Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
— Ага. Так хорошо, что просто ужас, — буркнула Пелагея. Будь ее сон хоть малость более чутким, кое-кто бесстыдно красивый и пальцем бы ее не тронул. — Ну отпустите же меня! На нас люди смотрят. И нелюди, — смешавшись, добавила она.
— Прошу прощения, — опомнился куратор. — Понятия не имею, что на меня нашло.
Пальцы разжал, на кушетке сел, а взгляд так и шныряет туда-сюда.
Ну да, как же. Понятия он не имеет. А тогда, на балу, когда вам обниматься приспичило, — что, тоже без понятия? Ох, вы бы поаккуратнее, господин куратор-шеф-снежный барс. Если
И ни капли не романтично.
Ли Тэ Ри медленно обернулся к окнам лазарета, где толклась толпа зевак, и столь же медленно принял исходное положение, сгорая от неловкости и одновременно пытаясь оценить ситуацию. На ушах стоять? Будут. Косточки перемывать? Можно не сомневаться, тоже будут.
Надо бы их работой занять, какая потяжелее. Чтобы времени на сплетни не осталось. Благо, он всё-таки шеф.
— А вам как спалось? Как ваша рана? — спросила Пелагея. Навряд ли чисто из вежливости.
В ее взгляде сквозили угрызения совести. Она определенно корила себя за то, что произошло с куратором.
Это хорошо. Чрезвычайно хорошо. Потому что сегодня во сне Ли Тэ Ри увидел своё прошлое не отрывочно, а цельно, как на ладони. И там, в прошлом, была она. Та самая, кого он когда-то полюбил, ради кого бросил ювелирное дело и пустился в кругосветное путешествие.
После того трагического случая предатель-мозг день за днем обволакивал перламутром ее образ, прятал в архивах памяти драгоценные эпизоды с ее участием. А на запросы изнывающего сердца выдавал лишь прискорбный постскриптум, пару скупых нюансов из биографии.
Но сегодня — сегодня всё изменилось. Черты, стертые из воспоминаний, проступили вдруг так рельефно, так явственно, что в первые минуты прозрения куратор не мог пошевелиться. Лежа на кушетке с закрытыми глазами, он пребывал за гранью реальности, и его распирало от водоворота бушующих чувств, от какого-то совершенно фантастического счастья.
«Не может быть! Не может быть…»
«Еще как может».
Своему видению он поверил безоговорочно. Наверное, потому, что сны, которым вторит голос сердца, выглядят очень убедительно.
Значит, Вершитель не соврал, когда пообещал, что вернет эльфу его женщину.
Но он также не соврал о том, что помнить она ничего не будет.
Вот и Пелагея ничегошеньки не помнила. Разве только то, что хранилось в перстне памяти. А это совсем другое. Лучезарная жизнь одной беззаботной феи. Ни намёка на прежнюю, человеческую судьбу. Какая жалость!
— Вы почему на меня так смотрите? Я что-то не то спросила? — испугалась Пелагея. Застывший на ней взгляд куратора — слегка ошеломленного и сбитого с толку — она расценила как упрёк.
— Оуч, нет, всё в порядке, — вышел из транса тот. И быстренько расстегнул пуговицы на больничной рубашке, отчего Пелагея немедленно смутилась. — Я рану показать, — объяснил он. — Видишь, нет никакой раны. Эльфийское снадобье подействовало безупречно, как и всегда. Спорим, твой порез тоже зажил?
Чтобы выяснить, как обстоят дела с ножевым порезом, ей пришлось упорхнуть за ширму. Да, действительно, не осталось даже рубца.
Ли Тэ Ри меж тем снова оглянулся на заинтересованную публику. Если эта очередь решит вломиться к нему, чтобы выразить своё сожаление, почтение и прочую столь же удручающую чепуху, он наверняка не выдержит и перевоплотится в разъяренного снежного барса, чтобы обратить доброжелателей в бегство.
Исчезнуть бы сейчас с радаров, скрыться от всех любопытных глаз и вдвоем с Пелагеей заняться… Кхм, чем-нибудь необычным.
Ли Тэ Ри попробовал сконцентрироваться на необычном.
«Ну же, включайся, мой гениальный мозг! Придумай хоть какой-нибудь дельный предлог, чтобы мы смогли остаться наедине. Чтобы она согласилась».
Он с минуту просидел зажмурившись и почти не дыша. Не лучшая практика для активации работы извилин. Но, в итоге, они всё же выдали годную идею.
Едва Пелагея вернулась, куратор подсунул ей эту идею, холодея даже при мысли об отказе.
— Ты, кажется, жаловалась, что разучилась превращаться, — будто бы между делом произнёс Ли Тэ Ри, непринужденно закидывая ногу на ногу. — Могу помочь.
Пелагея тут же сделалась коварной и проницательной.
— То есть вы признаёте, что отняли у меня дар?
— Да ничего я не отнимал! — вскипел Ли Тэ Ри, но тотчас взял себя в руки. Невыносимая женщина!
Невыносимо дорогая, чтобы ссориться с ней по пустякам.
— Ну так что, согласна? — осторожно поинтересовался он.
Пелагея медлила с ответом. Ее явно раздирали противоречия. С одной стороны, к куратору тянуло, как магнитом. С другой — удирать от него порой хотелось не меньше.
Однако желание вернуть утраченный дар победило.
Куратор ликовал, как мальчишка. Разумеется, глубоко в душе. Он чинно провел свою ученицу сквозь разношерстную толпу, что ждала снаружи. Завистницы косились на Пелагею, Пелагея косилась на завистниц. Служащие откровенно недоумевали: заторможенный, замороженный эльф, гроза всех работников, мистер Ледяная Глыба — и вдруг улыбается. Тонко так улыбается, плутовски. Одно загляденье.
Правда, с одеждой у него беда. Ну кто, скажите на милость, надевает парчу поверх больничной рубашки?
— Эй, погодите! — выскочил из палаты доктор, потрясая какой-то склянкой с порошком. — А как же осмотр? А приём лекарств?
Ли Тэ Ри плевать хотел на лекарства и осмотры.
Он торжественно прошел по коридорам, подметая полами вконец изодранного шлафрока покрытие из прозрачного льда. Торжественно препроводил Пелагею к себе в мастерскую и не менее торжественно запер инкрустированную дверь на ключ. Чтобы никто не вздумал их побеспокоить.
А потом, старательно пряча счастье на дне зрачков, повернулся к ученице — и чуть не лишился чувств. Она, как привидение, в белой рубашке до пят, стояла перед ним, ковыряя пуговицу. Да и Ли Тэ Ри выглядел ничуть не лучше. И они вдвоем в этом безобразии дефилировали по дворцу у всех на виду? Кошмар. Стыд-то какой!