Люди среди людей
Шрифт:
Когда Анри Клер досадует (а это случается с ним в последнее время все чаще), его клочковатые выгоревшие брови начинают лезть вверх, а на высоком выпуклом лбу возникают ряды волнообразных морщин. Некоторое время эти борозды набегают одна на другую, колеблются, как рябь на поверхности Сены в хмурый ветреный день, и, медленно, неохотно отхлынув, сходят на нет. В такие минуты продолговатое лицо Анри с умными собачьими глазами приобретает почти по-детски обиженное выражение. Даже старому цинику в газетном киоске становится жалко и чуточку смешно глядеть, как расстраивается этот рослый парень.
Старик сочувственно качает головой и без всякой надобности перебирает на лотке газеты, до тех пор пока незадачливый журналист не скрывается в чреве ярко-желтого омнибуса.
Да, Клеру не очень-то везло до сих пор на литературном поприще. В редакции с ним происходит
– Что это такое, мосье Клер: «Химия во Франции и Германии. Кто кого?» Кого, кроме самих химиков, может интересовать такое сочинение? К тому же вы позволяете себе непатриотичные выводы о том, что наш, французский шелк не вечно будет пользоваться спросом, что когда-нибудь ткани станут изготовлять из стекла и камня. Шелк и булыжник! Неужели вы думаете, что вам поверят? Это же абсурд! «Иллюстрасьон» читает наиболее положительная публика, и наш читатель не допустит…
Публика, читатель - любимая тема разговоров мосье Марка. Редактор отлично знает, что публике нравится, что нет, что она захочет завтра и что предпочтет в будущем году.
Основательно поговорив на эту тему, редактор повторяет, как правило, свое заклинание:
– Дорогой Клер, вы знаете, как писать, но вы скверно понимаете наши цели и поэтому не понимаете, что надо писать для парижской газеты такого масштаба, как наша. Я надеюсь… - и так далее, и тому подобное.
Заместитель директора, старый газетный волк толстяк Пежо, выражается более определенно:
– Мы - торговая фирма, мосье Клер. Торгуем свежими новостями. Но, в отличие от мясной лавки, желательно, чтобы новости слегка попахивали. Чуть-чуть. Кража в доме министра, подозревается свояченица; школьный инспектор истязает ученицу; убийство из ревности с помощью головной шпильки. Такие новости читатель глотает, как пончики. Они убеждают его, что сам он значительно лучше, честнее, умнее окружающих. И это наполняет публику законным чувством самоуважения. Вам понятно? Не обязательны только дурные примеры. Напишите о блудном сыне, который вернулся под кров простившего его отца-банкира. Это умиляет. Дайте репортаж о пожаре в детском приюте с фотографией героя-брандмайора с ребенком на руках. Да мало ли чем можно тронуть душу публики! Можно и о политике. Посмеивайтесь над правыми и левыми и почаще вспоминайте о великом прошлом Франции. В вопросах любви и морали будьте всегда на стороне женщины. Это нравится всем, даже мужчинам. И главное - помните, что газета нуждается в сенсациях и еще раз в сенсациях. Если вы не усвоите этих простых истин, мой мальчик, вам придется вернуться в свой госпиталь лечить малюток от инфлуэнцы.
Анри разворачивает скомканную газету. Вот она, школа его хозяев - Луиса Марка и Франсуа Пежо. На первой полосе отчет об испытании электрического стула в нью-йоркской тюрьме Синг-синг. У техников что-то не сработало: ток не убил преступника Мак Илвейна сразу. Подробное описание ужасных мучений приговоренного заняло половину страницы.
А вот и «великое прошлое»: продажа с аукциона депеши с извещением о смерти Наполеона. Депеша куплена любителями величия за кругленькую сумму. Рядом не менее «великое» настоящее. Наши доблестные войска в Африке продолжают продвигаться в долине реки… Об этом пишут много и обстоятельно. Африка стала модной. Черный континент «осваивают», огрызаясь друг на друга, одновременно немцы и французы, англичане и бельгийцы.
«В районе горы Килиманджаро туземцы разбили и уничтожили немецкий экспедиционный отряд барона фон Бюлов…» «Отряд англичан во главе с лейтенантом Майсоном проник по реке Нигер в зону французского влияния. Канонерка разбомбила африканскую деревню. Жестокости англичан не могут оставить равнодушной французскую общественность».
В этот ранний час все места в омнибусе заняты. Мелкие чиновники и приказчики из центральных магазинов едут на работу. У многих в руках газеты, но драма в американской тюрьме, депеша о смерти Наполеона и даже зверства англичан в Африке мало интересуют французскую общественность. Из-за газетного листа Анри внимательно наблюдает за своими сосе-дгми. Люди говорят о налогах, о дороговизне квартир (из-за этого приходится жить далеко от службы: жилье в центре не по карману пассажирам омнибуса). Говорят о домашних и служебных радостях и неприятностях и более всего о том, о чем не любят писать газеты: о холере. Холера в Париже. Четыреста смертей, начиная с апреля. Клер уже давно прислушивается к этим разговорам. Пока болезнь терзала свои жертвы где-то в Бенгалии, она представлялась парижанам не более страшной, чем бродящие в джунглях бенгальские тигры. Экзотика! Даже после того как в конце зимы холера обогнула Каспийское море и подобралась к Астрахани («Астрахань - это где? В Турции или Персии?»), парижская публика оставалась спокойной. Газеты меланхолически сообщали о тысячах смертей на Волге, на Дону, в Москве и Одессе. Телеграммы из Петербурга доносили о холерных бунтах в городах на Волге, об убийствах врачей и поджоге холерных бараков. («Да, да, в этой варварской России вечно какие-то бунты и эпидемии…») По когда в начале апреля этот бенгальский тигр совершил гигантский прыжок от русских границ в предместья Парижа, заволновались даже самые равнодушные. В кафе и на бульварах теперь только и слышно: «Что думает муниципалитет?» Потом стало известно, что городские власти скрывают случаи холеры. Тогда газеты, близкие к администрации, начали с ссылками на высшие врачебные авторитеты утешать парижан: «У нас не индийская холера, это более легкая, наша собственная - holera nostra». Хорошенькое утешение! В Нантьере, Обервилье и других предместьях не проходит дня, чтобы на кладбище не приносили несколько гробов с жертвами эпидемии.
Анри читает специальные медицинские журналы, но и в них нет достаточной ясности. Из номера в номер тянется нескончаемый спор между знаменитым немцем Робертом Кохом, открывшим холерный микроб в виде запятой, и не менее знаменитым австрийцем Максом Петтенкофером. Гигиенист из Вены утверждает, что одной только запятой для заражения человека недостаточно. Семидесятитрехлетний Петтенкофер готов проглотить миллиарды холерных микробов, убежденный, что при этом он не заболеет. Для заражения холерой, твердит этот одержимый, нужны дополнительные условия - загрязнение почвы, плохие водопроводы, неисправная канализация.
Пока ученые мужи ломают копья (до публики шум их турнира почти не долетает), оборотистые дельцы не прочь погреть руки на человеческом страхе и страданиях. «Если у вас холера, пейте стартовый раствор «Рикль» и оставайтесь здоровыми!» - истошно кричит огромная реклама со страниц «Фигаро». А «Прогресс медицины» - самая крупная врачебная газета Парижа - помещает объявление отставного морского священника из Тулона, торгующего наплечниками, «на которых вышиты образа, благословленные самим папой. Верующих они предохраняют от всякого недомогания, в том числе от холеры. Длина наплечников позволяет спускать их до живота, причем они немедленно прекращают понос. Цена 4 1/2 франка». Таково последнее слово в борьбе с эпидемией.
У Анри чуткое ухо и зоркий глаз. Холера - вот что по-настоящему интересует сегодня людей. Париж ожидает честного разговора о сущности болезни, о поисках ученых-медиков, а главное - о том, как уберечься от заразы. Клер чувствует, как внутри у него начинает вибрировать та самая натянутая до предела журналистская струнка, которая оторвала его от профессии отца, поссорила с близкими, сделала запойным, неудержимым собирателем новостей. Ему не терпится сию же минуту взяться за перо. Прямо здесь, в карете омнибуса. Ведь он знает о холере то, чего не ведает, кроме него, почти никто. Но такие сведения не могут долго оставаться втуне. Люди хотят знать правду, и Анри Клер будет первым, кто расскажет им об одном из самых благородных секретов XIX века, о секрете, где в прекрасном единении сплелись наука, человеческое мужество, талант и любовь к людям. Но пока ни слова. Особенно в редакции. Иначе они осмеют его раньше, чем он напишет первую строку.
– Рю Сен-Жорж, мосье! Кто сходит на улице Сен-Жорж?
Анри выпрыгивает из кареты. Его распирает от ощущения силы и здоровья. Мысленно он похлопывает себя по плечу. «Тридцать два года - еще не так много, старик! Ты еще можешь успеть стать неплохим журналистом, дружище. Только не ленись и не уступай этим друзьям «Меркурия» из серого дома».
Прямо напротив остановки гордо поднял свои шесть новых этажей дом из серого парижского камня. Он ничем не выделялся бы на скромной улице Сен-Жорж, если бы не крылоногий Меркурий с газетным листом в руках, украшающий балкон второго этажа. Древнегреческое божество торговли и воровства отныне избрано так же покровителем прессы. Ну что ж, в этом есть своя правда. Золотые буквы, укрепленные на перилах балкона, не позволяют ошибиться: именно здесь находится дирекция и редакция ежедневной парижской газеты «Иллюстрасьон».