Люция. Спасенная
Шрифт:
– Так вот куда у вас все зашло! Вот как ты его околдовала, шлюха! – Вениамин снова повернулся к Люции. Теперь его глаза сверкали от ненависти. – Убирайся из моего дома и никогда не возвращайся! Моя жена тогда была более чем права! Тебя следовало выгнать гораздо раньше. Или, еще лучше, тебя надо было просто оставить в сточной канаве, там тебе и место!
– Отец, не… не говори так с моей… моей невестой… – Давид попытался придать себе решительный вид, но ему это не удалось: глаза у него оставались тусклыми, а сам он едва стоял на ногах.
Люция выбежала из комнаты.
Позже
Люция залезла под одеяло. Что же теперь с ней станет? Неужели Давид порвет со своей семьей? И поедет ли она тогда с ним? В тот вечер она его боялась. Она больше не хотела, чтобы он прикасался к ней. И уж точно не стремилась к неопределенному будущему с ним в качестве его жены.
Впрочем, об этом больше не могло быть и речи. На следующее утро ее грубо разбудили. Жена мастера ворвалась в ее комнату с восходом солнца и сорвала с нее одеяло.
– Собирай вещи! – резко сказала она и бросила Люции рабочую блузу, чтобы та прикрылась. – Мы знаем, что произошло. Мастер Шпейер еще затемно прислал нам весточку. Жидовская подстилка! Мы всегда это знали! Вот почему они так сильно хотели от тебя избавиться. Хоть ты и была лучшей подругой маленькой принцессы! Хороша подруга, ничего не скажешь! Соблазнила брата! Убирайся отсюда сейчас же! И в мастерской больше не появляйся, мой супруг все равно не хочет тебя видеть.
– Но… но куда же мне идти? – Люция беспомощно посмотрела на хозяйку. Девушка еще не вполне проснулась.
– Я не знаю! Может, тебя возьмет к себе сутенер! Или бондариха. Тебе там найдется место – среди блудниц и воров!
Люции пришлось поскорее собрать свои немногочисленные пожитки, пока жена мастера не обнаружила и не уничтожила ее маленькие сокровища. У нее их было немного: два платья и плащ, драгоценная бумага и крошечная серебряная цепочка, которую Давид подарил ей в разгар их романа. Наконец она двинулась по переулкам в сторону иудейского квартала.
Теперь Давид был ее единственной надеждой. Он должен был признать, что она ни в чем не виновата, и поддержать ее. Или же действительно жениться на ней. Ей по-прежнему это не нравилось, но остаться не только одинокой, но и безработной было бы еще хуже.
В отчаянии она подошла к задней двери дома Шпейеров – и ее так же быстро и неожиданно затащили в тень конюшен, как вчера Давид затащил ее в библиотеку. Люция чуть не закричала, но потом узнала Аль-Шифу. На этот раз ее ждала мавританка.
– Аль-Шифа, ты все не так поняла! – воскликнула Люция. – Я ничего не сделала, я…
– Я знаю, дочь моя. Юноша был совершенно пьян, он совсем себя не контролировал. Вчера он полночи кричал и плакал, но сегодня пришел в себя. Давид ужасно смущен. – Аль-Шифа успокаивающе обняла свою названую дочь.
– Он хочет все исправить? – В тот момент чувства Давида совершенно не интересовали Люцию.
Но Аль-Шифа вздохнула.
– Ах, милая моя, он почти ничего не помнит! А Шпейеры ничего не хотят слышать. Они даже поговорить с ним не захотели, а просто велели собирать вещи. Сегодня днем по Рейну пройдет корабль, он направляется вниз по течению. Давид поплывет на нем: отец подготовил рекомендательное письмо купцу в Нидерландах. Сначала Давид поработает там, а потом станет ездить по делам торговли. До его возвращения могут пройти годы. И можешь не сомневаться, что здесь его будет ждать хорошая иудейская невеста, – если его сразу не женят на дочери голландца. В любом случае такие разговоры уже были.
– А как же я? – в отчаянии спросила Люция. – Я ни в чем не виновата! Я девственница…
– Дочка, о тебе у Шпейеров голова больше не болит. Так бывает, когда ты всего лишь игрушка в руках сильных мира сего. Но я пойду с тобой к бондарихе и дам ей немного денег. Тогда она непременно снова приютит тебя, хотя бы на время. Пока ты не найдешь новую работу. Мне очень жаль, дочка… – Аль-Шифа притянула девушку к себе.
– И мне очень жаль! – Люция вздрогнула, услышав голос Давида. Так, значит, он тоже ее ждал. Юноша, должно быть, увидел ее из окна и теперь прокрался в конюшню.
Выглядел Давид ужасно: он явно проплакал всю ночь напролет и к тому же страдал похмельем. Даже сейчас в его глазах стояли слезы.
– Я действительно хотел жениться на тебе. Я… люблю тебя, Люция. Но мои родители… – Юноша поежился. – Мои родители против, и…
– Твои родители против? Нет, правда? А разве мы думали, что твои родители ждут не дождутся, когда же получат в невестки христианку? – крикнула Люция. Теперь она не испытывала к нему ни малейшего сочувствия.
– Да… нет… Ты должна понять меня. Знаешь, Люция, если бы ты в прошлом году… если бы ты сказала «да». Но теперь… Вчера ты на самом деле этого не хотела!
– Еще один сюрприз! – Люция едва сдержалась, чтобы не вцепиться ногтями ему в лицо. – Кажется, вчера ты так не думал.
– Я был немного пьян. Но теперь… ну, если ты этого не хочешь, да еще и мои родители против… Мне нужно уехать на несколько месяцев. Может, когда вернусь…
– Перестань, Давид! – крикнула Люция. – Да кто захочет за тебя замуж? Если я и выйду замуж, то за мужчину, а не мальчишку, избалованного иудейской мамочкой! По крайней мере, ты мог бы сказать правду… – И она буквально набросилась на него с кулаками. – Ты разрушаешь мою жизнь!
– А ну-ка, руки прочь от моего избалованного сынка! – раздался громкий, но спокойный голос Сары Шпейер. Аль-Шифа, наверное, видела, как вошла ее хозяйка, но предупреждать Люцию было уже слишком поздно. – В отличие от тебя, у него есть жизнь, которую можно разрушить. Просто скройся с моих глаз и не смей возвращаться. И если я тебя хоть раз еще увижу здесь, то спущу собак! Дочь шлюхи!
Люция в отчаянии посмотрела на своих приемных матерей: в глазах Сары она прочла одну только ненависть, в глазах Аль-Шифы – отчаяние и жалость. Давид вообще опустил голову, хотя и мог исправить положение – прямо сейчас. Но он не стоил того, чтобы так унижаться. И Люция, схватив свой узелок, выскочила на улицу.