Меняя завтрашний день
Шрифт:
В тот момент, когда девушка нерешительно прикоснулась намыленной тряпкой к руке викинга, в комнату неслышно вошла Исгерд и замерла за спиной девушки, поглощённой своими переживаниями.
Почувствовав холодный ветерок, ворвавшийся в помещение, Вика резко повернулась, встретившись глазами с холодным бесстрастным взглядом хозяйки дома.
— Выйди, — коротко бросила Исгерд и чуть отошла в сторону, освобождая дорогу.
— Мать, это моя рабыня, — напомнил ей Сигурд и схватил было ушедшую девушку мокрой рукой за рукав платья. — А я теперь хозяин дома и только я распоряжаюсь рабами Харальдхейма.
— Если бы отец не умер, — жёстко отозвалась Исгерд, — то это было бы совсем не так. Я не желаю обсуждать вопросы при рабыне!
— Мы все — одна семья! Здесь нет секретов друг от друга! Что ты хотела обсудить наедине со мной?
— То, что не обсуждается при посторонних. У меня ещё остались права в этом доме, сын и я желаю говорить с тобой наедине.
— Хорошо, — твёрдо сказал он, и, смягчившись, обратился к Вике, — ступай, девушка. У нас ещё будет с тобой время поговорить.
Оставшись одни, мать и сын долгое время смотрели друг другу в глаза — взгляд Сигурда выражал одновременно и твёрдость и нежность, а в глазах Исгерд читались отчуждение и злость. Неровное пламя огня рисовало причудливые тени вокруг них, от остывающей воды в лохани медленно поднимался пар, лёгким облачком ускользая из комнаты. Исгерд присела на край скамьи, негромко звякнув ключами у серебряного пояса.
— Так что ты хотела обсудить? — Сигурд принялся энергично намыливаться.
— Я не хочу больше оставаться в этом доме, сын.
— Не понимаю. Что тебя не устраивает?
— Я не могу больше здесь находиться, здесь всё напоминает о Харальде, этот дом, этот огонь в очаге, его трофеи, которые он лично развешивал на стенах, его плащ, который греет так тепло, что словно лето вернулось посреди зимы. Я хочу покинуть этот дом.
— Куда ты хочешь направиться, мать? Может, я велю построить тебе дом рядом с Харальдхеймом?
— Нет. Я собираюсь поселиться в лесу.
— Рядом со старой Норой, я полагаю? — Сигурд с вызовом посмотрел на мать.
— Неподалёку. Но таково моё желание и я хочу, чтобы оно было исполнено, сын.
— Будь по-твоему, однако, я бы не стал селиться поблизости от колдуньи, мать. Это неразумно и тем более, в случае чего, тебя некому будет защитить.
— Я сама сумею себя защитить. Я заберу с собой меч, подаренный твоим отцом.
— Что ж, на то воля твоя, женщина, но помни, здесь тебя все будут ждать.
Исгерд медленно поднялась со скамьи, расправила складки шерстяного светло-зелёного платья и медленно покинула комнату, словно растворившись во мраке вечернего сумрака.
Глава 22
Исгерд поселилась в небольшой землянке, надёжно укрытой от посторонних глаз широкими еловыми лапами высоких деревьев, окружавших жилище. Большую часть времени женщина не появлялась в поселении, предпочитая коротать зимние дни в одиночестве или в обществе старой Норы, которую называли колдуньей, за умения женщины предсказывать будущее и расшифровывать сны. Однажды, много лет назад, Нора появилась в этих краях, не имея с собой ничего — ни еды, ни вещей, ни сопровождения, и местные жители посчитали её жительницей Лапландии, перебравшейся в более тёплые края.
Иногда Сигурд приходил к матери, принося ей еду и ненадолго оставаясь с ней за короткими, ничего не значащими разговорами, каждый раз обводя взглядом убогую каморку землянки, которая, к счастью, всегда была тёплой. Со временем он начал замечать то, как резко начала стареть мать, как в её волосах стала появляться седина, а лицо прорезали резко обозначившиеся морщины, образуя дряблые складки у крыльев носа. Не укрылось от его взгляда и то, что вместе со стремительной старостью, мать стали охватывать внезапные и беспричинные приступы безумия. Она начинала путать слова, воспоминания, её память хаотично перемешивала былые события, Исгерд чаще всего вспоминала годы молодости, когда они с Харальдом только поселились на этих землях. Иногда женщина начинала кричать и требовать, чтобы Сигурд расправился с младшей сестрой, Снёлауг, в исступлении ломая руки и проклиная день её рождения. Порой взгляд женщины смягчался и на время приобретал осмысленное выражение, однако, при этом она просила сына уберечь семью от Снёлауг, убеждая его в том, что рано или поздно девочка станет настоящей наездницей волков…
Сигурд отмахивался от безумных заверений матери, но со временем его лицо приобретало мрачное и удручённое выражение, которое вскоре сменялось еле заметной печалью. Чтобы отвлечься от тяжести на душе после каждого посещения матери, Сигурд свободное время стал проводить с Викой, вовлекая её в беседы, и улыбаясь, видя робость и смущение девушки. Он рассказывал ей о богах и богинях, уделив особое внимание Фрейе, говоря о том, что многие женщины исповедуют культ Фрейи, являясь прорицательницами и толковательницами снов, ведь именно Фрейя обучила их магии. Она была богиней любви и войны, жизни и смерти, материального благополучия, плодородия, природных циклов, символом которых является её ожерелье — Брисингамен, изготовленное четырьмя гномами. Богиню часто изображали едущей на золотой колеснице, в которую запряжены две кошки. Вика помнила эти рисунки и резные изображения на столбах усадьбы — богиню изображали статной голубоглазой блондинкой в одеждах из соколиных перьев.
В один из весенних дней Сигурд, будучи в приподнятом настроении, позвал девушку на прогулку, заявив, что собирается принести домой немного мыльного камня, который чаще всего использовали для грузил, веретён, ламп, чашек, кухонных горшков и форм для отливания металла. Как правило, этой работой занимались рабы, вооружаясь длинными стамесками и проводя долгие часы у скал, вырезая заготовки, которые затем дорабатывали дома.
Весеннее солнышко ещё неохотно грело землю, местами освободившуюся от снега, и кое-где на рыхлой почве уже пробивались первые смелые ростки трав и цветов. Выйдя из дома, Вика залюбовалась тёмно-синими водами моря, которые у берега покрывались белыми барашками пены, рассыпавшимися при отливах волн. Вдоль отвесного склона скалы под соснами располагались валуны, и на некоторых из них можно было увидеть искусно нанесённые рисунки и рунические надписи.
Девушка вдыхала свежий воздух полной грудью, радуясь тому, что она почти год провела на этих северных землях в окружении дикой природы, которые подарили девушке покой и радость на душе.
— Идёшь со мной, девушка? — позвал её Сигурд, прыжками спускаясь по каменистому склону вниз к побережью.
Подобрав полы мехового плаща, Вика осторожно стала спускаться вслед за ним, но, почувствовав на себе чей-то взгляд, обернулась, встретившись глазами со Снёлауг. В этот момент, Вика подвернула ногу и упала на гладкие камни, больно ударившись спиной. Снёлауг спокойно смотрела, как Вика пытается подняться на ноги, оскальзываясь и падая. Во взгляде девушки светилось затаённое торжество, которое сменилось ревностью, едва к Вике поспешил Сигурд и поднял девушку на ноги.
— Куда это вы собрались? — Снёлауг капризно надула губы, глядя сверху вниз на брата.
— Я хочу накопать камня, чтобы было чем заняться нашим рабам до начала сева.
— Фи, — Снёлауг скривилась, — это же работа для рабов! Как ты можешь заниматься подобными вещами? И зачем ты её взял с собой?
— Ей тоже надо учиться, сестра! — Сигурд широко улыбнулся. — А теперь иди, ступай в дом, на дворе ещё не так тепло, чтобы разгуливать в одном платьишке!
Сестра окатила презрительным взглядом Вику и, фыркнув, гордо удалилась в дом, по пути оборачиваясь назад.