Мальтийское Эхо
Шрифт:
Барон обошел храм. Задняя дверь со стороны алтарной части была приоткрыта.
"Да, да, именно Марие Федоровне! Хотя слухи, что она переживает, что среди множества ее талантов, у нее отсутствует голос, а футляр вполне сойдет за укладку для яиц. Далее кесарю... Павлу нужно неофициально, но секретно, с оказией окончательно передать вторую часть пергамента, сопроводив письмом. Лично в руки передать! Остался главный кесарь... главный козырь - Наполеон. У него нужно испросить личной аудиенции и передать "камушки" из Укладки! Но в обмен! Пусть вернет, что отнял... Хотя бы титул великого магистра. Это все нужно тщательно обдумать... Ах, да, секретный конверт от ля Валетта пусть лежит пока у меня в архиве Ордена..."
Гомпеш заглянул вовнутрь храма. И опрянул, чуть не упав навзничь от увиденного! Прямо перед ним спиной к двери стоял человек в черном одеянии до пола, ростом более двух метров, с невероятно широкими прямыми плечами и длинными чуть волнистыми черными волосами до плеч. Теперь он знает его имя: мессир. "Черный монах" обернулся, посмотрел на барона внимательно и строго, произнес лишь одну фразу:
– Ничего не нужно разделять, оставь все в пещере, барон Гомпеш.
И исчез, растворился.
"Нет, нет, - подумал тогда Гомпеш, - это какой-то священник, он просто высоко стоит на ступенях алтаря в типичном облачении".
Однако Черный человек стал являться к нему во снах, тяжелых видениях. Он сажал ему на голову страшную огромную сову, та очень больно сжимала когтями лоб и капли крови, соединяясь в струйку, оставляли на мокрой подушке след и утром барон мог прочесть: "Иуда!"
"Нужно вставать, нужно наловить рыбы", - думал Гомпеш ранним утром 12 мая 1805 года. Но тяжелые, будто ватные ноги не слушались. И мысли путались.
Австрийский император "нажимал" на барона, чтобы тот передал Павлу реликвии Ордена и Дж. Литта выполнил эту миссию. А среди них и футляр для Укладки... Все положили на хранение в Гатчинской дворцовой церкви. Этот футляр Гомпеш не включил в опись. "Личный подарок императрице", - написал он своей рукой в сопроводительном письме.
Барон продолжал общаться с камермейстерами, архиепископами, кардиналами. Изредка он выезжал из Триеста в Венецию, Рим, Неаполь. У него много агентов. Он имеет сведения о секретных конвенциях, статьях договоров, указов. Некоторые преданные ему рыцари готовы выполнить любые самые рискованные поручения экс-магистра.
Барон вспомнил о после России в Неаполитанском королевстве графе Андрее Италийском. "Лиса"! Он несколько раз появлялся на Мальте. Официально он вел по указанию Павла переговоры о том, чтобы разделить Мальту между Россией, Неаполем и Англией. Сем же он намерен стать губернатором Мальты. А пока останавливается в доме теперешнего губернатора Александра Болла. И вот представился случай, которым Гомпеш решил непременно воспользоваться. Италийский на английском бриге должен был отправиться на Сицилию, в Мессину, где в это время находилась эскадра Ушакова. И барон через одного из верных ему рыцарей передает в руки Италийского вторую половину Пергамента, оставив первую в катакомбах Сиракуз. В записке графу он указывает, что вверяет ему секретнейший документ огромной сакральной силы и просит по его дополнительному распоряжению передать этот документ лично в руки императора Павла.
"Почему, почему Италийский не дал отчета о своих действиях? Что случилось?" - думал барон. Да, на сцене театра политического абсурда того времени все очень быстро менялось. В ночь с II на 12 марта 1801 г. Павел был убит! "Своими"! В том же 1801 Папа Римский и католическая церковь во всеуслышание поддерживает Наполеона! Странный ход, сложная и запутанная интрига между всеми!
Барон начинает искать возможность сблизиться с Наполеоном. Наконец он был принят в Париже. Визит был обставлен как официальный, и ничего не предвещало того унижения и позора, что выпал на долю Гомпеша. Наполеон выслушал сбивчивый доклад бывшего великого магистра, покрутил в руках камушки из Укладки и вдруг, вскочив и бросая на барона колючие взгляды, проговорил: "Я отправляю вас, барон, на юг моей страны. Поживите, погостите во Франции. А когда я пойму, что эти "камушки" способны делать... Или лучше вы сами вспомните и более внятно и убедительно объясните мне... Тогда... может быть... Снова встретимся ... Прощайте..."
Он очень часто вспоминал эти слова Наполеона. И не мог без комка в горле и сдавленного дыхания думать о них. И слезы, даже слезы бежали по щекам. Он был глубоко обижен! И хотя понимал, что не был откровенен с Наполеоном, гневно ругался: "Кот в сапогах! Выскочка!"
"Котом в сапогах" супруга называла Жозефина, и эта кличка очень нравилась Гомпешу. Он взял удочки, надел длинный плащ, сапоги, шляпу и вышел из дома. Уже подходя к краю берега, довольно крутому, уже поставив ногу на ступеньку каменистой из крупной гальки лестницы, он вспомнил, что забыл ведерко и, огорчившись, резко повернулся назад. В тот же миг нога соскользнула с мокрого от дождя камня, барон кубарем слетел вниз и, ударившись крепко головой и потеряв сознание, остался лежать на чужом пустынном берегу, у самой кромки воды.
– 26-
"Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!"
Эта цитата из "Мастера и Маргариты" была андреевым девизом. И он никогда и ничего не просил. И они ничего не предлагали и не давали. Но такой паритет во взаимоотношениях с теми, кто сильнее, устраивал Андрея Петровича.
За время пути на пароме до Мальты им удалось восполнить часы сна, скраденные короткой ночью. Легкая морская качка прекрасно убаюкивала. Вера Яновна очнулась ото сна бодрой, и на протяжении всего дальнейшего пути до Стамбула строила радужные планы в отношении своей жизни и жизни Андрея. Но то, как вдохновенно она заглядывала ему в глаза, ища поддержки, слегка раздражало мужчину. Особенно в тех эпизодах, где "стол воображения" накрывался "дарами Волхвов" от Деева.
Тон Верочки сначала был мечтательным, затем уже немножко настойчивым, она все активнее употребляла знак "плюс" между их именами. Однако в намерениях Андрея не было определенности после знака "равно". Он просто не мог и не хотел об этом думать сейчас.
– Почему ты ничего не говоришь, никак не реагируешь на мои высказывания, Андрей?
– обиженно проворчала женщина.
– Я уже пару лет мечтаю ограничить до минимума свои отношения со временем и пространством. Точнее, пожалуй, ограничить всяческие официальные, деловые отношения с начальниками любого рода и ранга. А построение планов обвяжет меня нитями-путами, да и столкнет нечаянно в бездну времени и пространства. Поэтому буду и далее придерживаться: "Не верь!", "Не бойся!", "Не проси!"
– Если вернешься к себе... неужели лекции будешь читать далее изо дня в день? Это не путы?
– Возможно. Одну-две лекции в неделю. Это нормально для хорошего, интересного спецкурса. Или двух-трех дипломников лучше возьму... А пока вот поживу недельку-другую в усадьбе, мне ваша компания очень нравится: ты, пани Мария... все. Если будет случай снова окунуться с головой в приключения как на Мальте и Сицилии, да еще такие, - он не смог подобрать "какие", поэтому поднял большой палец, - только позови! Примчусь!