Мед.ведь.ма
Шрифт:
— Заключительное обследование. Сейчас всё просмотрю, и ты будешь свободен. — Компьютер опять издал какой-то сигнал, хотя в изгибах чего-то, похожего на кардиограмму, усилилось волнение полосы другого цвета. — Свободен, — повторил Ёндже, поправив очки и наблюдая за экраном. Снова писк и волнение линий. — Хм… Хорошо. То есть, ты не будешь предоставлен самому себе, а всего лишь выйдешь отсюда и посмотришь на солнечный свет. И снег. Он выпал, кстати, ведь уже декабрь.
— Очень здорово, и я должен буду поехать куда-то с этими двумя, верно? — хмыкнул Чживон, кивнув на Хосока и Чонгука.
— А ты имеешь что-то против?
— Да много чего…
— Я догадываюсь, но не замечал, чтобы твоё мнение кого-то интересовало, — сказал ровно Ёндже, куда ровнее, без украшений в виде того интереса и той бережливости, какие испытывал, как учёный и биолог, когда лечил доставшийся
— Мой маленький и тупой наёмнический мозг подсказывает, что твоя херовина считывает мои эмоции, — расплылся плотоядно Чживон, плавая взором по трём молодым людям, стоявшим перед ним. — И если ты заметил, страха я сейчас не испытал от твоих угроз. Если ты хочешь мне доверять — придётся верить на слово.
— Я заметил, что ты бесстрашно принял обещание мук. — Ёндже переглянулся с Хоупом, и они едва заметно дёрнули губами, чтобы не улыбнуться. — А мы тут навели кое-какие справки. В поисках слабых мест, так сказать. Тэян для нас недосягаем, но что-то же должно было быть? — Химик вынул из кармана халата глянцевую фотографию и, посмотрев на неё, поднесённую к своим очкам, развернул с расстояния к Бобби. После того, как прошло время, нужное наёмнику на опознание изображения, экраны запестрели новыми линиями, понёсшимися вскачь, а сигнал повышения эмоций зазвучал бесперебойнее и тоньше. На снимке была полненькая, неприметная студентка. Бобби впился глазами в её лицо, хотя не дрогнула ни одна мышца во всём его теле. Ёндже улыбнулся. — Можешь не держать себя в руках с таким напряжением. Твой страх уже выскочил вон теми серыми и сиреневыми шкалами на графике. И сила этого страха высока, мой добрый друг. Очень высока.
— Чёртовы ублюдки, — прошипел Бобби, озираясь по сторонам теперь не беспечно, а загнано. — Откуда вы всё узнаёте?!
— От тебя, — пожал плечами Ёндже, — человеку свойственно нести в бреду самое сокровенное, когда ему плохо, когда он при смерти, когда он под наркозом. Я застал тебя, кажется, во всех этих состояниях. — Убрав фотографию, мужчина прихлопнул её снаружи, пригладив карман. Наёмник Эвр притих, хотя и порывался дать о себе знать через личину милого и заманивающего в свои сети парня Ким Чживона. — Так что, имей в виду, неверный шаг — и плохо будет не только Бёль.
— Хоть пальцем… слышишь меня, очкарик? Хоть пальцем… — прищурившись, повёл подбородком туда-сюда Бобби, как будто раскачиваясь для рывка. Но на деле он, наоборот, пытался так успокоиться. — Ты потом сам себя лечить будешь. По кускам собирать.
— Вставай, герой, — нажал Ёндже кнопку, и экраны стали гаснуть. Он увидел то, что хотел, убедился в том, что подозревал, больше ему прозрачность эмоций Эвра была ни к чему. — Отстёгивайся и шагай за твоими спутниками ближайшей пары дней. И слушайся их, мне и самому с тобой снова встречаться бы не хотелось.
***
Добираться на перекладных, автостопом, украдкой в кузовах грузовиков, на лошадях, верблюдах, велосипедах и мотоциклах Чонгуку приходилось много раз, и плавать в багажных отделениях лайнеров, в топливных отделах кораблей тоже. Совсем недавно он познал, каково путешествовать классом-люкс, и вот, по истечению недели, познавал, что такое «на перекладных» в водных пространствах. Наблюдая за троицей, с которой они взялись за дело, золотой делал вывод, что он единственный впервые окунается — во всех смыслах, — в подобное передвижение. Отплытие на барже, ночное перепрыгивание на частную яхту, предоставленную бывшей любовницей Хоупа, преодоление водной границы, а потом, с аквалангами и подводными фонариками, поиски ожидающего их катера, который довёз их до небольшого островка в Южно-Китайском море для последней пересадки. Путь занял намного больше времени, чем хотелось бы. Всё-таки, морской транспорт медленнее воздушного, а незаметно десантироваться с неба на любой участок территории Сингапура могло удаться только в сказочных снах. Если бы они на этот раз не противопоставляли себя Дракону, можно было бы долететь сначала до Манилы, и начать путь оттуда, но, обмозговав всё с Ёнгуком по телефону, Хосок пришёл к выводу, что в этот раз лучше семь раз отмерить, чем потом семь раз перепрятываться от карающих отрядов сингапурского владыки, не потерпевшего бы, чтоб к нему вторглись, да ещё и выкрали что-то.
Хосока заботило не только то, как заполучить Элию, но и то, как сделать так, чтобы Джиён не понял, кто это провернул? Замести следы столь же важно, как совершить само похищение. Дракон настолько не дурак, что верить в его недогадливость — это подписывать себе смертный приговор. По сути, будет всего двое подозреваемых, кому нужна Элия — золотые и Дзи-си. Других вариантов нет, и вряд ли будут. О ведьме никому больше неизвестно. Поэтому требовалось максимально напрячься и изобразить захват делом рук синьцзянцев. Хосок и фальшивые документы им всем выписал с намёками на принадлежность к западному Китаю, якобы двое из них были уроженцами Синьцзяна. Но главным доказательством служил Эвр. Все знали, что золотые — если о них вообще хоть кто-то, хоть что-то знал, — не пользуются услугами наёмников и воюют с ними так же, как с любыми другими бандитами. Заподозрить благородное древнее братство в сделке с одним из тех, кто обвёл их вокруг пальца и враждовал с ними — сложно, а то и невозможно. Засветить Бобби, если что-то будет срываться или кто-то их заметит — вот что нужно; оставить Джиёну информацию о том, что похищение совершил тот же человек, который Элию ему преподнёс.
Бобби не знал всех этих планов Чон Хосока, но осознавал своё тяжёлое положение. Он в данном приключении — пушечное мясо. Его израсходуют на всю катушку, выжмут и сбросят за борт, но если он не достанет им их белобрысую плоскодонку, то они причинят вред сестре Ханбина, и Дохи. Дохи! Увидев её фотографию в руке врачевателя, Чживон почувствовал не только страх, но и желание увидеть её, попрощаться, подержать её маленькую пухлую ручку в своей. Он видел красную линию, появившуюся на экране проклятого Ю, и тот тоже видел, но тактично не упомянул ни о чём, кроме серо-сиреневого страха. Мерзавец. Пусть его, Эвра, хоть мордой в кислоту, девочку-то зачем трогать? Нежнее, добрее и безобиднее нет во всём мире, нет человека чище и достойнее любви, чем Дохи. Какими же тварями надо быть, чтобы подвергать её опасности? А какой тварью был он, что из года в год использовал, пользовал и вытирал ноги о девушек и женщин? Со сколькими из них он поступил по-человечески? Да, речь не о красивом поступке, а просто о жалости, попытке проявить сострадание. Не было подобного, только жестокий и беспощадный расчёт, и тщеславие от очередной удачной сделки, от безупречно выполненного задания, от продвижения к званию «лучший» на Утёсе богов. Но лучшим ему уже не стать, в братство путь закрыт, за месяц «болезни» утерял немного гибкости и навыков, и начав реабилитацию хоть прям завтра, он не успеет войти в форму к январю и турниру наёмников. Да и хочет ли он уже этого? Линии пошли зигзагами при слове «свобода», так остро всегда воспринимавшимся Чживоном, как цель в жизни, как средство для обретения счастья. Провалявшись на больнично-лабораторной койке, он почти не вспоминал о своих мечтах, где свобода стояла во главе всего, но вот он вспомнил о ней и опять задумался, чего же хочет, хочет ли быть тем самым ветром, в честь которого прозвался, или ему нужен небольшой груз, который бы его притормаживал? Маленький и невинный Хомячок.
Увидев и солнце, и снег, и бескрайнее море, Бобби сидел на борту катера, вёзшего их к конечному пункту — Педра Бранка, и не чувствовал прежнего кайфа от ударов ветра по лицу, от солёных брызг, от бесконечного неба над головой. Волглый и мрачный, с промокшими прядками волос, парень понимал, что свобода — это не безотчётное перемещение и отсутствие границ, физических и нравственных, свобода — это способность, возможность ограничивать самого себя, указывать самому себе, исходя из своего собственного желания, а не тысячи желаний, кажущихся одинаково важными. Нет, так не бывает. Есть мелкие желания, есть большие, есть нужные, а есть лишние. И только разобравшись в них, можно выстраивать свою свободу, свободу человека, перестающего быть рабом своих желаний.
— Осталось немного, — изрёк сухо Хонбин, прервав мысли трёх остальных. — Судя по карте, маяк скоро появится на горизонте.
Все устремили взоры в ту сторону, куда они двигались, маленький катерок, режущий волну. Чонгук старался подавить волнение, ведь до сих пор никто не гарантировал, что Элия именно там, где он предположил. Если её не окажется на острове, то им придётся вернуться на перевалочный пункт, и попробовать сделать ещё несколько наездов на другие подозрительные острова. Да только и это может ничего не дать. И тогда всё будет совсем безнадёжно и глухо.