Любовь моя
Шрифт:
Аня говорила по-деловому, но в глазах ее сквозило что-то похожее на недоверчивую… радость или даже совсем чуть-чуть… на скромную гордость. Мол, я не хуже тебя знаю…
«Анютка только прикидывается лопушком, а на самом деле может быть кактусом. И котелок у нее варит. Я явно ее недооцениваю, — подумала Инна и сама себе сделала внушение. — Зачем я тяну ее к своему уровню? У нее собственный прекрасный талант, каким никто из нас не обладает. Она живет, пульсирует, развивается, выходит за пределы своих же возможностей. Нашла себя, реализовала, и, похоже, по-своему счастлива. Ее «семья»
А вслух она сказала:
— Шучу я. Безобидная конструктивная критика учит, расширяет горизонты, если она… доходит. И в этом ее значимость.
«Ну не может, чтобы не зацепить. И что тут поделаешь!» — дернула плечом Жанна.
А Лена, изучающе взглянув на Аню, поддержала ее мнение:
— Дело говоришь. Ритина тема кочует из книги в книгу — начиная с детских, — все усложняясь и усиливаясь. Это говорит о глубине и важности затронутых ею проблем. А создание спектаклей по ее рассказам — по-моему, прекрасная идея. Я хотела бы, чтобы она воплотилась.
— Не думаю, что это поможет Рите приблизиться к пониманию истины и вывести формулу мира в семьях, хотя, насколько я понимаю, этот вопрос ее очень даже волнует. Ей не поспособствует и то, что она уже состоявшийся писатель, — хмыкнула Инна.
— Она пишет так, чтобы читатель не только головой понимал, но и душой чувствовал глубины стоящих перед ним проблем, — обидчиво заметила Аня.
— Я считала, что этого можно достигнуть только языком музыки. Ведь музыка — последняя инстанция перед Богом, — сказала Жанна.
— В купе с ней.
— Ты о музыке слов?
— И о ней тоже.
— Ты на самом деле считаешь, что дать нам новое понятие истины тоже входит в Ритины честолюбивые планы? Из века в век философы ломали головы над старыми формулировками. — Инна слегка насмешливо, но вполне дружелюбно взглянула на Аню. И та сказала:
— Насчет формулы счастья ты шутишь? И все равно Ритино творчество правдиво, искренно «и естественно, как может быть естественна только сама живая природа». Ее сознание как бы само создает то, что она пишет. Мысли и фразы возникают сами собой, ниоткуда. Рита только немного управляет ими, корректирует. Она мне сама рассказывала об этом.
— Ее творчество не только искренно, но и пугающе достоверно. Писать так, чтобы ни разу не соврать — великое дело. Оно результат… вялотекущей шизофрении? — Конечно же, это Инна ввернула.
Теперь и Жанна подала голос:
— Не пристало тебе так выражаться. Я могла бы понять, если бы в порыве гнева или в припадке ярости… Это твоя особая форма признания в любви или сверхмодная шкала оценки гениев и талантов? Как ты их различаешь? Обозначь.
— Запросто! Гениальность нуждаются в рамках, а талантливость сама себя контролирует. Что-то типа того. Продолжим?
Чуткие пальцы Лены осторожно заплясали на спине подруги, мол, успокойся, не считаю возможным шутить над такого рода вещами. Пальцы упрашивали.
— Претит мне твоя пантомима, —
«Осчастливила» нас…. «открытием». Мол, знай наших! Мы из провинции… с хутора. Так оскорбить Риту! Знаться с ней не хочу», — отвернувшись, молча негодовала Аня, мысленно восстанавливая справедливость хотя бы внутри себя.
«Что делает с людьми бессонница! От усталости они становятся придирчивыми, раздражительными, необъективными, неадекватными. Правы наши предки утверждая, что утро вечера мудренее», — вздохнула Лена, ожесточенно растирая шею и виски.
— Выстрелы наугад редко достигают цели. В желании быть оригинальной ты далеко выходишь за рамки общепринятых понятий… и явно не возвышаешься над пошлостью и грубостью, — осадила Инну Жанна, посчитав свои предыдущие слова недостаточными.
— И бестактностью? — беззаботно спросила Инна. А сама подумала: «Хорошо тебе, умеешь сама с собой ладить».
«Сообразительная», — оценила Лена попытку подруги нейтрализовать неловкость, переведя грубость в плоскость самоиронии и самобичевания.
— Ой, сейчас развеселюсь… и расхохочусь… до поросячьего визга, — фыркнула Жанна. — Инна, я вижу, ты с некоторым пренебрежением относишься к людям, работающим в области культуры. Ты тружеников науки ставишь выше? У гуманитариев своя логика. Они оперируют образами и красками. Их не волнуют величины, выражаемые в ньютонах, амперах или веберах. Но не только у писателей, и у научных работников метафорический, нелинейный способ мышления и высокая степень символизации языка.
— Насчет метафоричности ты, что-то путаешь, подруга. — Последнее слово в устах Инны прозвучало насмешливо.
— Да уж точно, не арифмометр у них в голове, — не уступила ей Жанна.
— Как же, только «книги Природы пишутся языком математики», а остальные литературным! — не утерпела насмешливо заметить Инна.
«У девчонок до сих пор в ходу наши студенческие фразы и шутки. Они въелись им в душу, проникли в кровь. Ностальгируют по юным годам», — подумала Лена.
— Науку и искусство нельзя разделять. Это всё мир познания. Ученый на практике старается доказать то, что считает возможным, а искусство через чувства материализует идеи. Искусство не доказывает, а показывает. Существует мир психической и физической реальности. Человек живет в мире представлений, но он не может существовать без физического мира. Ничего не поделаешь, всем кушать хочется. И тут дуализм, — как лодку на рыбалке заякорила тему Аня.
— Лена, что служит для тебя толчком, триггером, спусковым механизмом и катализатором для включения вдохновения?
— Что угодно. Какая-то неожиданная, особенная встреча. Даже перемена погоды. — Лена улыбнулась. — Если меня вдохновила картина какого-то художника, это совсем не значит, что я тут же начну писать о ее достоинствах или вообще об искусстве. Я напишу о том, к чему на тот момент устремится моя непредсказуемая мысль.
«Не любит Лена — не в пример Инке — заниматься словоблудием. Выстраивает выверенные законченные фразы, после которых не о чем больше спрашивать», — мысленно похвалила ее Аня.