М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
Я любила ездить к Шишкову и говорить с ним; меня
трогали его доброта и гостеприимство. Он иногда шутил
со мною и говорил, что чувствует, как молодеет, глядя
на меня.
Мишель взял у меня список всех наших знакомых,
чтобы со временем постараться познакомиться с ними.
Я не воображала, чтоб он умел так скоро распорядить
ся, и очень удивилась, найдя его разговаривающим
с былой знаменитостью. Я чувствовала, что Мишель
приехал для меня; эта уверенность заставила меня
улыбнуться и покраснеть.
Но я еще больше раскраснелась, когда Александр
Семенович Шишков сказал мне: «Что, птичка, ретивое
еще на месте? Смотри, держи обеими руками; посмот
ри, какие у меня сегодня славные новички». И он стал
меня знакомить с Лермонтовым; я так растерялась, что
очень низко присела ему — тут мы оба расхохотались
и полетели вальсировать.
Надобно ли говорить, что мы почти все танцы вместе
танцевали.
— Вы грустны с е г о д н я , — сказала я ему, видя что
он беспрестанно задумывается.
— Не грустен, но з о л , — отвечал о н , — зол на судь
бу, зол на людей, а главное, зол на вас.
— На меня? Чем я провинилась?
— Тем, что вы губите себя; тем, что вы не цените
себя; вы олицетворенная мечта поэта, с пылкой душой,
с возвышенным у м о м , — и вы заразились светом! И вам
необходимы поклонники, блеск, шум, суета, богатство,
и для этой мишуры вы затаиваете, заглушаете ваши
лучшие чувства, приносите их в жертву человеку, не
способному вас понять, вам сочувствовать, человеку,
109
которого вы не любите и никогда не можете по
любить.
— Я вас не понимаю, Михаил Юрьевич; какое право
имеете вы мне все это говорить; знайте раз навсегда,
я не люблю ни проповедей, ни проповедников.
— Нет, вы меня понимаете, и очень хорошо. Но
извольте, я выражусь просто: послезавтра приезжает
Л<опу>хин; принадлежащие ему пять тысяч душ дела
ют его самоуверенным, да в чем же ему и сомневаться?
Первый его намек поняли, он едет не побежденным,
а победителем; увижу, придаст ли ему хоть эта уверен
ность ума, а я так думаю и, признаюсь, желаю, чтоб он
потерял и то, чего никогда не и м е л , — то-то я поторже-
ствую!
— Я думаю тоже, что ему нечего терять.
— Как? Что вы сказали?
— Не вы же один имеете право говорить загадками.
— Нет, я не говорю загадками, но просто спрошу
вас: зачем вы идете за него замуж; ведь вы его не
любите?
— Я иду за него? — вскричала я почти с у ж а с о м . —
О, это еще не решено! Я вижу, что вы все знаете, но не
знаю, как вам передали это обстоятельство. Так и быть,
я сама вам все расскажу. Признаюсь, я сердита на
Л<опу>хина: чем он хвастается, в чем так уверен?
Сашенька мне писала по его просьбе, что если сердце
мое узнает и назовет того, кто беспрестанно думает
обо мне, краснеет при одном имени моем, что если
я напишу ей, что угадала его имя, то он приедет в Петер
бург и будет просить моей р у к и , — вот и весь роман;
кто знает, какая еще будет развязка? Да, я решаюсь
выдти за него без сильной любви, но с уверенностью,
что буду с ним счастлива, он так добр, благороден, не
глуп, любит меня, а дома я так несчастлива. Я так хочу
быть любимой!
— Боже мой! Если бы вы только хотели догадаться,
как вас любят! Если бы вы хотели только понять, с ка
кой пылкостью, с какой покорностью, с каким неистов
ством вас любит один молодой человек моих лет.
— Я знаю, что вы опять говорите о Л<опу>хине;
я именно и вверяю ему свою судьбу, потому что уверена
в его любви, потому что я первая его страсть.
— Вот прекрасно, вы думаете, что я хлопочу за
Л<опу>хина?
— Если не о нем, так о ком же вы говорите?
110
— Положим, что и о нем. Но отвечайте мне прежде
на один мой вопрос: скажите, если бы вас в одно время
любили два молодые человека, один — пускай его будет
Л<опу>хин, он богат, счастлив, все ему улыбается, все
пред ним преклоняется, все ему доступно, единственно
потому только, что он богат! Другой же молодой чело
век далеко не богат, не знатен, не хорош собой, но умен,
но пылок, восприимчив и глубоко несчастлив; он стоит
на краю пропасти, потому что никому и ни во что не
верит, не знает, что такое взаимность, что такое ласка
матери, дружба сестры, и если бы этот бедняк решился
обратиться к вам и сказать вам: спаси меня, я тебя
боготворю, ты сделаешь из меня великого человека, по
люби меня, и я буду верить в бога, ты одна можешь
спасти мою душу. Скажите, что бы вы сделали?
— Я надеюсь не быть никогда в таком затрудни
тельном положении; судьба моя уже почти решена,
я любима и сама буду любить.
— Будете любить! Пошлое выражение, впрочем, до
ступное женщинам; любовь по приказанию, по долгу!
Желаю вам полного успеха, но мне что-то не верится,
чтоб вы полюбили Л<опу>хина; да этого и не будет!