Маргарита Наваррская
Шрифт:
– Вы что, издеваетесь надо мной?!
Он поднялся, не сводя с Маргариты озадаченного взгляда.
– Помилуйте, кузина! Как я могу...
– И тем не менее вы издеваетесь. Притом жестоко, безжалостно.
– Разве?
– Ведь вы хотите меня? Признавайтесь!
– О, милая Маргарита, - пылко прошептал Филипп, привлекая ее к себе.
– Если сам Всевышний не устоял перед Девой Марией, то где уж мне, грешному. Ты так изумительна, что я...
Она запечатала его губы долгим и нежным поцелуем.
– Змея-искусительница!
– сказал он, переведя дыхание.
–
– Так ты не отрицаешь существование змея-искусителя?
– Теперь я убедился, что ОНА есть.
– Значит, ты любишь меня?
– проворковала Маргарита.
– Да, люблю.
– Сильно любишь?
– Безумно люблю.
– Меня одну любишь?
– Ну, нет!
– возмутился Филипп.
– Это уж слишком.
В ответ Маргарита влепила ему пощечину.
– Да ты просто негодяй! Тупое, самодовольное ничтожество!
Филипп был немало удивлен таким взрывом искреннего негодования.
– Это почему?
– Да потому что Я люблю тебя, неблагодарный!
– не выдержав, яростно вскричала Маргарита.
– Только тебя! Одного тебя!
"А ведь это похоже на правду!" - в упоении подумал Филипп и вместо ответа сорвал с нее рубашку.
– Но она же сводит тебя с ума, - заметила Маргарита. Они были одного роста и ее быстрое дыхание обжигало его лицо.
– От твоего восхитительного тела я дурею еще больше, милочка.
– Он склонил голову и игриво схватил зубами ее плечо.
– Сладкая ты моя! Сейчас я тебя съем.
– Съешь?
– томно улыбнулась она.
– Ну, если не съем, то уж наверняка зацелую.
– Давай, давай! Целуй меня, милый, целуй поскорее... побольше! Я так люблю тебя, я так хочу тебя. О, как я хочу тебя! Я дурная, Господи, я влюбилась!
– С этими словами Маргарита повалилась на кровать, увлекая за собой Филиппа.
"Вот ты даешь, Господи!
– подумал он.
– Она влюбилась..."
Это была последняя более или менее трезвая мысль Филиппа, после чего страсть поглотила его целиком.
6. В ТИХОМ ОМУТЕ
Лишь через полчаса после ухода Филиппа Габриель, наконец, решился продолжить свой путь. За это время он ничуть не успокоился, напротив - еще больше возбудился и порядком растрепал свои волосы и одежду, когда исступленно метался по галерее, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами.
На этаже было темно, хоть глаз выколи, поэтому Габриель извлек из кармана огарок свечи и зажег ее от огнива. Затем, следуя указаниям д'Обиака, подслушавшего их из разговора Филиппа с Матильдой, он пересек из конца в конец длинный коридор и очутился в начале другого, по обе стороны которого через каждый семь-восемь шагов выстроили в два ровных ряда двери, ведущие в комнаты фрейлин.
Габриель отсчитал пятую дверь слева. К ее ручке была привязана бантиком красная лента для волос - условный знак на тот случай, если Филипп что-то напутает. Эта трогательная подробность лишь усилила раздражение несчастного влюбленного.
– Вот бесстыжая!
– зло пробормотал он.
– Вот развратница!..
Повинуясь внезапному порыву, Габриель поставил на пол свечу, дрожащими пальцами отвязал ленту и принялся
"Боже, да я спятил!
– в отчаянии думал юноша, прижимаясь губами к тонкой полоске шелка, единственным достоинством которой было то, что она помнила запах кожи и волос его любимой девушки.
– В самом деле спятил... Филипп был прав: не стоило мне сюда приходить. Зачем я здесь? На что я надеюсь?.."
Горестные размышления Габриеля прервали приглушенные голоса за дверью напротив. Он быстро сунул ленту в карман и пинком ноги погасил стоявший на полу огарок, однако скрыться не успел. В следующее мгновение дверь приоткрылась и в коридор выскользнул Симон де Бигор с зажженной свечой в руке.
– Габриель!
– изумленно воскликнул он.
– Ты? Вот так сюрприз!
– Ради Бога, потише!
– сквозь зубы прошипел Габриель.
– Зачем кричать? Пойдем, скорее!
Он схватил растерянного Симона за локоть и силой увлек его за собой.
– Что случилось, друг. Почему...
– Да помолчи ты, дубина!
Свернув за угол, Габриель остановился и лишь тогда отпустил руку Симона.
– Что это с тобой?
– в недоумении спросил тот.
– Какого черта...
– А ты какого черта? Разорался, как на площади. Неровен час, девчонки всполошатся и вызовут стражу.
Симон хмыкнул.
– Пожалуй, ты прав. Это я сглупил - незачем было кричать. Но представь мое удивление, когда я увидел тебя...
– Вдруг глаза его округлились.
– Батюшки! Так ты был у Матильды?
Краска бросилась Габриелю в лицо.
– Нет, не был, - сипло ответил он.
– Ни у кого я не был.
– А почему же ты здесь?
– Ну... Собственно... Я только иду к ней.
– Да?
– с сомнением произнес Симон.
– Только идешь? В эту-то пору? Брось дурить, друг. Придумай что-нибудь поубедительнее.
– А я не дурю. Я говорю то, что есть на самом деле, и не собираюсь ничего придумывать.
– Так уж я тебе и поверил... Однако постой!
– Он поднес свечу ближе к Габриелю и смерил его изучающим взглядом.
– Ну и ну! Всклоченные волосы, раскрасневшееся лицо, потрепанная одежда - видать, одевался наскоро... Ага, и вот еще что!
– Прежде чем Габриель успел что-либо сообразить, Симон вытянул из его кармана ленту, кончик которой неосмотрительно выглядывал наружу.
– Какая милая вещица! Подарок любви, верно? Только ее следует носить на рукаве, а не в кармане. Или, еще лучше, связать бантиком и приколоть к груди. Хочешь покажу?.. Нет, это потрясающе: ты отбил у Филиппа девчонку! Вот здорово! Да он просто лопнет со злости!
Сконфуженный Габриель отобрал у Симона ленту, запихнул ее поглубже в карман и растерянно пробормотал:
– Что за вздор ты несешь! Ничего такого не было...
– Так-таки и не было?
– ухмыльнулся Симон.
– Хватит заливать, друг, меня не проведешь. Я вовсе не глупый, я все замечаю... Ну, и как она в постели, хороша?.. Ах да, я же забыл, что это у тебя впервые. Тебе понравилось?
– Прекрати!
– даже не воскликнул, а скорее прорычал Габриель.
Симон озадаченно взглянул на него и пожал плечами.