Место под солнцем

Эльберг Анастасия Ильинична

В те дни Ливий носил дешевую одежду, которая больше подошла бы портовому грузчику, стриг волосы раз в полгода, а ботинки чистил еще реже. При одной мысли о том, что это неказистое создание станет преемником восточного короля работорговцев, Северин расхохотался. Тогда он не мог и подумать, что Халиф и вправду займет место Аднана. От предложения сидеть рядом Змей отказался. Не хотел портить отношения с Фуадом, которые в то время были если не по-настоящему близкими, то приятельскими. И не собирался влезать во все это еще глубже. Незадолго до того, как Ливий отхватил свои десять лет, и криминальный мир Алжира из относительно спокойной заводи превратился в штормовое море, Северин почти решил послать к черту незаконные дела, забрать Сабрину и уехать подальше. К примеру, в Европу. Или в Штаты. Но что-то держало его здесь. Чутье, унаследованное от отца, дар, который получают многие полукровки — у каждого свой, подарочек Великой Тьмы, призванный скрасить унылое существование того, кто всюду остается чужим.

«Я думаю, нам нужно быть осмотрительнее», — как-то сказал он Ливию. И на долю секунды даже уверился в том, что он прислушается, хотя когда Халиф прислушивался к таким предупреждениям? Он со смехом махнул на друга рукой и налил себе еще вина. «Ты похож на бабку, которая предсказывает погоду по ноющим костям, Змей. У меня есть женщина, у тебя есть женщина. Мы богаты, и все в этом городе склоняют головы, когда мы проходим мимо. Кого нам бояться? — Он погладил сидевшую рядом Эоланту по бедру. — Хватит нести чушь. Иди сюда, мы нальем тебе вина. Или ты хочешь угощение послаще? Только намекни — и я что-нибудь найду». Северин хотел ответить, что по закону жанра нож в спину вонзает самый близкий друг, и его отец понял и прочувствовал эту истину на своем примере, но промолчал. Тогда Фуад казался ему трусливым щенком, готовым целую вечность сидеть у кресла своего господина и подбирать брошенные на пол объедки. Впрочем, после известия о том, что Ливий вышел из тюрьмы, смелости у него поубавилось. Город разделился на две части. Первая — поменьше — орала, что Фуад надерет Халифу задницу, уж коли он однажды отправил его в тюрьму, то теперь отправит прямиком на кладбище. Вторая — побольше — говорила тише и утверждала, что истинный король тут один, и скоро он наведет порядок. Тарек Бадар на свадьбе со своей потаскухой поднимал за Ливия каждый третий тост, и присутствие Фуада его ничуть не смущало. После того вечера во второй группе народу прибыло. Король, который терпит подобное от шлюшьего воришки, вряд ли способен кому бы то ни было надрать задницу, а уж Ливию Хиббинсу — так тем более.

***

Сезар Нойман изменился так сильно, что Змей сперва его даже не признал. Вместо элегантного мужчины с тонким лицом и горделивой осанкой перед ним сидел почти полностью седой незнакомец с потухшим взглядом и опущенными плечами. Северин слышал, что дела у брата Эоланты идут в разы лучше, чем раньше, и понимал, почему. После случившегося с сестрой Сезар с головой ушел в работу, забыв даже о детях и жене. Путешествовал, проводил много времени среди людей. Каждый переживает горе по-своему.

— Месье Назари, — вежливо кивнул Сезар Северину с таким видом, будто они встретились впервые.

— Месье Нойман, — в тон ему ответил Змей, решив подыграть.

Ответом гость его не удостоил, и следующие пять минут, растянувшиеся на сотню вечностей, они провели в тягостном молчании. Тара принесла кофе и поднос с восточными сладостями, попыталась завести светскую беседу, потерпела неудачу и вышла из комнаты, чудом не натолкнувшись на появившегося в дверях Ливия. Серьезный вид Халифа Северину не понравился, но вошедший следом Владимир Ковалев слегка разрядил обстановку. Это он делать умел. Как, впрочем, и делать обстановку невыносимой. Змей знал, что он вампир, пусть и не совсем обычный, но порой ему казалось, что мистер Ковалев принадлежит к редкой породе инкубов, способных настраивать атмосферу в комнате на нужный им лад.

Ливий сел на подушки напротив Сезара, Владимир — нет, уже не Владимир, а Рамон, у этого парня все меняется чересчур быстро, начиная от жизней и имен и заканчивая женщинами — устроился чуть поодаль, напомнив Северину судью на боксерском поединке.

— Добро пожаловать, — заговорил Халиф. — Ты мой гость, Сезар. Ты отказался от комнаты в моем доме. Надеюсь, ты не оскорбишь меня дважды, отказавшись от скромного ужина?

— Ты постарел, — отозвался брат Эоланты, начисто проигнорировав сказанное. — Я слышал, что в тюрьме тебе пришлось несладко.

— Все, о чем говорят на улицах, нужно делить на два.

— Я не слушаю глупости, которые говорят на улицах. Предпочитаю более надежные источники. — Сезар взял чашку с кофе и сделал глоток. — Тебе удалось выжить после четырех покушений. Думаю, это повод для гордости.

— Я давно перестал гордиться подобным. Спасибо, что согласился приехать. Валентин объяснил, в чем суть дела?

— Твой кофе, как всегда, хорош. Что-то в этом мире остается прежним. — Он опустошил чашку и вернул ее на стол. — Да, объяснил. В общих чертах. Но я хочу услышать твое объяснение. Хотя… признаться, оно меня не интересует. Я приехал для того, чтобы посмотреть тебе в глаза. Узнать, как ты живешь, о чем думаешь, крепко ли спишь по ночам. И как часто ты вспоминаешь имя женщины, которая была для меня дороже всего на свете — и которую ты уничтожил. Ты еще помнишь про Эоланту, Ливий? Помнишь, как уверял меня в том, что защитишь ее от всего мира? Или ты уже забыл ее? Я видел твою новую подружку. Дешевенькая, не в твоем вкусе, но после тюрьмы сойдет любая, не так ли?

Ливий глянул на Рамона и вновь посмотрел на Сезара.

— Ты знаешь, что я никогда не снимаю с себя ответственность, но в случившемся с Эолантой моей вины нет. Я не понял, к чему все ведет. Не предпринял нужные шаги вовремя. Но я не мог знать…

— Конечно, не мог, — улыбнулся Сезар, уперев руки в колени. — Тебя ослепило собственное тщеславие. Ты всегда ставил статус и связанное с ним уважение превыше всего. Был готов поступиться всем — только бы остаться на вершине. И не упускал шанса забраться повыше. Стоит ли удивляться, что тебя предал самый близкий друг? Такое рано или поздно случается со всеми слепцами. Ты отсидел десять лет, вышел на свободу и принялся за старое. Твой ручной щенок Валентин заливался соловьем, говоря о мести. Но месть тебе не нужна. Ты хочешь только одного: вернуть себе былое уважение.

— То есть, ты считаешь, что поступок Фуада не нарушает наши законы? — подал голос Рамон.

Сезар повернулся к нему.

— Месье Ковалев, полагаю?

— Рамон Эверетт, с вашего позволения.

— Вы откроете рот тогда, когда я обращусь к вам, мистер Эверетт. Сейчас я беседую с мистером Хиббинсом, и тема нашей беседы вас не касается.

Северин вскочил с места за секунду до того, как Рамон поднялся на ноги.

— Джентльмены, прошу вас, — успокоил он присутствующих. — Мы собрались здесь для того, чтобы решить проблему. Предлагаю оставить разногласия и сосредоточиться на главном.

— Сядь, Рамон, — попросил Ливий. — Змей прав. Если мы будем бить друг другу морду и хвататься за ножи, станет только хуже.

— Так ты теперь миротворец, Северин? — криво ухмыльнулся Сезар. — Или потерял свои яйца, пока король прохлаждался в тюрьме? Ах да. Ты ведь тоже успел отхватить пару сроков. Иначе обязательно навел бы в городе порядок. Ты ведь способен на что-то большее, чем кивать и соглашаться с тем, кто сильнее?

Змей молча проглотил оскорбление, возвращаясь на подушки. Он подумал о том, что вечер будет долгим и очень неприятным.

— Фуад поступил как последний подонок, — помолчав, сказал брат Эоланты. — Но кто дал тебе право брать закон в свои руки и вершить суд, Халиф? Решением таких вопросов занимается Аднан Саркис. Или он отправился на пенсию, прикупив островок в Тихом океане?

— Аднан дал мне право на то, чтобы пролить кровь, — ответил Ливий.

— Еще один щенок, убивающий врагов чужими руками. — Сезар взял кофейник и наполнил свою чашку. — И что потом? Что будет, когда ты убьешь его? Я слышал, что ты собираешься уехать в Европу. Оставишь своего преемника на руинах империи? В этом заключается твой гениальный план?