Маргарита Наваррская
Шрифт:
– Прости, дорогая, не могу. Я слишком устал... Как собака устал... Прости.
Маргарита удрученно вздохнула:
– Что ж, на нет и суда нет... Только вот так и лежи.
– Нравится?
– Очень.
– Хорошо. Я усну у тебя на коленях, - сонно пробормотал Филипп и умолк.
Спустя некоторое время Маргарита прошептала:
– Ты еще не спишь, Филипп?
– Нет.
– Почему?
– Думаю.
– О чем?
– О турнирах. О том, что они делают с людьми. Ведь это противоестественно - лежать в постели с такой аппетитной крошкой и ничего с ней
– Пожалуй, ты прав, - согласилась Маргарита.
– Ненавижу турниры!
В спальне опять воцарилось молчание, и вновь первой его нарушила Маргарита:
– Филипп.
– Да?
– Вот что я тебе скажу...
– Что?
– Ничего у нас не выйдет, милый.
– О чем ты?
– О нашем браке.
Филипп подтянулся к подушке и изумленно спросил:
– Как! Ты уже знаешь?
– Знаю, давно знаю. Просто до сих пор я боялась посмотреть правде в глаза.
– Не понял.
– Мы не созданы друг для друга, Филипп. Более того, мы несовместимы.
– Несовместимы, говоришь? А мне казалось, что напротив - у нас много общего.
– Да, слишком уж много. И как раз поэтому мы несовместимы. Между нами нет настоящей любви, есть только безумная страсть; мы способны заниматься любовью дни и ночи напролет, но никогда не станем друзьями, соратниками, единомышленниками. С самого начала каждый из нас стремился подавить другого подчинить его своей воле - ты оказался сильнее и победил. Я не могу, не хочу мириться с этим.
– Стало быть, та даешь мне отставку?
Этот невинный вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию. Маргарита уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Филипп поднялся на локте и тронул ее за плечо.
– Что с тобой, любимая?.. Прекрати реветь-то... Ч-черт!
– Он всхлипнул: плач Маргариты был очень заразителен.
– Хоть скажи, почему плачешь - быть может, я тоже всплакну.
– Н-не м-могу... Н-не м-могу...
– Что ты не можешь?
– Дать тебе отставку не могу. Я... я хочу тебя, хочу всегда быть с тобой... Это какое-то наваждение. Ведь я не люблю тебя, ведь я... я... я... О-о, как я тебя ненавижу!!!
Маргарита подхватилась, опрокинула Филиппа навзничь и уселась на него сверху, стиснув коленями его бока.
– Прошу тебя, умоляю, откажись от меня. Будь великодушным, дорогой... Будь безжалостным, непреклонным, ни за что не женись на мне. Даже если я на коленях буду пресмыкаться перед тобой - не соглашайся, не губи меня, дай мне жить по-человечески... Ну! Ну! Ну!
– и в исступлении она принялась наотмашь хлестать его по щекам.
Налицо были явные признаки истерического состояния, поэтому Филипп, не долго думая, влепил ей две сильные пощечины и резко оттолкнул ее от себя. Упав на бок, Маргарита мигом успокоилась и, свернувшись калачиком, тихонько захныкала.
– Я буду великодушным, жестоким и непреклонным, - заявил он.
– Я не позволю тебе губить свою жизнь. Ты свободна.
Маргарита перестала хныкать и недоверчиво посмотрела на него.
– Правда?
– Клянусь хвостом Вельзевула, как говаривает Эрнан. Теперь уже ничто не заставит меня жениться на тебе.
– Ты в самом деле отказываешься от меня?
– с робкой надеждой и немалой долей горечи в голосе переспросила она.
– Наотрез. Я не хочу прослыть деспотом и эгоистом, единолично присвоившим себе такое бесценное сокровище, как ты. Ведь никто в здравом уме не поверит, что ты не изменяешь мне по собственной воле, и обо мне будут рассказывать ужасные истории, что якобы я регулярно подвергаю тебя жесточайшим пыткам, чтобы принудить к супружеской верности. Постепенно вокруг тебя возникнет ореол мученицы... Черт возьми! Снова плачешь?
– Это я от радости, дорогой... И самую чуточку - от грусти. Когда ты уедешь, мне будет очень не хватать тебя. А ты? Ты будешь хоть изредка вспоминать обо мне?
– Ах, милочка, - сонно пробормотал Филипп.
– Я никогда не забуду тебя. У тебя такое прекрасное тело, ты такая страстная, такая нежная, такая сладкая...
– А как же галльская корона?
– всполошилась Маргарита.
– Ведь мы с тобой... Впрочем, мне это ни к чему, с тобой я не буду даже правительницей Наварры - лишь номинальной королевой, женой короля. Но ты... Неужели ты откажешься от своих претензий? Не верю. Не могу поверить. Нет, определенно, ты что-то затеваешь - но что?
Филипп не ответил. Усталость, наконец, одолела его, и он уснул мертвым сном. Маргарита нежно коснулась губами его лба, затем осторожно, стараясь не производить лишнего шума, сосклользнула с кровати и не спеша оделась. Вынув из подсвечника зажженную свечу, она в последний раз взглянула на спящего Филиппа - и в тот же момент лицо его озарила счастливая и безмятежная улыбка.
"Интересно, что ему снится?
– думала Маргарита, направляясь к двери.
– Или кто?.. Может быть, Бланка?.. Теперь это неважно. Между нами все кончено. Навсегда. Бесповоротно... Да, да, да!
– убеждала она себя. Бесповоротно! Он мой злой гений. Я не могу его любить... Я не должна любить его! Благодарю тебя, Господи, что ты избавил меня от этого чудовища. Ты дал мне силы, дал мне мужество, и это я, я отвергла его! И пусть теперь ему снится кто угодно - но только не я..."
А Филиппу снились Перигор, Руэрг и Готия. В его вещем сне они представлялись ему в виде трех ступеней к возвышению перед главным алтарем собора святого Павла в Тулузе, где по традиции происходит коронация королей Галлии. И видел он усыпанную драгоценными камнями золотую корону королевства Галльского, которую возлагает на его чело Марк де Филипп, архиепископ Тулузский, милостью божьей венчая своего побочного брата на царство в одном из могущественнейших европейских государств...
17. БРАТ И СЕСТРА
Дверь тихо отворилась, и в спальню, освещенную двумя коптящими огарками свечей, вошла стройная рыжеволосая девушка, одетая в платье из темно-коричневого бархата, схваченное вокруг талии широким, шитым серебряными нитями поясом.
Она осмотрелась вокруг и удрученно покачала головой. В комнате царил полнейший бардак; на полу была беспорядочно разбросана одежды, а ее владелец, юноша лет двадцати со всклокоченными светло-русыми волосами, лежал в разобранной постели, уткнувшись лицом в подушку. Он даже не шелохнулся на звук открывшейся и закрывшейся двери, по-видимому, не расслышав ее тихого скрипа.