Мартовскіе дни 1917 года
Шрифт:
Красной нитью в огромном большинств резолюцій о введеніи 8-часового раб. дня (по крайней мр в Москв) проходит мысль о необходимости введенія его в обще-государственном масштаб: "Временное Правительство особым декретом впредь до утвержденія закона о нормировк рабочаго дня должно установить 8-часовой рабочій день на всю Россію".
Жизнь, однако, опережала академическія ршенія, и на заводах посл возстановленія работ происходило "непрерывное недоразумніе" — явочный порядок введенія ограничительнаго рабочаго времени, смна администраціи и т. д. В воззваніи 9 марта петроградскій Совт, высказываясь против "разрозненных выступленій отдльных фабрик", осуждая "абсолютно недопустимые эксцессы" (порча матеріалов, поломка машин и насилія над личностью), которые "способны лишь причинить величайшій вред рабочему длу, особенно в переживаемый тревожный момент", еще раз подчеркнул, что он разрабатывает "перечень общих экономических требованій, которыя будут предъявлены фабрикантам и правительству от имени рабочаго класса". В то же время Совт предостерегал предпринимателей против "недозволительных" в отношеніи к "борцам за освобожденіе родины" попыток явнаго и тайнаго локаута и грозил, что "принужден будет с величайшей энергіей вступить в борьбу с этими злоупотребленіями предпринимателей, особенно постыдными в переживаемые нами дни"... в случа закрытія фабрик Совту "придется поставить перед рабочим классом, перед городским общественным управленіем и перед Временным Правительством вопрос о муниципализаціи подобных предпріятій или о передач их в управленіе рабочих коллективов".
Под
Соотвтствующая волна прокатилась по всей Россіи, причем борьба за 8-часовой рабочій день принимала либо петербургскую, либо московскую форму, т. е., заключалось или соглашеніе с организаціями фабрикантов и заводчиков или нормировка труда вводилась рабочими явочным "революціонным" порядком и санкціонировалась односторонним актом мстнаго Совта. Это бытовое двоевластіе было, однако, довольно чуждо мысли самочинаго законодательства; можно сказать, что господствовала формулировка, данная на одном из Московских рабочих собраній: "Мы вводим 8-часовой рабочій день с 17 марта и требуем от Совта Р. Д. вынести резолюцію о его введеніи, а от Временнаго Правительства поставить свой штемпель ".
Как же реагировала власть, которой предлагалось поставить авторитетный "штемпель" законодательной санкціи к тому, что в жизни достигалось "революціонным" путем? Она в сущности бездйствовала. 6 марта Правительство одобрило спеціальное обращеніе министра торговли и промышленности Коновалова. Революціонный министр говорил о труд, который является "основой производительной силы страны" и от "успхов котораго зависит благополучіе. родины". "Искренне" стремясь "к возможно полному удовлетворенно трудящихся", министр считал "неотложной задачей правильную постановку и надлежащее развитіе рабочаго вопроса". "Свободная самостоятельность и организація трудящихся" (т. е., профессіональные союзы) — констатирует обращеніе — "является одним из главнйших условій экономическая) возрожденія Россіи". Это были все общія слова, т. е., революціонная риторика... 10-го Исполнительный Комитет Совта, узнав от своего уполномоченнаго Гвоздева, что петербургскіе фабриканты и заводчики согласны ввести 8-часовой рабочій день, постановил: "предложить Временному Правительству издать указ о 8-час. раб. дн по всей Россіи до Учредительнаго Собранія". Правительство немедленно реагировало, и в журнал засданія того же 10 марта значится: "предоставить министру торговли и промышленности войти в обсужденіе вопроса о возможности и условіях введенія сокращеннаго рабочаго времени в различных мстностях Россіи по отдльным группам предпріятій и представит, предположенія свои на разсмотрніе Временнаго Правительства". На этом все дло и остановилось — само Правительство дальше подготовки мр к введенію 8-часового рабочаго дня в предпріятіях военнаго и морского вдомства не пошло. Как будто трудно послдовать за воспоминаніями Керенскаго и признать, что Коновалов в согласіи с фабрикантами 11 марта "ввел уже 8-часовой рабочій день на фабриках и заводах Петрограда". Очень сомнительно, чтобы в министерств торговли и промышленности "в порядк спшности" дйствительно разрабатывался "законопроект о 8-часовом рабочем дн", как, отвчал Исполнительный Комитет на многочисленные и настойчивые запросы из провинціи, указывая, что о вступленіи закона в силу будет "своевременно объявлено".
Собравшееся в конц марта "Совщаніе Совтов" не могло пройти мимо развертывавшейся борьбы за сокращеніе рабочаго дня. "Основной вопрос революціи", поставленный на очередь в огромной полос Россіи, во всяком случа, в крупных центрах, не получил еще "законодательнаго установленія" — указывал докладчик. И Совщаніе в резолюціи о введеніи 8-часового рабочаго дня предлагало правительству издать соотвтствующій декрет с оговоркой о необходимости допущенія сверхурочных работ в тх отраслях промышленности, который работают на нужды обороны и связаны с продовольствіем страны. Совщаніе правильно учитывало, что 8-часовой рабочій день не является только вопросом экономической выгоды рабочаго класса, но крайне ослабляет реалистичность своей позиціи, выдвигая наряду с соображеніями о необходимости участія рабочаго класса с переходом Россіи к демократическому строю в общеполитической и культурной жизни страны, но и довольно апріорныя заботы об "ослабленіи кризиса в будущем", о необходимости "позаботиться о смягченіи ужасов грядущей безработицы и об облегченіи пріисканія заработка тм, которые вернутся посл окончанія войны из арміи". Совщаніе поручило Исполнительному Комитету петроградскаго Совта вступить с Временным Правительством в переговоры о порядк введенія 8-часового рабочаго дня[480].
В законодательном порядк дло мало подвинулось вперед[481]. В итог получилась анархія на мстах, гд при отсутствіи указаній из центра, почти неизбжно пышным цвтом расцвтало "революціонное правотворчество", т. е., то, что выше было названо бытовым двое-властіем. Показательным примром подобнаго мстнаго законодательства служит "обязательное постановленіе" о восьмичасовом рабочем дн и примирительных камерах, изданное Борисовским (Минской губ.) Исполнительным Комитетом за подписью и. д. узднаго правительственнаго комиссара прап. Вульфіуса на исход второго мсяца революціи — 26 апрля. Принципіальное ршеніе о введеніи 8-час. рабочаго дня в Борисов было принято еще 28 марта; 18 апрля положеніе о нормировк труда было осуществлено "явочным порядком"; 26 апрля с единогласнаго одобренія "примирительной камеры[482] издано было особое "обязательное постановленіе" для "закрпленія позицій рабочаго пролетаріата". Очевидно, не без вліянія правительственнаго воззванія к рабочим, обслуживающим учрежденія фронта[483], борисовскіе законодатели к общему положенію о 8-час. рабочем дн вводили новеллу, по которой "впредь до окончанія войны" всм предпріятіям, "непосредственно и косвенно" работающим на оборону, предоставляется устанавливать "обязательные для рабочих и служащих сверхурочные рабочіе часы", оплачиваемые полуторной платой, при чем в виду Борисовской близости к фронту, вс "заводы, фабрики и торгово-промышленныя предпріятія" признавались работающими на оборону; на всх предпріятіях учреждались заводскіе комитеты; на примирительную камеру возлагалась обязанность выработать "минимум заработной платы"... Наконец, Исполнительный Комитет объявлял, что пріостановка предпріятія, чрезвычайно вредная для обороны, повлечет за собой "секвестрацію его".
Все это "законодательное" творчество шло вн правительственнаго
Политическій такт для противодйствія демагогіи всякаго рода экстремистов требовал декларативнаго объявленія рабочаго лозунга. Промышленники не могли не понимать этой элементарной истины. В собраніи матеріалов "Рабочее движеніе в 1917 г." имется показательный документ, воспроизводящій апрльское обращеніе Омскаго биржевого комитета, как "офиціальнаго представителя интересов торговли и промышленности в Омском район", к владльцам мстных промышленных предпріятій. Омскій комитет обращался к предпринимателям с "убдительной просьбой" принять выработанныя Совтом условія введенія 8-часового рабочаго дня. "Принятіе этих условій — говорило обращеніе — властно диктуется государственной необходимостью и правильно понятыми интересами промышленности". Биржевой комитет, считая пріостановку работ на оборону "преступной", выражал надежду, что промышленники "пожертвуют частью своих интересов и не явятся виновниками обостренія классовой борьбы в данный исключительной важности историческій момент". И когда центральныя организаціи промышленников с нкоторым напором оказывали воздйствіе на Правительство в смысл законодательнаго непринятія гибельной по своим послдствіям той "временной уступки", на которую они должны были пойти, то в их формальной аргументаціи (докладная записка в март горнопромышленников Урала), дйствительно, трудно не усмотрть стремленія, при неопределенности экономических перспектив лишь выиграть время, пока не выяснится, в какую сторону склонится "стрлка революціонной судьбы". Такое впечатлніе производит, напримр, запоздалое (в ма) постановленіе московскаго биржевого комитета. В нем говорилось: "Вопрос о 8-часовом рабочем дн не может быть разсматриваем, как вопрос о взаимном соглашеніи между предпринимателями и рабочими, так как он имет значеніе общегосударственное... почему он не может быть даже предметом временнаго законодательства, а должен быть ршен волею всего народа в правильно образованных законодательных учрежденіях... всякое разршеніе этого вопроса в ином порядк было бы посягательством на права народнаго представительства". Поэтому промышленники "не признают для себя возможным разршать его в данный момент, как бы благожелательно ни было их отношеніе к интересам рабочих". В итог в ма, когда уже существовало новое "коалиціонное" правительство, лишь начали "выяснять" трудный вопрос о 8 час. рабочем дн, как писал в "Русском Слов" извстный финансист проф. Бернацкій.
Для промышленников вопрос о продолжительности рабочаго дня главным образом являлся проблемой экономической, связанной с повышеніем заработной платы. За "восьмичасовой кампаніей" послдовала и столь же стихійно возникшая борьба за повышеніе тарифных ставок, не поспвавших за паденіем денежных цнностей и дороговизной жизни — борьба, осложненная органически связанной с переживаемым хозяйственным кризисом проблемой организаціи производства, как единственнаго выхода из кризиса. Эта экономическая и соціальная борьба хронологически уже выходит за предлы описанія мартовских дней, когда лишь намчались признаки будущей революціонной конфигураціи. Так. московская областная конференція Совтов 25-27 марта единогласным ршеніем приняла постановленіе добиваться немедленнаго проведенія в законодательном порядк (а до того фактическое осуществленіе в "мстных рамках и в организованных формах") "всей экономической минимальной программы соціалистических партій": 8-часовой рабочій день, минимум заработной платы, участіе представителей рабочих на равных правах с предпринимателями во всх учрежденіях, руководящих распредленіем сырого матеріала. В жизни "фактическое осуществленіе" соціалистических постулатов (в теоріи представлявшееся в вид "твердых шагов организованной демократіи", а на практик, по характеристик "Извстій" — "необузданной перестройкой") приводило к довольно уродливым формам "рабочаго контроля", требованій подчас заработной платы, обезпечивающей "свободную и достойную жизнь'", но не соотвтствующей экономической конъюнктур.
Демагогія, вольная и невольная[486], конечно, и здсь сыграла свою зловредную роль, парализуя трезвую оцнку рабочей тактики, которую давала, напримр, общая резолюція по рабочему вопросу, принятая на Совщаніи Совтов. В ней на тяжеловатом офиціальном язык говорилось: "...в обстановк войны и революціи пролетаріат... должен особенно строго взвшивать фактическое соотношеніе матеріалов и общественных сил труда и капитала, определяемое, главным образом, состояніем промышленности и степенью организованности рабочаго класса, памятуя, что теперь больше, чм когда либо, экономическая борьба пріобртает характер борьбы политической, при которой важную роль играет отношеніе к требованіям пролетаріата остальных классов населенія, заинтересованных в укрпленіи новаго строя". Демагогическіе призывы находили отзвук в масс в силу не только примитивной психологіи ''неимущих". "Легенда" относительно астрономической прибыли промышленности, работавшей на оборону страны, крпко укоренилась в общественном сознаніи — об этой "сверхприбыли" не раз с ораторской трибуны старой Государственной Думы говорили депутаты даже не лвых фракцій, а правых и умренных, входивших в прогрессивный блок[487]. Допустим, что довоенное процвтаніе промышленности и ея искусственная взвинченность в первый період войны были уже в безвозвратном прошлом, что эти прибыли истощились в дни изнурительной и затяжной міровой катастрофы, и что промышленность — как доказывают нкоторые экономисты — вошла в революціонную полосу разстроенной и ослабленной — побороть укоренившуюся психологію нельзя было отвлеченным, научным анализом, тм боле, что свднія о "колоссальных военных барышах" отдльных промышленных и банковских предпріятій продолжали появляться на столбцах періодической печати и на устах авторитетных дятелей революціи, не вызывая опроверженій. Даже такой спокойный и по существу умренный орган печати, как московскія "Русскія Вдомости", нсколько позже в связи с августовским торгово-промышленным създом, негодовал на то, что създ "совершенно закрыл глаза на вакханалію наживы". В годы войны неслыханные барыши (50-71%) 15-16 гг. — признавала газета — "внесли заразу в народныя массы". "Чудовищность" требованій повышенія заработной платы в революціонное время все же была относительна, как ни далека была жизнь от тезы, что "смысл русской революціи" заключался в том, что "пролетаріат выступил на защиту русскаго народнаго хозяйства, разрушеннаго войной". (Покровскій). Когда мемуаристы говорят о требованіях прибавок в 200-300% и боле (утвержденія эти безоговорочно переходят па страницы общих исторических изысканій), они обычно не добавляют, что эти прибавки разсчитывались по довоенной шкал: поправка на систематическое паденіе цнности рубля во время революціи сводит эту "чудовищность" к прозаической конкретности — данныя статистики, как будто объективно устанавливают, что рост заработной платы и общем продолжал отставать от цн на продукты питанія[488]. Ненормальность положенія, когда заработную плату приходилось выплачивать в счет основного капитала предпріятія, как неоднократно указывали представители промышленников в совщаніях, созываемых впослдствіи министерством торговли и промышленности, приводила к требованіям повышенія государством цны на фабрикаты, производимые на оборону: уступки промышленников рабочим — говорил Некрасов на Московском Государственном Совщаніи — фактически перекладывались на государство. Послднее обращалось к главному своему ресурсу — выпуску бумажных денег.