Любовь Литвина
Шрифт:
– Рабы - на вёсла!
– Закричал Медит.
Все вокруг забегали, засуетились.
– Ну вот. Не проскочили. Ты хотел увидеть Родосских рыцарей, корсаров? Увидишь!
– Обратился сын Бея к Стасу.
– Они далеко. Не догонят.
– К вечеру догонят. И ничто нам тогда не поможет.
– Отобьёмся.
– Сомневаюсь.
Стась взглянул на запад. Пять кораблей преследовали их.
– Если очень повезёт, и нас не догонят к вечеру, то в темноте может уйдём от погони.
– Медит говорил раздражённым голосом.
– Наш берег совсем близко.
Но уже через пару часов стало ясно, что от преследования не уйти. Пиратские корабли неуклонно приближались. Это были галеры, немного крупнее кораблей Медита. Их скорость обеспечивалась исключительно силой и умением многочисленных гребцов - рабов.
А ещё через пару часов, стало различимо знамя на мачте передней пиратской галеры. Красный крест на белом поле. Такое родное для Стаса знамя. Так же выглядел и стяг Святого Юрыя на далёкой Родине, стяг литвинов. Отличие заключалось лишь в том, что у знамени литвинов поперечная полоса располагалась ближе к древку.
Многочисленные воины противника столпились у правого борта, наблюдая за приближающейся добычей. Среди них выделялись пять рыцарей в белых плащах с красными крестами. Остальные, кажется, ни чем не отличались от янычар Медита.
Стало смеркаться, когда галеры Родосских рыцарей - корсаров поравнялись с турецкими кораблями. Раздалась команда, и туча стрел, выпущенных из арбалетов, опустилась на корабль Стаса. Один янычар застонал и упал, корчась от боли. Другие турки выстроились, доставая из колчана стрелы и собираясь натянуть луки. Раненый турок выл у ног Стаса в луже крови, цепляясь скрюченными пальцами за канат на палубе. Решение пришло неожиданно.
– Не стрелять!
– Закричал Стась, обращаясь то ли к туркам, то ли к христианским воинам.
Он быстро снял с себя бригантинку, лёгкую накидку белого цвета на плече, опустил кисть руки в тёплую кровь раненого турка и изобразил на накидке ровную продольную полосу. Потом ещё раз опустил кисть в кровь и провёл ею поперёк продольной полосы. Получился крест на белом поле.
Стась схватил двумя руками бригантинку и побежал к левому борту. Поднял полотно над головой. На пиратской галере все застыли в оцепенении. Воины, готовые выстрелить, опускали арбалеты. А Стась так и стоял молча, возвышаясь на левом борту с красным крестом на белом полотнище. Высокий, светловолосый, с непроницаемым лицом.
– Кто ты?
– Наконец один из рыцарей в белом плаще что-то закричал на непонятном языке, видимо, греческом.
Стась довольно прилично знал немецкий язык. Он вдохнул полной грудью воздуха и громко прокричал:
– . Что значило: "Я - литвин. Это корабли Бея Карасы. Мы воюем с Султаном".
Последовала пауза. Нос пиратской галеры, обитый железом, направленный под углом к корпусу корабля Медита, медленно приближался. Затем, на галере Родосских корсаров все заспорили, очевидно, решая судьбу кораблей Бея Карасы. Один из рыцарей - пиратов постоянно указывал рукой на исламский зелёный стяг на корабле Стаса, сопровождая это злобными выкриками.
Наконец, все затихли, и Стась услышал голос на родном языке, не совсем родном, конечно, на польском:
– Братишка, я поляк, с Кракова.
– Это говорил обычный воин без белого плаща. С открытым лицом и доброй улыбкой.
– Я - со Слонима. Привет Короне!
– Взволнованно закричал Стась, понимая, что после этого ни о каком сражении речи быть не может. Другие воины с пиратской галеры тоже заулыбались и приветливо замахали руками. Турки отвечали им тем же со своих кораблей.
Через полчаса корабли сына Бея, плавно покачиваясь на волнах, продолжали путь на восток. А галеры Родосских рыцарей - корсаров пошли на север, вдоль побережья Анатолии, в сторону Константинополя, где обязательно должны были встретить если не добычу, то вражеские турецкие корабли Султана.
– Когда я увидел тебя с куском ткани в руках перед пиратскими стрелами, то подумал, что ты спятил.
– Сказал поражённый Медит Стасу.
– До сих пор не пойму, почему они нас отпустили.
– Я тоже этого не пойму.
– Стась пытался осмыслить то, что произошло. Ему стало страшно теперь. А тогда страшно не было.
По прибытии, Стась сразу же отправился к своим. Ничего неожиданного у них за это время не произошло, не считая того, что их чуть не отправили в поход на север, где были замечены воины османского паши. Но те ушли, и поход не состоялся. Однако все знали, что почти все силы осман брошены под стены осаждённого Константинополя, и пока они не могут решать задачу покорения свободных бейликов. Формальное их подчинение Султану не устраивало никого, не Беев, не самого Султана. И этот неустойчивый мир мог превратиться в войну в любое время.
Прошло три дня. Стаса вызвал к себе Бей Аджлан.
– Ты знаешь о наших отношениях с османским Султаном Баязитом.
– Сказал Бей через переводчика.
– Если случится, что часть войск Султан снимет с осады Константинополя и бросит на нас...
– он явно подбирал слова, чтобы закончить фразу, - то мы не сможем устоять и будем уничтожены.
Стась понимающе закивал головой.
– Я хочу, чтобы ты с Медитом отправился к Тамерлану, Самаркандскому Правителю, настоящему Правителю всей Азии. Только он может нам помочь.
– Бей Аджлан поднялся с трона и медленно прошёлся, размышляя. Стась хотел спросить: "Почему я"? Бей, как бы читая его мысли, продолжил:
– Очень важно, чтобы в нашем посольстве были не только турки, татары и греки, но и сербы или болгары. Тамерлан должен увидеть, что его здесь ждут все народы. Отправитесь дней через десять.
"Ага. Я должен изображать из себя серба".
– Подумал Стась, понимая, что от данного предложения не отвертеться.
– Постой.
– Сказал вдруг Бей, когда Стась собирался уже уходить.
– Медит рассказал мне, что случилось с вами на обратном пути.
– Аджлан медленно прошёл рядом, с задумчивым выражением лица.
– Ты же мог уйти к Радосским рыцарям, своим по вере. Почему ты не сделал этого?
– Отец когда-то сказал мне: "Большая разница - запачканы твои доспехи кровью или грязью". Я даже почему-то не подумал об этом тогда.
– Ответил искренне Стась.
Он заметил, как вздрогнул при его словах Бей, ещё до того, как его слова перевели. Аджлан смотрел на него с достоинством и уважением. Он медленно произнёс:
– Я отпущу вас. Тебя и твоих друзей. Когда придёт время. И родным вашим сообщим.
Стась пришёл к себе, немного ошарашенный, переоделся в халат, скупался в речке. Вернулся в свой дом, прилёг на кровать. Он приказал снять со стен картины с полураздетыми девушками. Оставил лишь картины с природой и едой на блюдах. Литвин Андрей нарисовал ему ещё одну: сосны, песок и озеро. Её он повесил на самом видном месте. Он вспомнил, как отец когда-то давно говорил, что он скучает по родной речке Щаре, когда долго не видит её, что она снится ему. "Надо, чтобы Андрей Щару ещё нарисовал, - подумал он, - и поле с синими цветами льна".