Мед.ведь.ма
Шрифт:
— А, ну это нормально, — захихикала девушка. Убедившись, что сообщил всё необходимое, бывший наёмник и новый золотой переключился целиком на свою возлюбленную, принявшись всё теснее и смелее обнимать её, забираться под её кофту и хлопковую майку, дотрагиваться пальцами до мягкой и округлой плоти, которая так давно манила его и возбуждала. Он был уже близок к тому моменту, когда перестают думать о происходящем, наслаждаясь и входя в исступление от грядущего удовольствия, но вдруг вспомнил о своей руке и остановился. Резкий ступор не остался не замеченным Дохи. Бобби навис над ней, отведя глаза. — Что такое? — Бобби молча сел, потерев в задумчивости подбородок. Как показать ей искореженную часть тела?
— Хомячок, как тебе это только пришло на ум? — Увидев её раскалённые страхом отверженности глаза, Бобби не стал ждать, когда она опять пихнёт его, чтобы продолжал. «Была не была!» — махнул парень на всё и, взявшись за края водолазки, сорвал её с себя через голову, обнажившись по пояс. — Вот чего я не хотел, — повернулся он к ней окаменевшей рукой, — я не хотел, чтобы ты видела это.
Дохи уставилась на грубые и неровные бугры, гибрид крокодильей кожи и морской гальки. Сухие и местами сморщенные участки кожи имели на большей части поверхности телесный цвет, но где-то розовели, как натянутые ожоги, где-то темнели коричневым, как у мертвецов, где-то белели, как от проступившей кости. Сонм изгибов, образованных подпокровными наростами, только издали мог выглядеть рельефной мускулатурой, вблизи это было неприятное зрелище. Теперь страх перекочевал в глаза Бобби, ожидающего, что скажет на это Дохи, как отреагирует?
— Можно… коснуться? — спросила она. Парень кивнул, наблюдая, как ложится её ладошка и осторожно ощупывает руку.
— Отвратно?
— Нет, — покачала головой Дохи. — Тебе не больно? Это не болит?
— Нет, напротив, слабо что-либо чувствует. Ты же видела, даже пуля отскочила. — Девушка не требовала никаких объяснений, но он всё равно сказал: — Другого выхода не было, либо остаться без руки, либо с такой рукой.
— Это не отвратно, — твёрдо изрекла Дохи, подняв взгляд к глазам Бобби. — Мне не противно.
— Честно? — робко, шепотом уточнил он. Растрепавшаяся чёлка, чуть неровный прикус, всегда придававший ему особый шарм и узкие, коварные карие очи создали неповторимый портрет невинного мальчишки в теле мощного воина.
— Если говорить прямо, то мне по-прежнему увидеть и пощупать твой член страшнее, чем всё вот это, — в своём духе отрубила девушка, высказав то, что её реально волновало. Бобби на секунду опешил, потом улыбнулся и, слегка зарумянившись, накрыл ладонь Дохи своей.
— Он выглядит получше руки, отвечаю. — До этого никогда не испытывавший комплексов или стеснения в постели, запросто скидывавший штаны и трахающийся, Чживон почувствовал, как и сам не может вот так взять, и обнажиться при Дохи полностью, смело размахивая тем, чем размахивал полжизни. — А вот руку мне хочется спрятать куда-нибудь.
— А мне не хочется, чтобы ты видел мои складки, предлагаешь выключить свет?
— Что?! — оскорбился Чживон. — Спрятать от меня твои складки? Да я грежу ими много недель подряд, только попробуй погасить свет, Хомячок, я всё равно врублю его обратно.
— Я буду смущаться!
— Придётся как-то это перебарывать, поверить мне на слово, что они великолепны, — Бобби наклонился к её уху и произнёс тихо: — Сексуальнее твоей пухлой попки я точно ничего в жизни не видел.
— Чживон! — пискнула она и, закрыв лицо руками,
— Почему?
— Потому что ты сказал про неё.
— Про кого? — вернул громкость голосу Бобби, отодвинувшись. — Про попку?
— Вот опять! Хватит, у меня уже уши от стыда горят!
— Да что в этом такого? Мы же произносим слово «задница».
— Мы его по-другому произносим, с другим смыслом, — Дохи выглянула между пальцев. — А это слово ты произносишь так, как будто я уже без трусов перед тобой сижу.
— Я бы не отказался от этого варианта, правда, мы бы с тобой тогда уже не разговаривали. — Бобби обнял возлюбленную за плечи и прижал к себе всё в той же позе засмущавшейся скульптуры. — Дохи, сладкая моя девочка, не надо передо мной стыдиться, ладно? И уж тем более не стоит стыдиться тебе своей фигуры. Она мне нравится, я хочу её, всю эту мягкую и аппетитную фигурку. Мне не надо плоских животов и упругих, как у геев из качалки, пятых точек, и костлявых ног не надо, и острых коленок с локтями, мне нравятся твои — округлые и приятные, я именно такие хочу. Поэтому, пожалуйста, прими себя такой, какая есть, какую я люблю, договорились?
— Я всё равно боюсь раздеваться, — пробурчала Дохи в ладони.
— Если ты не готова в целом, то я не собираюсь давить на тебя и принуждать непременно переспать сегодня же. Давай выспимся, завтра полетим в Нью-Йорк, там привыкнем друг к другу сильнее, там перейдём к чему-то большему.
— Нет, — девушка плавно опустила руки от лица, — я хочу оставить свою девственность здесь, на родине. Вроде как всё старое и завалявшееся не берут с собой, понимаешь? В Нью-Йорке я хочу быть уже опытной чикой.
— Чикой? Ты где этого набралась?
— Так говорят латиноамериканцы в фильмах, их полно в Нью-Йорке.
— Ох уж эти фильмы! Мне стоит быть осторожнее с мексиканцами? Я уже ревную, — хохотнул Бобби, обводя взором номер. — Знаешь что, эти апартаменты слишком тривиальны для нашей первой ночи. — Эвр поднялся.
— Куда ты?
— Подожди немного, — двинулся он на выход.
— Нет, правда, ты куда?
Накинув куртку, чтобы не светить своей уродливой конечностью, Чживон обернулся перед дверью.
— Ты точно уверена, что хочешь всё этой ночью?
— Я хочу всё с того утра, когда ты поцеловал меня в университете, у всех на виду. И я не вижу смысла больше откладывать, я не испугаюсь, не отступлю.
— Хорошо, — ободрившись принял он к сведению и вышел. Сориентировавшись и сделав несколько шагов, он наткнулся на Эпсилона. Так и думал, что бродить без надзора ему пока не дадут.
— Что-то ищешь? Проводить?
— Я хотел бы поговорить с Серином. Он же тут? — Эпсилон кивнул и указал рукой вперёд. Вскоре они были в строгом кабинете, который тоже ничем не был похож на кабинет Тэяна, когда тот руководил здесь всем. Не стоит туманная завеса от дыма сигарет, не пахнет кисло виски, нет затёртого кожаного дивана. Массивный письменный стол, элегантные кресла для посетителей, серванты с коллекционной выпивкой за спиной Серина. — Можно поговорить с глазу на глаз? — обратился он к нынешнему директору. Серин окинул взглядом Бобби и, отпустив другого золотого, откинулся в своём кресле.
— Я тебя слушаю.
— Я знаю, что всего несколько часов один из вас…
— Это пока ещё не окончательно, — перебил его Серин, — в Нью-Йорке тебе дадут какое-нибудь задание, если справишься, докажешь, что способен быть золотым, то будешь.
— Ладно, речь не об этом. Просто… у меня просьба. Это прозвучит нагло, ведь вы сделали одолжение, помиловав меня, но… я хочу попросить кое о чём. — Серин внимал ему, ритмично выстукивая пальцами дробь по столешнице. — Я имею право попросить?