М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
новка жизни Лермонтова становится не только не поэти
ческою, но даже антипоэтическою. Дошедшие до нас
школьные произведения поэта, острые и легко написан
ные, хотя по содержанию своему неудобные к печати,
оставляют в нас чувство весьма грустное. Всякая моло
дость имеет свой разгул, и от семнадцатилетних гусаров
никто не может требовать катоновских доблестей, но
самый снисходительный наблюдатель сознается, что
разгул молодежи лермонтовского
нехорошим. Даже старый Бурцов, забияка и ёра, не
одобрил бы своих мальчиков-потомков, не одобрил бы
и среды, в которую они были поставлены. Гусар Бурцов
никак не понял бы этих полузатворнических, полууда
лых нравов, этих ребяческих кутежей, основанных не
столько на потребности веселья, сколько на моде и под
ражании взрослым. Нам кажется, что если бы семнад
цатилетнего Бурцова посадили в закрытое заведение,
он или удрал бы из него для того, чтоб пойти солдатом
в настоящие гусары, или выдержал бы искус, скрепя
сердце, не роняя достоинства молодости, не увлекаясь
полупроказами и полуудальством воспитанника. В юно
шеских стихах, относящихся ко времени затворничества
Лермонтова, мы не встречаем и тени протеста в бур-
цовском отношении. Он доволен своим «пестрым эскад
роном» *7, восхищается своими удалыми сверстниками,
а в товарищах, едва вышедших из ребяческого воз
раста, выхваляет то, что едва спускалось герою Де
нису, прославившему себя в бою и честно послуживше
му родине. Понятно, что при таком направлении жизни
речи не могло быть о науке, о дельном чтении, даже об
основательном изучении военного ремесла, к которому
Лермонтов готовился. К счастию, срок юнкерского вос
питания был не долог, и Лермонтов не замедлил про-
* В старой школе юнкера носили мундир своих полков, а не
один общий, как в настоящее время. ( Примеч. А. В. Дружинина.)
331
ститься с бытом не то офицерским, не то кадетским,
и, во всяком с л у ч а е , — для него ничего не давшим 8.
Жизнь молодого поэта в столице как военного
и светского человека тоже не во многом была радостна.
Лермонтов принадлежал к тому кругу петербургского
общества, который составляет какой-то промежуточный
слой между кругом высшим и кругом средним, и потому
и не имеет прочных корней в обоих. По роду службы
и родству он имел доступ всюду, но ни состояние, ни
привычки детских лет не позволяли ему вполне стать
человеком большого света. В тридцатых годах, когда
разделение петербургских кругов было несравненно рез
че, чем теперь, или когда, по крайней мере, нетерпи
мость между ними проявлялась сильнее, такое положе
ние имело свои большие невыгоды. Но в смягчение им
оно давало поэту, по крайней мере, досуг, мешало ему
слишком часто вращаться в толпе и тем поперечить
своим врожденным наклонностям. Сверх того, служба
часто требовала присутствия Лермонтова в окрестно
стях Петербурга, где поневоле все располагало его
к трудам, чтению, пересмотру его заброшенных было
тетрадок. Нужно ли говорить о том, что скоро к другим
побуждениям высказаться присовокупилась страсть,
самая горячая и самая способная возвысить душу славо
любивого юноши? Как бы то ни было, но период первой
службы Лермонтова, довольно бесцветный по событиям,
принес ему с собою охоту к труду. Уже силы были
испробованы в печати, наступал довольно заметный
перелом в направлении новых стихотворений, влияние
Пушкина как образца сменило собою рабское увлече
ние Б а й р о н о м , — не повредив, однако же, страсти Лер
монтова к байроновской поэзии, захватившей собой всю
душу талантливого юноши почти что с детского воз
раста.
А. Д. ECAKOB
МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ
...Мне вспомнился 1840 год, когда я, еще совсем
молодым человеком, участвовал в осенней экспедиции
в Чечне и провел потом зиму в Ставрополе, и тут и там
в обществе, где вращался наш незабвенный поэт. Ред
кий день в зиму 1840—1841 годов мы не встречались
в обществе. Чаще всего сходились у барона Ипп.
Ал. Вревского 1, тогда капитана Генерального штаба,
у которого, приезжая из подгородней деревни, где
служил в батарее, там расположенной, останавливался.
Там, то есть в Ставрополе, действительно в ту зиму
собралась, что называется, la fine fleur молодежи *.
Кроме Лермонтова, там зимовали: гр. Карл Ламберт 2,
Столыпин (Mongo), Сергей Трубецкой 3, Генерального
штаба: Н. И. Вольф, Л. В. Россильон 4, Д. С. Бибиков,
затем Л. С. Пушкин, Р. И. Дорохов и некоторые другие,
которых не вспомню. Увы, всех названных пережил
я. Вот это общество, раза два в неделю, собиралось
у барона Вревского. Когда же случалось приезжать