М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
из Прочного Окопа (крепость на Кубани) рядовому
Михаилу Александровичу Назимову (декабрист, ныне
живущий в городе Пскове), то кружок особенно ожив
лялся. Несмотря на скромность свою, Михаил Алексан
дрович как-то само собой выдвигался на почетное место,
и все, что им говорилось, бывало выслушиваемо без
прерывов и шалостей, в которые чаще других вдавался
Михаил Юрьевич. Никогда я не замечал, чтобы в разго
воре с М. А. Назимовым, а
монтов позволял себе обычный свой тон persiflage'а **.
* цвет молодежи ( фр.) .
**насмешки ( фр.) .
333
Не то бывало со мной. Как младший, юнейший в этой
избранной среде, он школьничал со мной до пределов
возможного, а когда замечал, что теряю терпение (что,
впрочем, недолго заставляло себя ждать), он, бывало,
ласковым словом, добрым взглядом или поцелуем тот
час уймет мой пыл.
Итак, прочитав в статье г. Висковатова отзыв
Л. В. Россильонао Лермонтове, я вспомнил их обоюд
ные отношения, которые действительно были несколько
натянуты. Вспомнил, как один в отсутствие другого
нелестно отзывался об отсутствующем. Как Россильон
называл Лермонтова фатом, рисующимся (теперь бы
сказали poseur) и чересчур много о себе думающим
и как М. Ю., в свою очередь, говорил о Россильоне:
«Не то немец, не то поляк, а пожалуй, и жид». Что же
было первою причиной этой обоюдной антипатии — мне
неизвестно. Положа руку на сердце, скажу, что оба
были неправы. Мне не раз случалось видеть М. Ю. сер
дечным, серьезно разумным и совсем не позирующим.
Льва Вас<ильевича> Россильона, намного пережившего
Лермонтова, знают очень многие и вне Кавказа. Это бы
ла личность почтенная, не ищущая многого в людях
и тоже, правда, немного дававшая им, но проведшая
долгую жизнь вполне честно.
16 декабря 1884 г.
Тифлис.
P. S. Из всех портретов М. Ю. Лермонтова, которые
где-либо издавались, положительно ни один не схож
с оригиналом. Помнится мне, что офицеры лейб-гвар
дии гусарского полка поднесли свои акварельные
портреты бывшему своему командиру М. Г. Хомутову.
Между этими портретами был и Михаила Юрьевича,
и единственный, по мне, лучше других его напомина
ющий. Куда он девался? 5
К. X. МАМАЦЕВ
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
(В пересказе В. А. Потто)
«Я хорошо помню Л е р м о н т о в а , — рассказывает
Константин Х р и с т о ф о р о в и ч , — и как сейчас вижу его
перед собою, то в красной канаусовой рубашке, то
в офицерском сюртуке без эполет, с откинутым назад
воротником и переброшенною через плечо черкесскою
шашкой, как обыкновенно рисуют его на портретах.
Он был среднего роста, с смуглым или загорелым лицом
и большими карими глазами. Натуру его постичь было
трудно. В кругу своих товарищей, гвардейских офице
ров, участвующих вместе с ним в экспедиции, он был
всегда весел, любил острить, но его остроты часто
переходили в меткие и злые сарказмы, не доставлявшие
особого удовольствия тем, на кого были направлены.
Когда он оставался один или с людьми, которых любил,
он становился задумчив, и тогда лицо его принимало
необыкновенно выразительное, серьезное и даже груст
ное выражение; но стоило появиться хотя одному гвар
дейцу, как он точас же возвращался к своей банальной
веселости, точно стараясь выдвинуть вперед одну
пустоту светской петербургской жизни, которую он
презирал глубоко. В эти минуты трудно было узнать,
что происходило в тайниках его великой души. Он имел
склонность и к музыке, и к живописи, но рисовал одни
карикатуры, и если чем интересовался — так это шах
матного игрою, которой предавался с увлечением».
Он искал, однако, сильных игроков, и в палатке Мама-
цева часто устраивались состязания между ним
и молодым артиллерийским поручиком Москалевым.
Последний был действительно отличный игрок, но ему
только в редких случаях удавалось выиграть партию
335
у Лермонтова. Как замечательный поэт Лермонтов
давно оценен по достоинству, но как об офицере о нем
и до сих пор идут бесконечные споры. Константин
Христофорович полагает, впрочем, что Лермонтов
никогда бы не сделал на этом поприще блистательной
карьеры — для этого у него недоставало терпения
и выдержки. Он был отчаянно храбр, удивлял своею
удалью даже старых кавказских джигитов, но это
не было его призванием, и военный мундир он носил
только потому, что тогда вся молодежь лучших фамилий
служила в гвардии. Даже в этом походе он никогда