Любовница Черного Дракона
Шрифт:
Глава 12
У мадам Пинкертон была любимая присказка: “Ты хочешь знать правду или быть счастливой?” Модистка часто задавала этот вопрос какой-нибудь даме, обнаружившей переписку мужа с девицей сомнительной репутации.
Однажды Нарцисса спросила, почему Эржабет задает всем один и тот же вопрос. Устроившись в глубоком темно-зеленом кресле в своем кабинете, мадам Пинкертон подкурила сигарету широким жестом, спустила прямоугольные очки на кончик носа и вполне резонно заметила:
— Кто ищет, тот всегда находит, — и выпустив пару сизых облачков
— Не понимаю, — удивилась Нарцисса, помешивая ложечкой сахар в чашке с чаем, — почему тогда леди Энн плачет, если именно этого она и добивалась?
— Ах, дитя мое! Ведь это же так прекрасно, когда тебя все жалеют! Теперь для всего общества леди Энн — святая женщина, положившая на алтарь семьи всю себя. Все будут рассказывать о ее мужественной жертве, терпении и искренне сопереживать ее горькому состоянию. В то время, как ее мужа будут чистить во все корки и желать этой паскуде оскопления. Как по мне, сэр Генрих заслуживает большего участия. Но, разумеется, каждый получит свое: сэр Генрих уйдет к актрисе и будет жить в любви, а леди Энн останется одна, всласть упиваясь своим горем. Предвижу этот грандиозный развод! — Эржабет одним глотком опустошила рюмку с коньяком и не поморщившись закусила лимоном. — Если за человеком долго и пристально следить, то всегда что-то вскроется. И вот тут встает вопрос — а что потом делать с этой правдой?
Почему-то именно этот разговор всплыл в голове у Нарцисса, когда она нерешительно остановилась перед дверью, за которой скрылись лорд Валлори и леди Блекхарт. На мгновение ей сделалось стыдно — зачем ей знать, почему Натаниэль и эта девица решили встретиться? В конце концов, он ей не жених, и ничего не обещал.
Но злая ревность терзала сердце, как обозлившийся пес — кусок мяса. Потоптавшись на месте, ведьма направилась прочь от кафе. Не зачем себе душу травить. Как говорила незабвенная Эржабет: “Любить себя надо больше, чем остальных”.
Нарцисса не запомнила, как добралась домой. Отказавшись от обеда, она заперлась в своей комнате и, забравшись с ногами в глубокое кресло, дала волю слезам. Ведьму трясло от обиды и досады. Но хуже всего было от осознания, что ее внезапно пробудившаяся любовь оказалась игрой собственного воображения. Надежда на счастье треснула и разлетелась на осколки, подобно хрупкому стеклу. И также, как острые осколки ранили душу.
Над головой послышалось хлопанье крыльев, и малиновка села на вздрагивающее плечо. Птичка покрутилась на плече и ласково куснула Нарциссу за мочку ухо.
— Видишь, как бывает, Кроха, — ведьма шмыгнула носом и осторожно погладила малиновку по серой головке. — Кого-то любят просто так, а кому-то суждено провести жизнь вот так. В одиночестве. Неважно, насколько ты добрая и хорошая — тебя или любят, или нет.
Кроха покосилась на Нарциссу и перелетела на подоконник.
— Ну и куда ты меня зовешь? — устало проговорила ведьма, наблюдая, как пташка беспокойно топчется по подоконнику, поглядывая то в окно, то на Нарциссу. — Хочешь,
Малиновка громко цвиркнула, будто соглашаясь и снова засуетилась.
— Ладно, быть по-твоему.
Вскоре Нарцисса петляла между деревьями буковой рощи, стараясь не упустить из виду Кроху. Когда из глубины рощи послышались грубые окрики рабочих и глухие удары, ведьма замедлила шаг. Ей вспомнилось, как Стивен сообщил, что Натаниэль приказал обнести забором рощу, чтобы беспокойная госпожа Ливингстон ненароком снова не оказалась на обрыве рядом с Драконьим Источником.
Впрочем, вряд ли рабочие за три дня успели возвести стены. Хитро подмигнув Крохе, опустившейся на низкую ветку, Нарцисса свернула вправо и шла до тех пор, пока возгласы не стихли.
Драконий Источник встретил ведьму тихим хрустальным перезвоном. Лица коснулся ласковый ветерок, и в ту секунду Нарциссе вдруг показалось, что она встретилась со старым другом, которого очень давно не видела. В груди разлилось тепло и сделалось так хорошо и легко, как будто кто-то вскрыл старую рану, очистил ее и тут же залечил.
Щемящее чувство тоски покинуло ее — Источник исцелял то, что не было видно простому человеческому глазу. Он пел о древних временах, о вечности, о бескрайней красоте и свободе. Это не было похоже на тот туман, который охватил разум, когда Нарцисса впервые оказалась на поросшем яркой зеленью обрыве. Сейчас все было по-другому.
Она села на траву, закрыла глаза и подставила лицо солнышку. Что ж, если этот мир не хочет принимать ведьму такой, какая она есть, то она создаст свой собственный. Тот, где будет место для таких же, как она.
Нарцисса улыбнулась. Впервые за долгое время она поняла, что именно так и будет.
Пачка писем, перемотанная оберточной веревкой, пролетела прямо перед носом Нарциссы и глухо шлепнулась на раскрытый альбом для эскизов. Ведьм непонимающе нахмурилась, подняла глаза, и в ту же секунду почувствовала, как в животе завязывается ледяной узел страха.
Дрейк смотрел на нее сверху вниз. Лицо — что фарфоровая маска — такое же холодное и безэмоциональное. Однако за внешней беспристрастностью скрывалась настоящая буря ярости.
— Жду твоих объяснений, — вкрадчиво проговорил Натаниэль, и от этого тона сделалось еще жутче. С подобной вкрадчивой мягкостью обычно говорят дознаватели, прежде чем начать загонять иглы под ногти или ломать кости.
Нарцисса отложила пишущее перо в сторону и взяла дрожащими руками письма. Она узнала их по бежевым крафтовым конвертам. Письма, которые в которых так неосмотрительно изливала душу своему единственному близкому человеку — мадам Эржабет Пинкертон.
— Это письма, — севшим голосом отозвалась ведьма. Кашлянув, чуть более уверенно добавила: — Мои письма. К моей подруге.
Натаниэль согласно кивнул, сел в глубокое кресло и сложил пальцы домиком. В этот момент он напомнил Нарциссе судью, готового выслушать оправдания обвиняемого, но уже твердо решившего, что казни быть.
— Дальше.
Она молча смотрела на него и терялась в догадках. Сейчас любое ее слово могло сыграть против нее, а попытки оправдаться равны признанию вины.