Мед.ведь.ма
Шрифт:
Хосок покивал, соглашаясь с Хонбином, и приглядывая за движениями Чонгука и Чживона — как бы не надумали драться? Но те не надумали и, переваривая отповедь Бродяги, разошлись в ожидании, когда их снимут с этого острова. Ни еды, ни питья у них не было, но никто не жаловался и не сокрушался по этому поводу. Несколько часов без пищи и утоления жажды — ерунда, что для золотых, что для бывшего вольного брата. Они могли бы и день-два провести без крошки, без капли во рту. И часы ожидания транспорта отвелись всеми под раздумья. Все они искали ответ на вопрос о том, как исцелить сломленную душу, если от этого зависит не только духовное, но и физическое спасение?
Под куполом чёрной
***
До Рождества оставалось меньше недели. Биаю было уже не до учебы, не до друзей, не до чего. Накануне Рождества прилетит отец — и всё, будет крышка, пропажа Бёль откроется, поднимется шумиха, будет замешан Дракон и младшей сестре причинят вред. Ханбин морщился от доли секунды подобной мысли. Ему делалось так нехорошо, что он сам готов был ускорить развязку, пусть ужасную, но неотвратимую. Позвонить Джиёну, всё рассказать, как есть.
Чтобы отвлечься от этих глупых идей, он притащил марихуаны и в один вечер накурился. Это расслабляло и успокаивало, как минимум — не давало срываться и проявлять неуместную активность. Хёна пыталась остановить его и просила не курить, но, как и во всём остальном, он был сильнее неё, и оказывал на неё большее влияние, чем она на него. В результате, чтобы угомонить и поддержать Биая, Хёна тоже попробовала косяк, и они, одурманенные и блаженно-довольные под дымной вуалью травки, с захода солнца и чуть ли не до рассвета занимались сексом. С той ночи, уже почти две недели, девушка жила на квартире у Биая, и они изредка выкуривали косяк, разделяя на двоих кровать, тревоги и пагубные привычки. Хёна не могла отпустить во все тяжкие его одного, ей не хотелось, чтобы он чувствовал себя одиноким или непонятым, и ей не хотелось, чтобы он мучился и не спал ночами от волнения за Ханбёль, а так и было, если он не употреблял чего-нибудь, хотя бы алкоголь.
Этот вечер, не успевший достигнуть апофеоза тяжести и мрачности, был спасён телефонным звонком. Биай рубился в сетевую стрелялку в планшетнике, попивая пиво, пока Хёна мыла посуду после ужина, когда мобильный запел рингтоном и парень увидел номер, с которого звонил Бобби с той поры, как угодил в плен к неизвестным. Он моментально схватил трубку, поднеся её к уху.
— Алло?
— Привет, — послышался голос друга, не ставшего спрашивать неуместное «не занят?». Дело, по которому он звонил, было первостепенным, и подходов издалека не требовало. — Послушай… Я лечу в Сингапур… увидеться с Драконом. — Биай хотел что-нибудь спросить, но не нашёлся так сразу, что именно. — Мне просто нужно предупредить тебя, если вдруг драконы начнут на тебя катить, или Джиён вызовет для объяснений, какая легенда родилась. В общем, так: я провалил задание от Дзи-си, ну, с той Джинни, едва не погиб, но люди Дзи-си меня вытащили и выходили, и дали шанс заслужить прощение, добыв им ведьму. Поэтому я еду к Джиёну, чтобы объяснить…
— Он не станет тебя слушать, — прервал друга Ханбин, зная Дракона намного лучше, чем Бобби.
— Почему?
— Потому что он тебя к себе даже не подпустит. Ты наёмник.
— Я попрошу Тэяна организовать встречу…
— Забудь, Бобби. Я сказал тебе — не видать тебе Джиёна, и если ты хочешь доказать, что это не так, то только зря потеряешь время. Почему ты решил переть дуром?
— Обстоятельства. Ну, и время идёт, знаешь ли.
— О, спасибо! А то
— Это я предложил лететь в Сингапур и себя в роли парламентёра. — Чживон замолчал, а Ханбин вздохнул:
— Чжунэ сказал, что чувачок из этих кожаноштанных не промах был, что, не тупее нас они, а?
— Да уж, не дебилы, — хохотнул Чживон, оглядывая свою руку и посылая молчаливые приветы Ю Ёндже. Биай замолчал, понимая, что и соперники, и союзники — всё перемешалось, и уже не знаешь, кто сильнее, кто мудрее, кто правильнее. Он знал только, что похищена его сестра, а подставить себя хочет его лучший друг.
— Дракон учует запах лжи, когда ты ещё лететь в Сингапур будешь, Бобби, — сказал он. — Дзи-си обещал прощение? Ха! Смешно. И ты, наёмник, не придумал ничего лучше, как прибежать и попросить? Это бред, Чживон, серьёзно, надуманное фуфло, дурно пахнущее подставой. Я знаю, что тёлкам ты мозги пудришь на отлично, но ты Джиёна-то за тёлочку не держи. Он тебя вздрючит быстрее, чем ты последнюю шалаву.
— И что ты предлагаешь?
— В Сингапур лечу я. — Теперь замолчал Чживон. Точнее, растерялся и выдержал паузу дольше, чем хотел, но потом нащупал спутанными мыслями аргумент, который был уместен:
— Ведьму спёр я, мне и разгребать. Это мои проблемы, Ханбин.
— А Бёль спёрли у меня. Бобби, у нас нет отдельных проблем, мы всегда всё делили поровну, и сейчас мы замешаны одинаково оба, да только я в более выгодном положении, мне почти не придётся врать. Посуди сам, я прилетаю к Джиёну с жалобой на злодеев, которые украли мою сестру — правда? Правда.
— Ты должен будешь сказать, что её украли люди Дзи-си.
— Да причём тут Дзи-си?
— Так надо.
— Приказ, который не обсуждается?
— Да.
— Хорошо, — вздохнул снова Ханбин, понимая, что не может спорить с теми, кто сейчас находится рядом с Бобби и даёт ему указания. — Я говорю, что люди Дзи-си украли у меня сестру, и требуют ведьму. Тут правда абсолютно всё, кроме названия группировки, которая толкает нас на это. Хотя, кто знает? Может, эти люди с ним и связаны, может, даже тут в чём-то будет правда. Тебе в этом контексте даже всплывать не обязательно, мне не придётся компрометировать себя ложью перед Джиёном, ведь для него ты умер, погиб, даже с наших слов. Со всех сторон, как не верти, лететь должен я.
— Биай…
— Не спорь, прошу тебя, Бобби. Ты уже натерпелся, намотался. А мне невыносимо сидеть сложа руки, когда Бёль чёрт знает где. Прошу, не лишай меня возможности действовать.
— Я всё равно не могу согласиться, потому что люди, с которыми я всё это обсуждаю…
— Я понимаю, ты должен предупредить их об этом. Ты сможешь поговорить с ними и перезвонить мне через какое-то время? Чтобы сказать, согласны они или нет.
— Думаю, что смогу.
— Тогда жду. — Ханбин повесил трубку и увидел перед собой Хёну, вытершую насухо всю посуду, которую вымыла. Она смотрела на него с переживанием и беспокойством. Он давно уже не обращал на неё внимания в том плане, что она может узнать какие-то секреты, услышать лишнее. Нет, для Биая она была не предметом обстановки без своего мнения и права голоса, просто он зарубил себе на носу, что эта девушка никогда не бросит, не предаст и не использует никакую информацию против него. При ней можно было говорить всё, от души, любое наболевшее и заветное, и она не вывернет, не перевернёт, не запомнит, чтобы проучить, но запомнит, чтобы иметь в виду и не обидеть, не задеть, не оскорбить.