М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
моей матушки. Высокая, полная, с крупными чертами
лица, как все Столыпины, она располагала к себе свои
ми добрыми и умными голубыми глазами и была
прекрасным типом, как говорилось в старину, степенной
барыни. Матушка моя, недурно писавшая масляными
красками, имела дар схватывать сходство и сняла
с Елисаветы Алексеевны портрет, поразительно похо
жий. Он много лет сохранялся у нас в семье.
350
При такой близости
с бабкой Лермонтова я десятилетним еще мальчиком
слышал подробности о ссылке ее внука на Кавказ за
стихи на смерть Пушкина, знал, что его вернули оттуда
и простили; прошло года два, и <я> опять услышал
о ссылке его туда же за дуэль с Барантом. Все это
сопровождалось горем и слезами бабушки, делившей
их с моей матушкой, так же как радостное наконец
известие в начале 1841 года, что Лермонтову дали
отпуск в Петербург после того, как он был в экспедиции
с горцами, отличился там, и есть надежда, что его
скоро опять простят. Бабушка, усердно хлопотавшая
за своего ненаглядного Мишу, сияла счастием, и вскоре
моя матушка мне сказала, что он приехал; она его
видела.
В эту пору мне и самому уже захотелось его увидать;
я был уже в гросстерции, то есть в пятом классе
Петропавловского училища, и благодаря прекрасному
учителю русской словесности А. Т. Крылову, умевшему
вселить в учениках своих любовь к своему предмету,
знал множество стихов и в особенности Пушкина.
Товарищами моими по классу, сидевшими на одной
со мною скамейке, были два старших сына Н. А. Поле
вого, один из них знал наизусть всего «Онегина»,
и у нас с ним шло горячее соревнование. На Лермонтова
нам указывал Крылов, как на прямого продолжателя
Пушкина, не уступавшего ему в силе своего таланта,
и он предсказывал молодому поэту великую будущность.
«Хаджи Абрек», «Купец Калашников» и немало других
мелких стихотворений Лермонтова, разбросанных тогда
по различным изданиям, нам были знакомы, мы ими
восторгались и тоже заучивали. Понятно после того,
что, зная уже цену таланта Лермонтова, во мне с осо
бенною силою сказалось желание увидеть самого поэта.
Он рисовался в моем воображении чем-то идеально
прекрасным, носящим на своем челе печать высокого
своего призвания, и я стал приставать к матушке
с просьбою устроить так, чтобы я его мог увидеть. Она
с улыбкою отвечала мне, что это сделается само собою:
бабка, конечно, рассказала ему, насколько делила она
с нею свое горе, и пришлет его к ней благодарить.
— Но когда же он приедет? Вероятнее всего, что
в то время, как я буду в пансионе и его не увижу.
351
— Тогда я устрою и н а ч е , — успокаивала меня ма
тушка; но все это меня не удовлетворяло, и нетерпе
ние мое росло.
Меня отпускали из пансиона по субботам, в воскре
сенье вечером я уже возвращался туда, и первым моим
вопросом в следующую субботу было:
— Что Лермонтов?
— Б ы л , — ответили м н е , — в середу.
Это совсем меня опечалило, случай пропущен, когда
я дождусь другого? С горя я даже не расспрашивал
подробностей о визите. Матушка дала мне слово повезти
меня самого к Арсеньевой в такой день, когда я непре
менно увижу там Лермонтова.
Да когда же это будет? Нужно все-таки ожидать,
а Полевые тоже нетерпеливы, торопят меня расспро
сами.
Печально настроенный, побрел я в воскресенье
утром к обедне к Спасу Преображения, отстоял ее
и направился уже к выходу, как меня остановила одна
наша знакомая, Наталья Ивановна Запольская.
— Куда вы? Пойдемте ко мне, я вас угощу кофеем.
Не сразу решился я на то, говоря, что мне не
позволено никуда заходить из церкви; но Наталья Ива
новна настояла на своем, сказала, что берет на себя
ответственность, и увлекла меня. С небольшим тридцати
лет, бойкая, веселая, она за что-то разъехалась с мужем
и жила в Петербурге для сына, моего ровесника, учив
шегося в артиллерийском училище. Квартира ее была
на Шестилавочной, то есть на теперешней Надеждин-
ской, в церкви же с нею была хорошенькая ее племян
ница, Унковская, очень мне нравившаяся, и это-то меня
больше всего занимало.
Когда мы уже сидели в столовой и, попивая чудес
ный кофе со сливками и сдобными булочками, весело
болтали, в передней раздался звонок, и через минуту
вошел к нам офицер небольшого роста, коренастый,
мешковатый, в какой-то странной, никогда не виданной
мною армейской форме. Хозяйка стремительно бро
силась к нему навстречу и, протягивая ему руку, сказала
с тоном упрека:
— Наконец-то и меня вы вспомнили.
— Знаете, ведь это всегда так б ы в а е т , — отвечал он,
целуя ее руку и усаживаясь возле н е е . — Когда хочешь
кого-нибудь увидеть поскорей, непременно увидишь