Люди среди людей
Шрифт:
Да, мир сложен. Далеко внизу у их ног лежит Одесский порт. За ним до горизонта распласталась серо-голубая сталь морского простора. Дальний гул хлебных конвейеров, шум вагонеток, лязг якорных цепей едва доносятся до бульвара. Но чувствуется: берег полон шума, трудовой суеты, жара, пыли, дыма. Маленькие, еле видимые отсюда человечки тащат на плечах тюки, лезут на корабельные мачты, по едва заметным рельсам водят крошечные поезда. А тут на бульваре дамы под кружевными зонтиками, мужчины в щегольских светлых костюмах, няни с красиво одетыми упитанными детьми сидят на скамейках, гуляют, любуются морем.
Мечников тоже смотрит в сторону порта, но для него это только пейзаж. Он вглядывается лишь в себя, в глубину своих заветных убеждений.
– Поймите меня правильно, Володя. Поймите, политические задачи требуют не только личного мужества. Они требуют образования и серьезной подготовки. То есть того самого, чего у вас, студентов, пока нет. Учитесь. Нельзя преобразовывать общество, не зная элементов науки. Иначе с вашим делом повторится то же, что с медициной прошлых веков: чтобы лечить, достаточно было просто быть старой женщиной или знахарем.
Только учиться? Но ведь мир безумно несовершенен. Даже тот, кто занимается самым, казалось бы, мирным делом - наукой, - каждый день ощущает на себе жестокость и дикость власти. Как учитель не понимает, что терпеть эту несправедливость больше нет сил! Для чего, собственно, и нужен в обществе студент, ученый, всякий честный интеллигент? Разве не затем, чтобы будить в народе мысль, не давать укрепиться гнусной привычке к рабству?
Маленький розовощекий мальчик, убежав от няни, пытается забраться на скамейку. Он пыхтит, хватается за перекладины и смешно перебирает в воздухе толстыми ножками. Улыбка освещает лицо Мечникова. Ему очень хочется помочь малышу. Присев на корточки, он осторожно протягивает руки, чтобы подсадить шалуна.
– Илья Ильич, это та самая скамья, на которой убит генерал Стрельников.
Слова эти сорвались у Хавкина как-то сами собой. Он не собирался расстраивать учителя. Но Мечникова неожиданное признание ударяет, как электрический разряд. Он быстро поднимается и с сомнением смотрит на злополучную скамью, не замечая больше упорного малыша. Кажется, близорукие глаза его ищут на дереве пятен крови или следов борьбы.
– Но кто вам сказал, что это та самая?
– Я здесь был.
– В тот день?
– Да.
– Хочу надеяться, случайно?
– Нет… Не совсем.
Мечников принял это откровение молча. Ему не хочется больше оставаться на бульваре. Да и поздно, пора обедать. Ольга Николаевна будет ждать. Может быть, Володя пообедает у них? Владимир рад провести с учителем остаток дня, но едва ли это следует делать. Илья Ильич, наверное, не знает, что Хавкин состоит под гласным надзором полиции. Его визит может навлечь на Мечниковых нежелательное внимание властей. Не стоит рисковать. Густые светло-каштановые пряди профессорской шевелюры совсем поникли. Ученики покидают храм науки, их тянет площадь, политика. Неужели и этот уйдет туда же? Ученый пытается переменить разговор.
– Вы совсем перестали брать у меня немецкие журналы, - укоризненно качает он головой.
– Между тем в последнем номере «Deutsche medizinische Wochenschrift» сообщается, что в марте нынешнего года, в том самом марте, когда ваши друзья рисковали своей головой, отнимая жизнь у какого-то жалкого генерала, Роберт Кох в Берлине открыл возбудителя бугорчатки. Вы понимаете, какого масштаба это открытие? Чахотка - вот подлинный генерал смерти, на которого не жаль патронов. И Кох нанес ему сокрушительный удар. Наука, а не политика протянула руку помощи миллионам страдальцев. Но это только начало. Теперь, когда выделен возбудитель, я уверен, найдут и противоядие. Да не будь я зоологом, я помчался бы в Берлин или Париж учиться у Пастера и Коха, учиться борьбе со смертоносными микробами. Отстаивать человеческие жизни - вот что сейчас надобно делать каждому, кто приобщился к таинствам медицины и биологии.
Новость, сообщенная Ильей Ильичом, действительно колоссальная, но она не может поколебать убеждений Владимира. То, что говорит учитель, - истина. Но не вся. Восставать против деспотизма не менее важно, чем отстаивать человеческую жизнь у холеры и чумы. В газетах пишут о том, что благодарная Италия с великим почетом проводила недавно в последний путь революционера-освободителя Гарибальди. Джузеппе Гарибальди не делал научных открытий, но кто посмеет сказать, что дело его жизни менее благородно, нежели дело Роберта Коха.
Мечников пожал плечами. Площадь… Политика…
Разговор угасал. Они шли по Итальянской улице, приближаясь к Дерибасовской. Илья Ильич искал глазами экипаж. Сегодня он достаточно находился. Эта вынужденная свобода, свобода от научных занятий, пожалуй, больше утомляет его, чем напряженный труд в лаборатории. Кажется, этот извозчик свободен.
– Я не предполагал, Володя, что вы настолько…
– Что поделаешь, Илья Ильич, настолько.
Сейчас они расстанутся, разойдутся, унесут с собой горечь недоговоренности. А встретиться потом будет так трудно. Кто знает, куда еще забросит жизнь отставного профессора и выгнанного за политику студента. Вот уже, откликнувшись на зов, извозчик поворачивает лошадь ближе к тротуару. Вот уже Мечников протягивает руку для прощания.
– Илья Ильич, дорогой, еще три минуты.
– Какая-то новая, только что вспыхнувшая мысль переполняет Владимира,
Мечников не успевает спросить, в чем дело, как, в несколько прыжков перемахнув через Дерибасовскую, Владимир скрывается в подъезде канцелярии градоначальника. Кажется, сегодня Хавкин навсегда отучит профессора чему бы то ни было удивляться. Что еще за новый трюк? Уж не собирается ли мальчишка стрелять в градоначальника? Но зачем ему лишний свидетель? Мечников отпустил извозчика и полез в карман за часами. Три минуты… Что можно успеть за три минуты? Нет, это очередная мистификация. Надо идти.
– Постойте, бога ради, постойте!
– Хавкин догоняет его, расталкивая прохожих.
В руках какая-то бумажка. Что это? Бланк градоначальника. «Господину Владимиру Хавкину…» Мечников приближает бумажку к глазам.
«Особое Совещание, образованное согласно статье 34 «Положения о государственной охране», выслушав доклад о состоящем под надзором в г. Одессе бывшем студенте Владимире Хавкине, постановило: оставить его под надзором полиции еще на три года. Градоначальник Косаговский».