Мед.ведь.ма
Шрифт:
— Мне всё равно, Эя, скажи, во что ты хочешь, чтобы я верил — и я поверю.
Она тоже тяжело задышала, похоже, начиная злиться, но утоптав гнев в себя, обратно.
— Неинтересно с тобой, Ви. Ладно, скажу сама — это ложь! Ты проживёшь ещё долго. А теперь правдивое предсказание, хочешь? Неважно, я всё равно скажу: сегодня умру я, Дух.
— Эя…
— Сегодня умру я! — Державшиеся слёзы скатились из глаз Элии, и она, по-доброму, по-человечески, как два с лишним года назад, улыбнулась. — Прощай, Ви… Мне невыносимо больше. Прощай!
И ведьма, опустив руки, взмахнула ими, словно ударяя по клавишам в воздухе, и земля под ней с парнем мелко вздрогнула.
— Эя! — закричал Тэхён, видя, как из её ладоней выбиваются потоки огня. — Эя, нет!
Но пламя коснулось подола черного платья, и оно вспыхнуло на Элии, как спичка.
_____________
Примечание:
*хання — маска,
Решающий голос
Бывают настолько реалистичные сны, что, когда просыпаешься, наоборот кажется, что попал в сновидение. В таких снах есть ощущение всего: запахов, звуков, касаний, тепла и холода, темноты и света, так что невольно сжимаешь веки сильнее, будто что-то слепит, иногда даже вкус чувствуется, если ешь. Единственное, чем отличаются эти странные и достоверные своим реализмом сны — это отсутствием ощущения пространства и времени, никакого хронотопа. Иллюзорное представление о том, что ты владеешь самостоятельностью в передвижении и смене каких-то локаций иногда рассеивается, и только непонимание того, как и что произошло так быстро, выдаёт некую фиктивность событий.
Я легко плыла где-то на грани обоих этих миров, настоящего и воображаемого, и некоторое время, когда онемевшие члены и дремлющие конечности приходили в себя, я не могла уловить, откуда же куда выпадаю? Только покалывание и стянутость рук и ног стали приводить меня в полное сознание, хотя глаз я ещё не открыла. Приятная мягкость и свежесть окутали тело, шуршащая чистота чего-то накрывавшего меня, тихий звук дребезжащего электричества. Знакомый, и, с другой стороны, забытый запах дезинфекции и лекарств. Я вышла из сна, тяжёлого, пугающего и затянувшегося кошмара.
Не торопясь открываться бодрствованию и подниматься, чтобы начать день, я лежала и прислушивалась к себе, будто сама себя не чувствовала очень давно. Слух, обоняние, всё какое-то обострившееся, но, в то же время, притупленное, не иначе как я перестала что-то улавливать, но зато избавилась от ваты, в которой томилась, как фарфоровая кукла в коробке. Я попыталась пошевелить пальцами, и опять ощутила стянутость, словно руки были в клею или завязли в смоле.
Мне снился очень дурной сон, и, как и положено той самой абсурдности, навеянной Морфеем, я не могла понять, какой период занял этот сон — сутки, месяц, полгода, год? Мой серый и неприметный быт побеспокоили, меня позвали за собой в увлекательные приключения, далёкие провинции и большие города, мы убегали, за нами гнались, стреляли, мы мчались дальше, меня спасли, потом рыцарь без страха и упрёка превратился в злодея без чести и достоинства — ну точно, как в кошмарах, где метаморфозы льются без перерыва, — злодей отдал меня чудовищу, а чудовище держало в пещере, пытаясь слопать, и плавно поедало, пока не нашло жертву повкуснее. Отпущенная и оставшаяся в живых, я хотела проучить злодея, но… сон оборвался. Очень тягостный сон. Весь организм провалился в него, с трудом из него выкарабкался, на меня навалилось целое тысячелетие отсутствия в реальности.
Продолжая лежать, я вспоминала покойную бабушку. Она говорила, что иногда сны бывают вещими, к ним стоит прислушиваться, а если встречаешь что-то, что тебе снилось — относиться с особым вниманием. Может ли на самом деле произойти нечто подобное? Загадочные странники, красавец на мотоцикле, обращающийся в мерзавца, дракон. Недобрая сказка. Если я встречу кого-либо похожего на тех людей — обойду стороной, подальше. Очень уж нехорошим был конец.
Попытавшись потянуться, я испытала терпимую боль и скованность. Пахло по-прежнему больницей, где я работала, выполняя обязанности санитарки. Но почему я сплю на работе?! О боже! Глаза сами собой открылись, и лишь слабость не позволила мне сесть рывком. Обзор выдал мне, что я не сижу за дежурным столом, и не в кресле в сестринской задремала, а сама стала пациенткой нашей больницы! Палату я узнала безошибочно: цвет краски на стене, когда-то зелёный, наверное, а теперь скорее сизо-бирюзовый с налётом плесневого салатового оттенка; именно та бесформенная отшелушившаяся дыра в ней, обнажившая сыро-серый цемент, и побелённый потолок, заползающий белой широкой полосой на верх стен; тюль и закрытая форточка, создающие впечатление морозных узоров на стекле в любое время года, потому что прозрачность тюля переплетается с мыльными разводами окна, превращаясь в своеобразный рисунок зимы.
Всё передо мной узналось, угадалось и опозналось. И прежде чем подумать о чём-либо, я тревожно позвала:
— Доктор Цзы? — Только тогда
Я хотела произнести имя этого человека, проснувшегося, и с беспокойством на меня глядящего, но в голове всё перемешалось. Как обратиться к нему? Дух, бес, Ви или Тэхён? Кто же он такой и какую роль по-настоящему играет в моей судьбе? Мы замерли, глядя в глаза друг другу, пока я прокручивала в памяти последний эпизод, завершивший мой путь потерянной и выброшенной ведьмы. Я загорелась, я подожгла сама себя, и после этого меня накрыл миг острой, оглушающей и раздирающей боли, за которой последовал болевой шок, едва не уморивший меня на месте. Но Дух, или Ви, или Тэхён, сорвал с себя куртку и бросился на меня, даже сквозь пламя я видела это, как он повалил меня на землю, и стал сбивать огонь, накрывая меня плотной материей своей кожанки. Она и сейчас на его плечах опалённая, сморщенная, кое-где прожжённая насквозь. И только когда всё потухло, а я стала терять сознание от боли, его губы продолжали шептать мне прямо в ухо: «Я люблю тебя, не делай этого, я люблю тебя!». Кажется, в тот момент мои щёки остудились его слезами. А сейчас он будто понял, какой момент вертелся в моих мыслях, и мы пристыжено развели взгляды в стороны. Мои глаза успели скользнуть по серьге в его ухе, и опустились к моим ладоням. Они были перебинтованы, пахли противоожоговой мазью. Так вот откуда это чувство стянутости. У меня обгорела кожа, истончившись и натянувшись. Я немножко потянула на себя плоское больничное одеяло, и увидела замотанные в бинты ступни. Выше задирать одеяло смысла не было, я чувствовала перевязку почти по колено. Область поражения огнём была не маленькой.
— Элия… — сухим, скованным горлом обратился ко мне Ви. Я не подняла на него взгляда, и он не продолжил, ничего не сказал мне. Секунда за секундой, в моём сознании всё ещё рябили кадры, и я пыталась обмануться, вторгнуться в другой год и месяц, втиснуться в эпоху «до», убедить себя, что я ещё никуда не уходила отсюда, не уезжала из уезда Баосин, что в комнате общаги меня ждёт Мао. Потом я соглашалась с тем, что уже встретилась с теми, кто называл себя золотыми, и что теперь мы где-то на пути к Шаолиню — там всё ещё было хорошо, надёжно, честно. Или мы только-только проникли в Шэньси? Сейчас направимся к хранителю, заночуем в его старинном доме. Но нет, уже был Ханьдань, была Шаньси, был Сингапур. Был Вон. «Красавица» — впервые в моей жизни кто-то назвал меня так. Я заплакала бы раньше, но не сейчас, когда слёзы иссякли и высушились огнём без остатка. Мне захотелось разодрать своё некрасивое лицо, которое никогда никому не нравилось, в том числе и мне самой. В связи с этим родилось подозрение, а не сгорело ли оно само собой, когда я подожгла себя? Оглядевшись, я не нашла зеркала, какой-нибудь отражающей поверхности.
— Я вся обгорела? — спросила я у Ви, поскольку не видела других возможностей узнать о состоянии своей внешности. Он поднял на меня удивленный взор, не совсем понимая, и я уточнила: — Моё лицо. Оно в ожогах?
— Нет. Нет, пострадали только твои руки и ноги, — кивнул на них Тэхён, вновь пряча взгляд и кусая нижнюю губу. Я одновременно испытала и облегчение, и разочарование. Значит, большая часть меня осталась прежней, той самой, притягивающей ложь и подлецов. Как жаль. Как хотелось, чтобы огонь выжег как можно больше, чтобы всё совсем кончилось, или могло обновиться, начать заново. Но нет, мне придётся нести с собой прошлое дальше. Осознав это, я почувствовала, как накатывает волна всего того груза, приводящего к безумию. Я не была готова к этому, бабушка никогда не говорила, что в мире столько лжи и грязи, я жила в этом крошечном посёлке, где никто меня не трогал, где не было опасности и лицемерия. Я ничего не подозревала, мне было страшно от тех людей, что убили бабушку, но я думала, что расправляются только физически, я не знала, что морально тоже умеют убивать. Я сломалась, мне было невыносимо, у меня не было опоры, никакой опоры. Ничего, никого. — Не переживай, — проговорил Ви, — у нас есть химик, который избавит тебя от ожогов, ничего не останется, ни шрама, ни следа.