Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Ах, мы совсем потеряли рассудок!.. Пошли же скорее!..
И, едва поднявшись на ноги и глянув на стоящего подле нее юношу, словно извиняясь, добавила:
— Эти ритмы, эти крики, эти песни, эти танцы!.. Уверена, рано или поздно они заставили бы меня потерять голову… Бежим же поскорее. Должно быть, господин де Шансене уже давно тревожится о нашей участи…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Тревоги Мари
Даже если господин де Шансене и вправду тревожился, то, во всяком случае, он умел отменно скрывать свои чувства. Несмотря на ветерок и ночную прохладу, температура воздуха на круглой, со всех сторон защищенной площадке была вполне сносной. Что не помешало господину де Шансене плотно закутаться в одеяло. Он сидел подле лафета одной из пушек, положив голову на канаты, призванные смягчать откат орудий во время стрельбы, и спокойно ждал, словно мирно дремлющий, свернувшись клубком, огромный котище.
Он уже давно, одним из первых, вернулся из разведки. Потом, вслед за ним, стали появляться и другие отряды лазутчиков, посланные в ином направлении — на восток и северо-восток. Они единодушно сошлись во мнении, что индейцы явно что-то затеяли и, возможно, не преминут воспользоваться ночной темнотой, чтобы напасть на лагерь. Все заметили, как внезапно смолкли, а потом неожиданно снова заговорили барабаны. Некоторым из волонтеров удалось добраться до селений. И от их взглядов тоже не укрылось, как дикарей заново покрывали краской, но они не стали ждать дальнейшего развития событий, дабы поторопиться с тревожными вестями назад в лагерь.
А потому все были на своих местах. Господин де Шансене, несмотря на тревогу, в глубине души был даже доволен, что таким манером сможет преподать хороший урок зарвавшейся дамочке.
Отнюдь не будучи женоненавистником, просто из любви к порядку и природного чувства меры он не мог терпеть, чтобы женщина совала нос в мужские дела. А война для него была делом сугубо мужским. Мало того что ему действовало на нервы само присутствие Мари в этой экспедиции, он никак не мог смириться с мыслью, что ей еще вдобавок ко всему доверено отдавать приказы, а он, закаленный, испытанный в боях старый моряк, должен подчиняться этой молодой дамочке, которая скорее всего упадет в обморок при первом же пушечном залпе. Тот факт, что Мари приблизила его к себе и то и дело спрашивала у него совета, ничуть не утешало его и не снимало раздражения. К тому же он не мог не заметить, что любое справедливое замечание, какое бы ни случалось ему высказать, как правило, повисало в воздухе. Обычно она намного охотней прислушивалась к суждениям Жильбера д’Отремона, этого безмозглого юнца, куда больше озабоченного женскими юбками, чем размышлениями о серьезных вещах!
Не без горечи задавал он себе вопрос: случись и вправду что-нибудь с Мари и ее спутником, не будет ли тогда у Дюпарке оснований справедливо упрекнуть его, почему тот отпустил их вместе и одних? Он ведь здесь самый старший по возрасту, самый искушенный в военных делах. И на него ляжет тяжелая ответственность. Даже скажи он генералу, что пытался отговорить Мари от этого неразумного шага, кто знает, поверит ли ему Дюпарке?
Когда голос часового возвестил о возвращении Мари с Жильбером, он сразу вскочил на ноги и бросился им навстречу, чтобы поскорей поглядеть, как исказились их лица от страха, которого они, должно быть, натерпелись в избытке. Солдаты стояли наготове, плотным кольцом окружив со всех сторон площадку, вооружившись саблями и ножами и кучей сложив заряженные уже мушкеты. Так что вроде повода для особых опасений не было.
На подступах к лагерю Мари немного обогнала Жильбера. А потому именно молодую даму господин де Шансене увидел первой, и она тотчас же заговорила с ним.
— Ну так как, сударь? — справилась она. — Каковы результаты вашей разведки? Удалось ли что-нибудь разузнать?
Голос ее звучал уверенно. Он никак не ожидал увидеть ее такой и, похоже, был несколько сбит с толку. Он глянул на висевшее у него на руке свернутое одеяло, переложил его на другую руку и ответил:
— Мне не удалось узнать ничего утешительного, мадам, вполне возможно, они не замедлят напасть на нас в самое ближайшее время. В этом мнении сходятся все фланкеры…
— Вы уже приняли какие-нибудь меры?
— Да, я послал человека на корабль, чтобы предупредить там о готовящемся нападении дикарей, и, как вы сами можете убедиться, все солдаты уже заняли свои места и готовы отразить атаку.
— А где лейтенант Бельграно?
— Отдыхает подле пушки. А как вы, мадам? Удалось ли вам добыть какие-нибудь сведения?
— Разбудите лейтенанта Бельграно, если он спит, и передайте ему, что я желаю вас всех видеть у себя. Мне надо рассказать вам о том, что удалось увидеть там.
Тут появился Жильбер. Будто не заметив Шансене, он тут же последовал за Мари в ее хижину, где запалил с помощью кремня мушкетный фитиль и зажег свечу.
— Я позвала Шансене и Бельграно, — сообщила ему Мари. — Надо, чтобы они поняли, сейчас индейцы не замышляют против нас никаких козней, но все равно следует быть начеку. Хочу, чтобы господин Шансене признал, что в такого рода разведке нет ровно ничего опасного. Я нахожу, что он ведет себя со мной несколько высокомерно, право, это уже переходит все границы…
Теперь она снова обрела тот повелительный тон, каким с самого начала экспедиции привыкла говорить с мужчинами — даже в присутствии Дюпарке. Отремон был искренне поражен, как за такое короткое время смогла она полностью вернуть самообладание. Он смотрел на нее с нескрываемым удивлением.
— В чем дело? Что с вами? Почему вы на меня так смотрите?
Жильбер, судя по всему, ничуть не оробел.
— Нахожу, что вы на редкость отважная женщина, — признался он. — Никогда бы не подумал, что вам удастся с такой легкостью избавиться от тяжелого впечатления, какое произвело на вас то кошмарное зрелище.
Она пожала плечиками и заметила:
— Полагаю, нет никакой необходимости говорить обо всем этом Шансене и Бельграно. Надо, чтобы они узнали только наши суждения и ничего лишнего. Надеюсь, вы того же мнения, не так ли?
Вид у Отремона сделался несколько смущенным, и это не укрылось от глаз Мари.
— Разве вы со мной не согласны? — осведомилась она. — Ведь господин де Шансене был против нашей разведки. А между тем она оказалась весьма полезной…
Молодой человек крепко стиснул зубы. Потом с каким-то нерешительным видом, не смея взглянуть Мари прямо в лицо, робко возразил:
— Мне кажется, мадам, что все эти пляски, крики и песни дикарей были отнюдь неспроста! Вовсе нет! Чтобы люди, которые знают, что им угрожают три больших корабля, что на их остров высадился многочисленный отряд солдат, их врагов, — и вдруг весело праздновали этакое событие? Право же, неужто вам это не кажется странным?
Мари прошлась по хижине и, склонив головку, тяжело задумалась. Да, Жильбер прав. То веселое празднество, что устроили себе дикари, не могло предвещать для них ничего хорошего. Каковы же мотивы их странного поведения?