Мафия
Шрифт:
— Люди дают срок, люди могут и скостить. — Ларионов постучал по лбу кулаком. — Ей-богу, Мэр, червонец тебе дали правильно: совсем не тумкаешь!
В то время, когда бывший оперуполномоченный вбивал в голову бывшего мэра уголовную науку, к проходной исправительно-трудовой колонии подкатила «Волга» с номером областного города. Из нее выбрался генерал Рунов, придерживая рукой каракулевую папаху. За ним — майор внутренней службы Запорожец. Они быстро зашли в административное здание.
Идя по коридору с зарешеченными
— Я ведь здесь уже десятый год, — рассказывал Запорожец. — И замечаю: за последние годы сильно изменился контингент в колонии.
— В какую сторону? — поинтересовался Рунов.
— Заключенные пошли рангом повыше. Раньше у нас отбывала срок в основном мелочь, а теперь? — Майор остановился у окна, из которого была видна стройка на территории зоны. — Председатель горисполкома… Раздавал квартиры, автомашины направо-налево, словно из своего кармана… Заместитель министра — хапнул миллиончик… Вот мешает раствор полковник госбезопасности: на почве ревности разрядил обойму в жену… Ну а вот тот, что прикуривает, — председатель облсуда, отпетый взяточник.
Они двинулись дальше.
— Да, — с иронией заметил генерал, — собрали, можно сказать, цвет общества.
— Собрали вы, — с улыбкой уточнил Запорожец. — А мы перевоспитываем.
— Удается?
— Приходится нелегко, — почесал затылок майор. — Народ подкованный. Газеты и журналы штудируют от корки и до корки. И такие вопросики подкидывают — сразу и не сориентируешься. Голову академика нужно иметь. Вчера приезжал прокурор по надзору, ну и попотеть ему пришлось!
— Что же спрашивали? — полюбопытствовал Рунов.
— Один говорит: а правда, что после принятия нового Уголовного кодекса педерастам будет лафа?
В смысле, хочешь — люби бабу, хочешь — мужика…
— Актуальный для мест заключения вопрос, — хмыкнул генерал.
— Это — цветочки. Другой поинтересовался, когда же наконец здесь будут встречать великолепную четверку, о которой шла речь на Девятнадцатой партконференции? Вопросик, а?
— На засыпку.
— А третий — прямо в лоб: почему он получил двенадцать лет всего за десять тысяч взятки, а кое-кто из тех, что брал каждый божий день пять раз по десять тысяч, до сих пор на свободе? И вместо персональной камеры имеют персональную пенсию союзного значения. Живут себе припеваючи в столице, в роскошных апартаментах. Где, мол, справедливость?
— И что прокурор?
— Жаловался мне потом: ему, мол, даже не молоко бесплатное положено за вредность, а сливки…
Они вошли к начальнику оперативной части. При появлении генерала хозяин кабинета майор Краснов вытянулся в струнку.
— Здравия желаю, товарищ генерал!
— Здравствуйте, — поздоровался с ним за руку Рунов. — Садитесь. И давайте без чинов.
— Я вам еще нужен? — спросил Запорожец.
— Нет, — ответил Анатолий Филиппович. Тот вышел, а
— Уже догадался, — кивнул майор. — Что за ним открылось такое, что вы лично приехали?
— История давняя. Подозреваем Ларионова. Приметы вроде сходятся…
Он посвятил начальника оперчасти в историю ограбления Гринберг.
— Из-за этого и приехали? — удивился майор. — Могли бы прислать кого-нибудь из подчиненных. Путь к нам неблизкий. Вы, кажется, поездом?
— Терпеть не могу самолеты, боюсь высоты, — признался генерал. — А почему явился сам — чтобы не утекла информация. Ради этого даже следы путал: сначала заехал в Москву, а потом уже к вам.
— Ясно, — кивнул майор.
— Так как себя ведет Ларионов?
— В камере держится паханом. Утверждает, что был накоротке со Щелоковым и Чурбановым… Врет?
— Накоротке вряд ли, — помедлив, ответил Рунов. — А вот знакомы могли быть. Щелоков и Чурбанов отдыхали у нас неоднократно…
— Уверяет, что кое-кто из его дружков и сейчас сидит высоко. Мол, выжидают, когда перестройка даст дуба — это его выражение. Тогда снова будет рай. Все время твердит о том, что срок получил по собственному желанию…
— Интересно, — вскинул брови генерал. — Что он имеет в виду?
— Когда-де море штормит, лучше отлежаться на дне…
Рунов на некоторое время задумался.
— Чувствую: наши подозрения не напрасны, — наконец произнес он. — Наверняка и другие грешки за душой…
— Как-то начифирялся, плел что-то про вышку.
— Вот видите, — ухватился за последние слова генерал. — А конкретно никого и ничего?
— Нет. Вообще — любит темнить. Намеки, недомолвки…
— Как бы его разговорить?
— Где хотите — здесь или в зоне?
— Пожалуй, лучше в зоне.
— В красном уголке устраивает?
— Вполне.
Майор проводил гостя в красный уголок и оставил одного. Через несколько минут туда вошел Ларионов. С мороза, в тепле, Он весь раскраснелся.
— Здравствуйте, Ларионов, — сказал генерал.
— Здравствуйте, гражданин начальник, — ответил тот.
На лице бывшего оперуполномоченного промелькнула гамма разнообразных чувств: любопытство, страх, надежда…
— Садитесь, — показал генерал на табуретку через стол.
— Спасибо, гражданин начальник, — опустился на нее Ларионов.
— Что вы заладили, как попугай, — поморщился Рунов и участливо спросил: — Тяжело приходится, Станислав Архипович?
— Да уж радости мало, — усмехнулся заключенный. — И не представлял себе, когда другим добывал сюда путевку… Закурить не найдется?
— Найдется, — кивнул генерал, доставая нераспечатанную пачку «Столичных».
— Вы что, курите теперь? — удивился Ларионов.
— Куда мне, астма. — Рунов протянул бывшему оперуполномоченному сигареты. — Возьмите всю пачку.