Мексиканские негодяи
Шрифт:
82.
– Антонио!
– Да, Мария.
– Такая трагедия, такая трагедия. У меня в Череповце умер дядя.
– Ай-яй-яй, Мария, какой негодяй, умер прямо во время завтрака. Теперь у меня не будет аппетита. То есть, конечно, будет, но совсем не такой, как раньше, до его смерти.
– Да нет, Антонио, это телеграмму принесли только что, а умер он два дня назад.
– Тем более. Значит он испортил нам еще и вчера и позавчера, хотя мы об этом
– Конечно, Антонио. Рубанок, упаковку активированного угля, спортивные штаны и кое-что из недвижимости.
– Вот это интересно, Мария. А что именно?
– Комнату в коммуналке площадью шесть метров и огромную чугунную болванку, которую до сих пор никто не смог сдвинуть с места.
– Послушай, Мария, а откуда у тебя дядя в Череповце?
– Ха-ха-ха, Антонио, я разыграла тебя. С первым апреля! Никакого дяди нет. И, конечно, нет никакого Череповца. Разве может быть город с таким названием?!
– Да, Мария? Смешно. Но мне сейчас не до шуток. Я думаю, как мы будем вывозить чугунную болванку. Да и спортивные штаны мне, наверняка, пригодятся.
– Может быть, грузовым самолетом?… А почему ты не говоришь про рубанок? Мы сможем поправить забор и, наконец, завести гусей.
– Все, Мария, звони в аэропорт, узнай, когда ближайший рейс на Череповец. Мы переезжаем туда жить. Там у нас шесть метров жилой площади и мертвый родственник. Будет к кому ходить на кладбище.
– Да, Антонио. Жаль, что все это неправда.
– Это точно, Мария. Звони, и поехали.
83.
– Антонио!
– Да, Мария.
– Пойдем, выбьем ковер во дворе.
– Мария, но мы же уже делали это ровно год назад.
– Но он опять грязный.
– Вот видишь, значит, это не помогает. Не пойду.
– Тогда выбрось мусор.
– Это не мусор, Мария, это все нужные и полезные вещи. Вот, например, эта бутылка. Еще вчера я пил из нее текилу. Нельзя же быть таким неблагодарным.
– Ну, хорошо, а вот этот пакет из-под молока? Он лежит в мусорном ведре уже шесть дней.
– А из него можно сделать кормушку для синичек.
– И кто этим будет заниматься?
– Наш младший сын негодяй Педро, когда отсидит восемь лет за изнасилование.
– Хорошо, но хотя бы вкрутить лампочку в коридоре ты можешь?
– Мария, а вот это совершенно невозможно. Там же абсолютно темно. Меня может ударить током, или я могу упасть, и ты останешься вдовой. А в доме же должен быть мужчина.
– Но ты можешь хоть что-нибудь сделать?
– Конечно, Мария. Ровно через десять минут я буду смотреть футбол, пить пиво, кричать «Уберите этих негодяев с поля!» и даже, может быть, запущу стаканом в экран. А ты можешь всего этого не делать. У нас распределение обязанностей.
– Ты как всегда прав, Антонио. Недаром мексиканцы говорят: умный мужчина лучше хромой лошади.
84.
– Антонио!
– Да, Мария.
– Давай поговорим о литературе.
– Давай, Мария, начинай.
– Антонио, тебе какие переводы больше нравятся, Пастернака или Лозинского?
– Мне больше всего нравятся переводы Хуана Игнасио.
– А кто это?
– Как, Мария, это мой брат. Он делает их каждый месяц, всегда вовремя и на большие суммы.
– Ты не понял, Антонио. Ну, ладно, а как тебе Маркес?
– Карл Маркес? Я не люблю коммунистов, особенно немцев. Особенно евреев.
– Хорошо, Антонио, а как ты относишься к творчеству Эриха Мария Ремарка?
– Мария, определись, про кого именно ты хочешь поговорить. Я не могу обсуждать сразу трех таких разных писателей.
– Антонио, по-моему, тебе пора заканчивать с текилой.
– А я и заканчиваю. Осталось всего сто грамм. А пока давай продолжим нашу интеллектуальную беседу, мне нравится. Как тебе этот негодяй наш сосед Рамон Гарсия?
– А что, он тоже что-то написал?
– Да, он написал в подъезде, что Цезария – толстая дура, трепло и негодяйка. По-моему, это очень точно.
– Да, на мой взгляд, это очень остро и сатирично. А скажи…
– Прости, Мария, я закончил с текилой. Пойду, принесу еще.
– А когда ты вернешься, поговорим о Сервантесе.
– Ну, что ж, о мебели я тоже могу поговорить.
85.
– Антонио!
– Да, Мария.
– Смотри, здесь написано, что сегодня у тебя будет хороший насыщенный день, а у меня велика опасность черепно-мозговой травмы.
– Где это «здесь»?
– В «Вечернем Мехико».
– Что? Про нас пишут в газетах? Какой негодяй позволил себе написать о нас такое?
– Да нет, это гороскоп.
– Как они посмели? Гороскопы пишут только про тех, кто уже умер! Я подам на них в суд!
– Антонио, ты перепутал с некрологом. А гороскоп – это предсказание судьбы.
– Дай-ка сюда. Ну, и где? Где здесь написано, что это гороскоп для Антонио Халапеньоса?
– Да нет, вот гороскоп для козерогов, а ты же козерог.
– Что, Мария? Они посмели обозвать меня козерогом? Сами они козлы рогатые!
– Антонио, имеется в виду знак гороскопа. Вот я, например, Весы.