Мафия
Шрифт:
— Шикарный подарок. — Ларионов жадно закурил, смакуя дым. — Значит, босса моего вытащили?
— О ком вы?
— О Кирееве… Да еще повысили… — Откуда вам известно?
— Жена приезжала на свиданку. — Ларионов прищурился. — А обо мне, выходит, забыли?
Анатолий Филиппович недоуменно посмотрел на собеседника.
— Что молчишь, генерал? — с вызовом спросил тот.
— По-моему, мы никогда не были на «ты», — заметил Рунов.
— Сторонишься? — с усмешкой произнес Ларионов.
— Вы
— Зачем, как стеклышко! — закинул ногу на ногу Ларионов. — Хотя ты бы мог и позаботиться о кайфе. — Он кивнул на шинель генерала, лежащую на столе. — Случайно не завалялась в кармане бутылочка армянского разлива?
— За какие такие заслуги? — нахмурился Анатолий Филиппович.
— За то, что отдуваюсь тут за вас всех!
— Кого — вас? — все больше поражался вызывающему поведению заключенного Рунов.
— И за тебя — тоже. Мы ведь брали не только для себя… Понимаю, ты отстегивал москвичам, но оставлял себе не гроши, надеюсь?
— Хватит! — хлопнул рукой по столу генерал. — Что за чушь вы несете?
Бывший оперуполномоченный вынул из кармана пачку «Столичных» и швырнул на стол.
— Подавись! Мне подачки не нужны! Ишь, хотел задобрить…
— Ладно, ладно, — ради дела с трудом взял себя в руки Рунов. — Не нервничайте. Так у нас разговора не получится.
— Я на него не набивался, — уже смиреннее проговорил Ларионов, поняв, наверное, что переборщил.
— Поспокойнее — оно лучше. Поговорим?
— Говорил волк с Зайцем, — скривился Ларионов. И, чуть помолчав, мрачно произнес: — Не темните, выкладывайте, что вам надо.
— Я и не темню, — сказал Рунов.
Он еще раз внимательно поглядел на заключенного: ямочка на подбородке, выпирающий кадык, серые глаза…
— Скажите, вам что-нибудь говорит фамилия Гринберг? — спросил генерал.
— Абсолютно ничего не говорит.
— Постарайтесь вспомнить, — настаивал Рунов. — Гринберг Фаина Моисеевна. Сиреневый бульвар, квартира двадцать два…
Он пристально посмотрел Ларионову в глаза.
— Знать не знаю, — выдержал взгляд бывший оперуполномоченный. — А какая беда с ней стряслась.
— Ограбили…
— Бывает. И давно?
— В восемьдесят четвертом году, шестнадцатого сентября.
— Времени прошло порядком, — покачал головой Ларионов. — А чем я могу помочь?
— Признанием. Чистосердечным. Есть подозрение, что у Гринберг были именно вы.
— Я?! — аж привскочил заключенный. И снова сел. — Нет, кроме шуток?
— Ехал бы я за тысячу верст, чтобы шутки шутить…
— Да-да, Анатолий Филиппович, — с сожалением оглядел генерала Ларионов. — Сыщик из вас аховый. Хоть подскажите, что я спер у нее? Сделайте одолжение.
— Взяли у Гринберг немало —
— Эх, посмотреть бы на всю эту красоту! — продолжал издеваться заключенный.
— Может, Станислав Архипович, напряжете память? — в тон ему спросил Рунов.
— И напрягать нечего. Не стоило вам тысячи верст киселя хлебать, чтобы вытянуть пустышку.
— Насчет пустышки мы еще посмотрим, — заметил генерал.
— Да не был я у вашей Гринберг! — стукнул себя кулаком в грудь Ларионов. — Я вообще в тот день не был в Южноморске.
— Откуда такая категоричность?
— В Звенигороде под Москвой я был. Гулял по лесам. Понимаете, когда моя дочь была еще маленькая и не ходила в школу, мы каждый год всей семьей в сентябре ездили в Звенигород. Брат там у меня живет. А он на это время ехал к нам, в Южноморск. Тоже с семьей. Любили они бархатный сезон…
— Брат родной?
— Ну да. Так сказать, я ему предоставлял квартиру, а он мне. И в восемьдесят четвертом году мы в Звенигороде были в последний раз в сентябре. На следующий год дочь пошла в школу.
— Что ж, проверим, — поднялся генерал.
— Обязательно проверьте. И не забудьте передать привет моему братану, — не упустил возможности еще раз съехидничать Ларионов…
Когда Рунов с начальником оперчасти вернулись в кабинет, там находился Запорожец.
— Трудный был разговор? — поинтересовался он.
— Нелегкий, — ответил генерал, потирая левую сторону груди.
— Может, дать что-нибудь сердечное? — встревожился Запорожец.
— Валидольчик не помешал бы, — кивнул Рунов.
Из головы не шли обвинения, брошенные ему Ларионовым. Неужто он уверен, что генерал заодно с Киреевым?..
Запорожец вышел.
— Домой теперь? — поинтересовался Краснов.
— Да нет, опять в Москву. Врачи требуют, чтоб лег в госпиталь. Надо легкие проверить.
Запорожец вернулся и принес валидол.
Весна к нам приходит уже в конце февраля. В предгорьях зацветает мимоза, на которую слетаются, как пчелы на мед, бойкие молодцы на личных автомобилях, увозя в другие города ветки с душистыми шариками. Прибавилось и курортников, что нас, таксистов, очень даже радовало.
В ту ночь я подгадал прибыть на вокзал к московскому поезду, который, как всегда, опоздал. Показались первые пассажиры. «Волги» с шашечками одна за другой направлялись в город. Вдруг я заметил в толпе прибывших знакомое лицо.