Магия тени
Шрифт:
— А вы чего тогда будете делать? — брякнул Оль. — Без своих Миров-то?
Какое-то время все молчали, потом снова подала голос Алера — на этот раз раздраженно:
— Мы-то еще успеваем разобраться, сколько-то времени у нас пока есть. Ты за своими делами последи лучше… гласник без голоса.
Тахар поморщился, но смолчал, хотя видно было, что ему хочется возразить подруге. Дефара так и эдак передвигала на столе рисунки. Кальен смотрел на Оля серьезно.
— И правда, — сказал он и улыбнулся извиняюще, — что ты будешь делать теперь, а?
Оль помолчал, глядя
— Буду делать то самое, что и раньше. Есть Школа или нет — это на мой маговский долг не влияет, и ровно так же на него не влияет ничто другое. Просто… просто на деле-то все еще хуже, чем нам отсюда видится. Я думал, в городе на нас стали смотреть с предубеждением — так в деревнях, оказывается, все еще хуже. Прям шкурой чуял, как они на меня глядели, как за спиною шушукались, некоторые бабы прям чуть вслед не плюют. И это ж деревня, где я вырос! Меня ж там всю жизнь знают! Всегда хорошо относились, понимаешь, всегда ж стоило приехать — сразу соседи сбегались, кто с приветами, кто с просьбами, кто просто проведать, а нынче… Нынче не пойми что творится. Со двора выходить не хочется. За мать теперь страшно, а она ж уезжать ни в какую не соглашается. Я б раньше в город вернулся, да оставлять ее боялся, все думал уговорить со мной отправиться, но она — нет, она хозяйство бросать не хочет, да и вообще… Эх. Никто нам не верит теперь, понимаешь? И я тоже не знаю, кому верить. Когда даже призорцы спятили, когда даже старые друзья вроде Террия…
— Троллям можно верить, — сказала Алера очень серьезно, и по этой серьезности Оль понял, что она издевается, — и азугайским соглядатаям тоже. А что, тебя разве когда-нибудь подводили тролли или вот Дефара?
— Аль, — страдальчески простонал Тахар.
— Но она ж ведь права. — Оль потер ладонями лицо и поднялся. — В главном права. Ежели старые знакомцы подводят — нужно заводить новых, понадежнее. А город я не оставлю, пока могу для него сделать хоть что-то. А как еще? Это ж я топал ногами и уверял, что надобно помогать каждому человеку в отдельности, что без этого не выручить всех. Вот этим и стану заниматься, а дальше… дальше, надеюсь, все получится у тех, которые решили спасать всех скопом.
Оль взял с лавки свою куртку и вперевалку пошел к двери.
Бивилка была права, когда говорила: сколько ни делай, а дел только больше становится, да и люди день ото дня лишь чумеют. Оль надеялся, что ему хватит сил и терпения вразумить этих людей — точно так же, одного за другим. Не дать им дойти до непоправимого в мыслях своих или в действиях.
Иначе — какой смысл затыкать тот неведомый вулкан, о котором говорила Дефара? Если люди перестанут быть людьми — тогда и миру конец. Тогда пусть полыхает, потому что хуже все равно некуда.
Оль хотел верить, что его усилий, мудрости, терпения окажется достаточно, чтобы этого не допустить — хотя бы в пределах одного города.
На рассвете Оля разбудили встревоженные стражники и сказали,
Глава 6
Край Серой Кости
Гижук. Одно из многих мест Идориса, где невольно задаешься вопросом: на кой хвост ты сюда притащился?
— Предав веру предков, мы совершили великую ошибку.
Брамай мерно постукивает по земляному полу длинным посохом. На нем покачиваются сушеные птичьи головы. Вместо угодных Божине ромашковых веников над печью дымятся пучки котошовника. Расходится по общинной избе терпкий запах, от которого рот наполняется слюной, а в голове становится пусто и звонко.
— Но мы еще можем смиренно просить Воплотительниц о великой милости. Да, потеряны жрища. Забыты обряды. Неизмеримы наши проступки.
Горестный стон двадцати голосов разносится по общинной избе. Орки признают свою вину.
Они надеются, что еще не слишком поздно.
Что они еще могут вспомнить, отмолить, отстоять. С кровью и мясом сорвать с себя наносное и чуждое, привнесенное из соседних краев, так мучительно-плотно налипшее за истекшие сотни лет.
Что они сумеют вспомнить свою веру и своих предков, принять их разумом и душой — и удостоиться великой чести: права уйти в магонов край, благословенный Воплотительницами.
— Отринем несвойственность, — горячо призывает брамай, — вспомним о том, кем мы были. Покаемся за многие годы помутнения, любое наказание примем как благо, ибо только через искупление лежит путь к прощению.
Орки одобрительно ворчат. Два десятка голосов сливаются в гул, и звук отражается от покрытых паутиной стен. Колышутся грязные занавеси на маленьких окошках, словно кивают брамаю вместе с орками.
Отказаться от всего, что связано с постыдным забвением веры исконцев. Сбросить чуждые обычаи, как иссохшую шелуху, как омертвевшую кожу. Освободиться. Удостоиться.
Орки верят, что сумеют. И тогда брамай разрешит покинуть это место и отправиться навстречу предназначению. Оставить за плечами ненужные больше дома, неправильную веру и этот погибающий мир, для которого нет избавления.
Орки знают, что такой день придет, и это будет великий день. Когда каждый достойный орк вслед за Зеленым Пауком ступит на Путь, который определили Воплотительницы.
— Спастись сумеют только избранные! Лишь угодные Воплотительницам орки смогут пройти по Пути Серой Кости и найти свой покой в Азугае!
Из этого селения, из соседних, из дальних. Со всего Гижука потянутся орки к неприметной деревеньке, к главному Жрищу Силы, чтобы встретить Зеленого Паука и пройти в магоновый край той дорогой, которую он откроет.
Оставить орочью жизнь в прошлом. Переродиться. Избавиться от всего лишнего, даже от памяти. Получить новое воплощение и новую жизнь.
Потому что так было определено Воплотительницами тысячи лет назад. Потому что смысл жизни каждого орка — в Пути Серой Кости, в очищении и перерождении.