательно наблюдающего за всеми. Вид евнуха был ещё более устрашающий из-за короткой сабли за длинным поясом.