Место под солнцем
Шрифт:
— Ладно, ладно, Крис, — пробормотала Марика, переворачиваясь на другой бок. — Я уже встаю. Дай мне пару минут. Почему ты так любишь просыпаться в такую рань?..
***
В предутренних сумерках воздух казался особенным. Мир будто бы замирал, собирая силы и готовясь к новому дню. Сверчки замолчали, на деревьях просыпались птицы. Остановившись возле машины, Эоланта залюбовалась бледной полоской на горизонте и чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав за спиной голос Кантары:
— Ты сошла с ума! Ты никуда не поедешь! Я тебя не отпущу!
Сестра стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на нее как на непослушного ребенка. На ней был короткий шелковый халат и изящные домашние тапочки на невысоком каблуке.
— Я поеду
— И куда же? — улыбнулась Эоланта.
— Посмотри мне в глаза и соври, что едешь в город за молоком!
— Нет, я не еду в город за молоком. А ты вернешься в свою постель и продолжишь спать. С каких это пор ты встаешь до рассвета?
— С тех пор, как боги лишили мою сестру разума! Я тебя не отпущу! Ты поедешь к нему только через мой труп!
Эоланта положила руку на открытую дверь машины.
— Не веди себя как маленькая обиженная девочка, Кантара. Я люблю его, понимаешь?
Подбородок сестры задрожал, и она отвела глаза.
— Так нельзя, Эо. Ты не можешь бросить все. Ты нужна нам. Нужна девочкам… и Сезару!
— Я жила в золотой клетке и удерживала в ней тебя. Ты должна повзрослеть. За воротами этой виллы есть огромный мир. Начни путешествовать. Заводи новые знакомства. Живи полной жизнью.
— Ты уходишь из одной золотой клетки в другую, — тихо сказала Кантара.
— Я не могу поступить иначе. Когда-нибудь… — Эоланта запнулась. — Когда-нибудь ты поймешь и просишь меня.
Сестра подошла к ней и взяла за руку.
— Пообещай мне, что вернешься, Эо. Пообещай, что мы снова будем сидеть возле бассейна, пить коктейли и смеяться, как раньше.
— Только боги знают, что случится завтра.
— Тогда пообещай, что будешь беречь себя. И писать мне хотя бы иногда.
— Я буду скучать, Кантара. Позаботься о девочках и о Марике. Теперь это твоя вилла, и ты здесь хозяйка.
Эоланта крепко обняла сестру и вдохнула свежий запах ее волос, а потом отстранилась и вытерла с ее щек слезы.
— Не плачь. Сезар тоже нуждается в твоей заботе.
— А я-то думала, что мы нуждаемся в его заботе.
— Ты поняла, о чем я говорю. А поэтому ты должна быть сильной. Скоро у тебя будет еще одна племянница.
— У нас, — поправила Кантара. — Это наша племянница. Моя и твоя. Ты навсегда останешься частью этой семьи, куда бы ты ни уехала. Пожалуйста, возвращайся, Эо. И думай обо мне почаще.
— Хорошо, — кивнула Эоланта.
— Если плохой мальчик-красавчик будет дурно с тобой обращаться, я ему накостыляю. Кантара всегда держит свое слово. Я — женщина от крови первых богов, и обещания мы выполняем. — Она покачала головой. — Ты такая глупая, Эо. Я смотрю на тебя и думаю, что никогда никого не полюблю.
— Не бросайся словами. Это единственное обещание, которое женщина от крови первых богов не может сдержать.
Глава третья. Северин. Настоящее
Весна 1977 года
Алжир
Северин Назари появился на свет в безымянном ливанском городке и с первого дня своей жизни стал яблоком раздора между родителями. Собственно, началось все еще до его рождения — в тот момент, когда мать узнала о беременности. Они с отцом встречались много лет, как любил говорить Назари-старший в интимных беседах с сыном, «почти все свободное время трахались», но детей и в помине не было. Мать, которая не особо стремилась обзавестись потомством, по этому поводу не напрягалась. Северин подозревал, что она не питала теплых чувств к отцу и спала с ним исключительно из-за денег и его статуса. Отец же страстно любил ее и очень хотел детей. А когда чего-то страстно хочешь и делаешь все возможное и невозможное ради достижения цели, то рано или поздно получаешь желаемое. Именно этому учили Змея с самого детства.
Может, мать научила бы его чему-нибудь другому, но ее он помнил плохо, в последний раз они виделись незадолго до его третьего дня рождения. С точки зрения отца он был идеальным ребенком. С точки зрения матери, чудовищем. Так она и говорила отцу: «Во мне растет чудовище, и я сама превращаюсь в чудовище», а он часто вспоминал, что беременность сделала ее, и без того красивую, неотразимой. Одним словом, материнский инстинкт у родительницы так и не пробудился. А его остатки убило решение отца дать сыну имя «Северин». Так звали одного из первых богов, которых почитали его предки-темные эльфы. Мать, смертная, христианка по вероисповеданию, возмутилась и объяснила, что в ее культуре это имя переводится как «мученик». «Хочешь, чтобы твой сын страдал так же, как страдала я, вынашивая его?», — спросила она у отца. Но возмущалась она недолго. Судя по рассказам отца, с головой у матери и до родов было не ахти, а потом она и вовсе тронулась умом. «Все к лучшему. Меня тошнило от этого чудовища целых девять месяцев. Думаю, он заслужил немного страданий».
Спустя три года мать решила, что с нее хватит. Однажды вечером она собрала вещи и уехала из дома, даже не оставив записки. Отец пытался ее найти, но теперь у него был маленький сын, о котором следовало заботиться. Потом он женился на темной эльфийке, трепетной черноглазой красавице, которая любила готовить, наводила в доме уют, знала свое место и не расспрашивала мужа о делах. Она родила ему пятерых сыновей, но ни с одним из них у Назари-старшего не было таких близких отношений, как с первенцем. Возможно, потому, что в свое время Северин стал для него отдушиной, тихим уголком, куда отец мог убежать и от внешнего мира, и от страданий по исчезнувшей женщине. После того, как Змей уехал из родительского дома, они встречались почти каждый месяц, даже если ради этого приходилось совершить долгое путешествие. Они проводили вечера за вином и долгими беседами о прошлом и будущем и могли засидеться до рассвета, неспешно переходя с одной темы на другую. Отец не мог похвастаться острым умом, широким кругозором или великосветскими манерами, но в нем было что-то надежное, как в доме, построенном на крепком фундаменте. «У мужчины должна быть семья, Северин, — часто повторял он. — Семья — это самое главное. Ты должен жениться и завести детей. Без этого твоя жизнь не имеет смысла, и ты можешь выбросить на ветер все свои деньги. Чем бы ты ни занимался, ты должен возвращаться домой, к семье, к любимой женщине и теплому очагу».
Назари-старший примкнул к Аднану и Умару в Алжире сразу же после того, как те приехали в город. К тому времени он успел попробовать на вкус почти все типы незаконной деятельности, знал нужных людей и с удовольствием помогал двум перспективным ребятам. К власти он никогда не рвался и был вполне доволен своим положением. «Главное — чтобы один не мешал другому зарабатывать на жизнь», — говорил отец. За несколько месяцев до своей смерти, об обстоятельствах которой Северин предпочитал не задумываться, он познакомился с Сабриной, посетовал на то, что сын пошел по скользкой дорожке и выбрал в спутницы жизни смертную женщину, но похлопал его по плечу и пожелал удачи обоим. В тот вечер они должны были ужинать втроем, но Змей узнал, что Ливий вернулся в город после долгого отсутствия и пригласил друга присоединиться. «Что это за мальчуган? — спросил отец, когда они с Северином вышли перекурить между сменами блюд. — Ты мне о нем не рассказывал». «Приятель, — ответил Змей. — Я помог ему, когда он приехал в город, и теперь мы дружим. Почему ты спрашиваешь?». Через открытые двери балкона отец наблюдал за беседой Ливия и Сабрины за столом. «Благородных кровей, — наконец заговорил он. — Разве что глаза не янтарные. Я всегда чую породу. И каково ему с тобой, полукровкой?». Змей не нашелся с ответом, и отец продолжил: «Надежный малый. Приключений с таким, конечно, не оберешься, но тот, кто не ищет приключений, не находит ни уважения, ни больших денег. А он, должно быть, притягивает приключения как магнит. Когда-нибудь он сядет на место Аднана, а ты будешь сидеть рядом».